— Какая чудесная трансформация из бульдозера в волшебники. У нас сегодня омлет и овсянка с ягодами. Так что приглашаю! — видно, что ночью она плакала, но уже слава богу хотя бы нет этого затравленного ужаса в глазах.

— Я быстро, — даже улыбнулась.

Как только за ней закрылась дверь в ванную прискакал мелкий.

— С чего своё утро начинает каждый мужчина? — бросаю я сонному сорванцу.

— С горшка?

— Хм, можно конечно и в такой последовательности, но я имел в виду чистить зубы. А пока мамочка заняла ванную, давай застелем кровати.

Мы завтракаем, болтаем, даже смеёмся. После, демонстративно высыпав на полу в детской конструктор, начинаю строить город на радость Никите.

— Мы сегодня на работу не пойдём? — осторожно интересуется моя птичка. Как же я её люблю…

— Нет, сегодня мы все побудем дома.

Сегодня я ни о чём другом думать не могу. Я жду результатов теста, отвлекая себя играми с ребёнком, просмотром мультфильмов, приготовлением обеда и даже мытьём посуды, чем не мало удивил Злату. Мы не говорим о вчерашнем, не упоминаем о случившемся даже намёками. Хотя после вчерашнего ей самой хочется прикасаться ко мне чаще. «Не было бы счастья, да несчастье помогло», это как раз про нас.

В восемь вечера снова звонит Атаманов:

— Подтвердилось. Девяносто девять процентов, что он биологический отец.

— Завтра в десять утра в подземном гараже моего офиса. Буду ждать, — сухо бросаю в трубку и слежу взглядом за Златой, зная, что очень скоро я поквитаюсь с её обидчиком раз и навсегда.

— Я останусь на ночь, хорошо? — бросаю я ей с улыбкой.

— Конечно! — выдыхает она почти с благодарностью. Теперь у меня есть все аргументы убедить её переехать ко мне и на днях мы вплотную займёмся этим вопросом.

Прежде чем лечь спать, вдруг признаюсь ей в любви. Спонтанно. Само вырвалось. Больше не могу удержать это в себе. Думал испугается таких слов. Но она продолжает меня поражать, забирается ко мне на колени, обнимает, и со слезами на глазах, несмело, но так искренне признаётся в ответных чувствах. Господи, неужели это случилось? Боюсь растревожить момент, боюсь лишний раз шумно вздохнуть. Поэтому просто целую, прижимаю её к себе и слушаю, как засыпает моя птичка.

Сегодня только нежные-нежные поцелуи и крепкий сон. Засыпаем в обнимку и с ней мне спится намного слаще.

Начинаю привыкать к обязанностям волшебника и домохозяйки. Бужу и снова готовлю завтрак. Чёрт, мне это начинает нравиться! Ловить эти восторженные взгляды и получать аплодисменты.

— Забросим Никиту в детский сада, а сами в офис. Я быстренько проведу совещание и до вечера уеду по делам. Но после работы я тебя подхвачу, и мы вместе заберём этого парня, — киваю на пацана, замечая, как сжалась моя девочка. Подхожу ближе, обнимаю и шепчу в самое ухо. — Ту тварь отследили по камерам, поймали и посадили в клетку, из которой он больше не выберется. Тебе больше нечего бояться.

— Хорошо, — кивает она, начиная собираться, видимо, прокручивая сказанное мной и перекладывая мысли.

Я спешу. Поэтому даже лично завёл Никиту в детский сад, потому что рядом со мной он прекращает капризничать и ведёт себя как настоящий солдат. И наверное, впервые за пять лет это было самое быстрое и спокойное совещание, без моих криков и подкашивающихся коленок подчинённых. Строго по делу, конструктивно и сдержанно. В десять утра со своими людьми я уже ждал в гараже. И когда подъехал белый фургон, мой водитель сел за руль, и мы с ребятами двинулись за ним.

— За лошадей договорились? — киваю я Кириллу.

— Всё схвачено.

Мы выехали далеко за черту пригорода. Я выбрал чистое поле, подальше от людских глаз. Открыв двери фургона, парни вытащили это чмо содрав мешок с его головы. Скользкий, омерзительный взгляд, посредственная внешность, намечающиеся залысины, поджарый, невысокого роста. Смотрит на меня и понимает, что сегодня он сдохнет.

— Хотелось бы мне сказать, что, если будешь вести себя тихо умрёшь быстро, а если будешь вырываться подыхать будешь мучительно, — обратился я к нему. — Но это не про твой случай. Подыхать ты будешь в любом случае долго и мучительно за то, что четыре года назад изнасиловал девушку. За которой ты, падаль, вчера следил. Ты не заслуживаешь, чтобы тебя судили, потому что наш самый гуманный суд в мире даст тебе пожизненное и ты будешь незаслуженно жрать казённые харчи. Мы тебя осудим и накажем по-своему. И права сказать своё последнее слово у тебя тоже нет, — упёрся я взглядом на его заклеенный рот.

Один конец верёвки стянул его щиколотки, второй конец надёжно привязан к седлу. Вскочив в седло, я пришпорил коня, и мы потащили это тело за собой по мёрзлым кочкам. Я не стал марать об него руки, гонял коня до тех пор, пока эта двуногая скотина в человеческом обличье не испустила дух.

— Зарыть в лесу, как собаку! — бросив приказ, испытываю настоящее облегчение, что земля больше не носит такого урода. Ударив по газам, я помчался к своей Злате, зная, что она ждёт, что теперь она моя и впереди у нас целая жизнь.

После нашего ночного разговора, после того как я, конечно, как смогла рассказала ему о … том случае, Захар изменился. Его взгляд стал другим. Я это тут же уловила, заглянув спросонья на кухню. Это была не жалость, нет. Это была теплота. Но до этого дня я не знала, что у теплоты человеческого взгляда бывает градус и густота. Он укутывал меня этим взглядом, согревал, вселял ощущение невесомости. Но в уголках его губ и глаз проступает решимость. О чём он так усиленно размышляет? И что странно, меня уже не удивляет его пост у моей плиты. Так приятно видеть его, так приятно хотеть его обнять, так приятно прижиматься к этому сильному телу. Как … я раньше вообще существовала без него?

— А мы разве на работу сегодня не пойдём? — мне не хочется думать о вчерашнем. Хватит того, что видимо он постоянно об этом думает. Но я должна знать, что происходит. К чему готовиться и когда сойдёт напряжение, потому что оно во всём, в том, как он держит спину, в изгибе брови, в быстрых взглядах на телефон.

— Сегодня мы все побудем дома, — даже голос у него и тот изменился. И я уже люблю эту его интонацию…. Люблю? Я поражённо замираю, в полушаге от него. Захар тянет ко мне руку, чтобы я присела рядом с ним, а я таращусь на него, словно вижу в первый раз и тяжёлым дыханием пытаюсь отогнать панику. Да я ведь его люблю. … Я полюбила этого мужчину. Мужчину, который укрыл меня в этой житейской вьюге и откопал моё заметённое снегом и пеплом сердце. Господи, это ж надо! А я-то думаю, что же это за одержимость такая, что же это делается с моей душой.

— Всё хорошо, золотце? — дотянувшись до меня, усаживает меня к себе на колени, продолжая выбирать из конструктора синие элементы. Никитка вне себя от счастья, что папа строит с ним башню.

— Всё нормально. Я могу чем-то вам помочь? — улыбаюсь, рядом с ним чувствуя себя всесильной и не уязвимой.