С годами Дина снова научилась радоваться и благодарить Бога за каждый прожитый день. Рядом были друзья и дети. Здоровые, красивые, умные и… похожие на Сашу. Особенно сын. Чего еще ей можно было желать.

Мужчины? Их в жизни Дины тоже хватало. Красивая, загадочная, она привлекала внимание, интриговала своей недоступностью. С Диной заигрывали, флиртовали, приглашали на свидание и каждый раз получали мягкий отказ. За эти годы Дина, как и в свое время ее мать Тамара после смерти мужа, привыкла спать одна. И менять этот расклад ни та, ни другая не собирались. Новая жизнь полностью устраивала Дину. А то, что по ночам она частенько звала Сашу… это были уже сугубо ее личные проблемы.

Этот майский день не обещал быть чем-то необычным. Ярко светило солнце. В кабинет, расположенный в высотке неподалеку от Чистых прудов, врывался по-летнему жаркий ветер. Снегопад из пушистого тополиного пуха, настойчиво закручиваясь по спирали, нахально лез в лицо людей, прогуливающихся вдоль прудов.

Работать совсем не хотелось. Вдобавок сквозь открытое окно назойливо долетали громкие, по-театральному упоенные строки Шекспира, которые декламировал нищий, слегка полоумный актер, расхаживая со шляпой вдоль прудов, то и дело обращаясь к прохожим. Эти многовековые строки эхом отдавались в сердце Александра, сидящего в кожаном кресле за массивным рабочим столом. В руках он вертел старую фотографию смеющейся Динки.

Они не виделись вот уже много лет. Хотя нет… Саша врал. Было время, когда он частенько украдкой приезжал к дому Динки, чтобы хотя бы издали посмотреть, как она возвращается с работы, идет в магазин, гуляет на площадке с детьми. Он любовался ею, не смея подойти и спросить, что же произошло в ее сердце, почему она его так скоропалительно разлюбила? Сделать это мешала банальная мужская гордость – Александр был не из тех, кто навязывает свою любовь. Да и осознание того, что закрытая Динка вряд ли скажет ему правду. И потом, что вообще она могла ему сказать? Любовь – это чувство. А чувства эфемерны. Они порой появляются внезапно и так же внезапно исчезают. И не всегда для этого нужна веская причина. Нельзя заставить человека любить – в этом Саша был уверен, поэтому и не навязывался.

Еще Александру было неприятно чувствовать себя лицемером по отношению к Валере, который тянулся к нему, старательно дружил, не подозревая, что Саша – прошлое его жены. Почему Дина вышла замуж за Ботаника – Александр тоже не мог понять, он так и не увидел в их отношениях любви, страсти, хотя… Женская душа и логика – загадка!

Саша продолжал приезжать к дому Динки и после того, как в его жизни появилась Света. И чувствовал себя от этого вдвойне предателем, хотя формально измены не было. Но однажды, поймав себя на том, что он уже приезжает в двор Динки каждый день, как на работу, Александр решил затормозить. Потому что ситуация явно была ненормальной и выходила из-под контроля. Нельзя было так циклиться на одном человеке. И тогда он принял очень тяжелое для себя решение: жить и двигаться дальше. Без Динки, с которой все равно не было будущего. Со Светой.

Собрав волю в кулак, Александр запретил себе заглядывать в тот двор. Он надеялся, что время лечит, что память стирает…

Сейчас, глядя на фото смеющейся Динки, он чувствовал себя обманутым. Время не только не вылечило, оно лишь усилило разъедающую душу боль. Саша чувствовал себя как человек, страдающий зависимостью: алкоголиком или наркоманом. Он сто раз обещал себе избавиться от этой фотографии. Однажды даже выкинул ее в мусорное ведро, но тут же вернул назад. Жизнь без воспоминаний о Динке теряла для него вкус и цвет. Поэтому он все же оставил этот островок памяти, спрятав его у себя в рабочем столе.

От воспоминаний Сашку отвлек Медведь, который в стильном деловом костюме (правда, при этом в несуразных ярких ботинках) залетел в кабинет. Как всегда, без стука.

– Шеф! Собирайся, поехали! Билеты купил! Карету подогнал, – громогласно возвестил начальник охраны. – Все готово! Можем ехать!

Плюхнувшись в большое мягкое кожаное кресло, Медведь, блаженно закрыв глаза, промурчал: – О-ох! Какое мягонькое!

Саша поспешно убрал фотографию Динки в сторону, перевернув ее лицом вниз. Однако от любопытного бесцеремонного Медведя, который уже давно стал неотъемлемой частью жизни Александра, не ускользнул этот жест.

– Молодец, Медведь. Сейчас. Пару договоров еще подпишу и сразу едем.

Александр быстро пробежался глазами по документам, которые должен был завизировать. Тем временем расплывшийся в улыбке Медведь всеми своими мыслями уже был в Сибири, куда летал вместе с Сашкой регулярно на правах лучшего друга. Ему нравилось быть практически членом семьи Александра.

– Мне Москва эта уже вот здесь, – показав на горло, возвестил воодушевленный начальник охраны. – Ой, Саш, скорей бы в Сибирь, а! Отдохнуть хоть парочку денечков от всей этой суеты…

Насчет того, что это будет отдых, Александр сильно сомневался. У бабули намечался юбилей, и она явно затеяла нечто грандиозное. А это означало лишь одно: внук вместе с остальной семьей будет по полной привлечен к домашним делам. Так что вместо отдыха их ждали весьма насыщенные выходные.

Внезапно Медведь напрягся, метнул настороженный взгляд на шефа.

– Слушай, Саш. А Светлана Павловна с нами не летит? А то как-то неудобно, все-таки у бабули юбилей…

Лелейный голос Медведя, который шустро перебазировался на стул поближе к Саше, не смог обмануть друга. Александр по-доброму усмехнулся. Медведь был в своем репертуаре: планировал уйти на выходных в загул, а при утонченной Светлане ему это было делать не комильфо – он старался держать при ней марку «правильного парня».

– Нет. Светка остается. У нее тут дел по горло. Только мы вдвоем.

В глубине души Саша понимал, что дела были ни при чем. Просто его семья так до конца и не приняла москвичку Свету, хотя общались с ней исключительно вежливо. Но факт оставался фактом: Света как была, так и осталась для них чужим человеком. И та это интуитивно чувствовала, поэтому особо и не рвалась с ним в Сибирь. В отличие от Медведя, который чувствовал себя у Сашки дома как рыба в воде.

Саша с интересом посмотрел на друга, который старательно пытался изобразить горькую искреннюю досаду.

– Да ты что? М-м-м… – и тут же, не выдержав, жизнерадостно возвестил: – Еу! Оторвемся по полной!