Витя сидел на земле, вытирая кровь с разбитой губы. Он больше не улыбался и не смотрел в сторону Нади. Андрей, дав понять мужчинам, которые его удерживали, что он не намерен продолжать драку, взял девушку за руку и повел ее по направлению к парковке.

Ярость, казалось, выплескивалась из него, он с такой силой сжал Надю за руку, что захрустели суставы. Надя с трудом сдержала крик. Андрей впихнул ее в машину, сел за руль и поехал в сторону ее дома. Желчь, которую он сдерживал всю дорогу, обрушилась на девушку в один миг в ее, недавно купленной, квартире, которая не была готова к такому разрушающему действию.

Ущерб от урагана ревности был сокрушительный. Андрей раскидал мебель, почти всю ее переломав, разбил посуду, вазы, а в конце наотмашь ударил Надю по лицу, от чего она упала на пол. Темнота окружила ее: ни слова, ни одного звука она не слышала и перед глазами была черная ночь. Щека пульсировала от боли. Надя испугалась, но кричать не могла. От безысходности она опустила голову на пол.

Очнулась Надя от того, что Андрей брызгал ее лицо холодной водой, а она от нее задыхалась.

— Что же ты делаешь, Надя, что же ты делаешь, что же ты делаешь? — повторял он, и Надя заметила в его глазах страх.

Увидев, что она пришла в себя и открыла глаза, он, не дав ей опомниться, стал ласкать и целовать ее прямо на полу, усыпанном разбитым стеклом. Надя чувствовала, как осколки врезаются ей в спину, раздирая кожу. Но она молча ждала, пока мужчина утолит свою страсть. Физическая боль была невыносима, но душевная боль была сильнее во сто крат.

— Ты моя. Ты только моя. Я люблю тебя, — шептал ей Андрей, прижимаясь губами к спутанным каштановым волосам.

После того вечера Надя неделю болела и не выходила из дома: спина была разодрана в нескольких местах до мяса осколками стекла, на щеке сиял огромный синяк. Ей было стыдно перед Наташей, она соврала ей, что простудилась. Ей было стыдно перед самой собой. Она не могла найти оправдания поступку Андрея.

Наташа взяла на себя всю работу в студии, не задавая лишних вопросов. Она не жалела Надю, наоборот, даже завидовала ей в глубине души. Вокруг нее никогда в жизни не кипели такие страсти. Никто не дрался из-за нее на улицах. «И что вы все нашли в ней?» — с грустью думала девушка.

На следующий день Андрей прислал к Наде курьера с огромным букетом цветов, а также посылки с новой посудой и мебелью. Квартиру привела в порядок нанятая мужчиной уборщица. У Нади снова стало чисто и уютно, а на столе стоял огромный букет цветов. Андрей звонил каждый час и разговаривал с ней, как с маленьким ребенком. Он ощущал свою вину и старался ее загладить.

Надя весь день провела в постели, плача от боли, обиды и бессилия. Знала ли Лу о том, какому мужчине она поручает ее судьбу? Неужели для нее на первом месте материальное благополучие? И сама она хороша — позволила купить себя за обещание красивой жизни. К чему это привело? К счастью? Надя терзала себя этими и другими вопросами.

Андрей приехал к ней на следующий вечер и объяснил свою вспышку ярости тем, что он очень ревнив, и ей лучше никогда не провоцировать его.

— Вы почти обнимались, стоя посреди улицы. Как я должен был реагировать на это? Кто он, вообще, такой?

— Какой-то Наташин знакомый, — соврала Надя, — во-первых, мы не обнимались. Во-вторых, я не могла высвободить руку. То, что общение мне неприятно, можно было видеть по-моему лицу. Но ты же даже не посмотрел на мое лицо! Мои чувства никогда тебя не волнуют! — Надя не сдержалась и перешла на крик.

— Успокойся, Надя. Обещаю, такого больше не повторится, но не смей меня больше провоцировать. Не вызывай мой гнев. Иначе я убью тебя, — после этих слов Андрей засмеялся, как будто это была шутка.

У Нади мурашки побежали по коже от того, что, несмотря на комфорт и роскошь, которыми она окружена, она никто, бессловесная кукла в руках деспотичного кукловода. Ее счастье и успех — это иллюзия, которая в один прекрасный день может растаять в воздухе по его прихоти.

— Знаешь, я иногда жалею о том, что разрешил тебе работать. Может быть, ты оставишь все на Наташу и будешь больше времени проводить со мной? У меня намечается поездка в Грецию на следующей неделе. Поедешь со мной: отдохнешь, развеешься.

— Хорошо, я постараюсь.

— Не постараешься, а поедешь, Надя. Делай так, как я скажу, и все у тебя будет хорошо.

«И это любовь? Это самое обыкновенное рабство, в котором нет ни капли взаимопонимани. Нет даже намека на светлые чувства,» — думала Надя. Ей хотелось остаться одной и выплакать свое разочарование.

— Я приеду за тобой завтра, любимая. Выздоравливай и постарайся завтра быть на ногах. — Он ласково погладил синяк на щеке, поцеловал ее в губы и ушел.

Надя уткнулась в подушку и заплакала.

«Девочка моя, если ты читаешь эти строки, значит, меня уже нет на свете. Значит, ты уже выросла. Я верю в тебя и в твой свет, помни об этом. Ты справишься. Пришла пора тебе узнать всю правду о себе и о своем волке,» — с этих слов началась история, записанная Тамарой Савельевой в тетрадь с коричневой кожаной обложкой. Тетрадь пахла плесенью и сушеными травами.

Надя пробегала глазами по рукописному тексту. Перед ней сейчас оживали образы из далекого прошлого. На миг ей показалось, что бабушка здесь, рядом, стоит за ее спиной. Она даже вздрогнула от этой мысли и обернулась. Никого не было. Она была в избушке одна. Снова повернувшись к столу, Надя взяла тетрадь в руки и, забыв обо всем на свете, принялась читать.

«Мы жили с отцом в лесу, в маленькой избушке. Вели свое небольшое хозяйство. Отец тогда работал лесником. С раннего детства я росла без матери, поэтому все время ходила за отцом: куда он, туда и я. Уже в детстве я знала лес, как свои пять пять пальцев. По крайней мере, я так думала. Все детство мое прошло в нем. Мы редко выбирались в соседние деревни. Но однажды, исследуя незнакомый путь, я забрела слишком далеко от дома и заблудилась. Долго бродила по чаще, пока не услышала шум воды. Я пошла на него и вышла к древней избушке.

Избушка стояла под огромным земляным валом, словно пряталась под ним от глаз случайных путников. Неподалеку текла речка. По ее берегам росли высокие деревья. С самого вала открывался чудесный вид на лесные просторы. Правда, на него было очень сложно забраться. Здесь было очень красиво.

На крыльце избушки сидела старуха, как будто ждала кого-то. Она накормила и напоила меня, а потом провела по короткой дороге до мест, которые мне были знакомы. Она не задала мне ни одного вопроса. И я, в свою очередь, тоже молчала, не решаясь заговорить. Я подумала, что старуха — лесная ведьма.

Дома я всю ночь не могла сомкнуть глаз, но не от страха, а от любопытства, и на следующий день снова пришла к ее жилищу по короткому пути. Так мы познакомились с бабкой Агафьей. Она была знахаркой — лечила людей заговорами, молитвами и травами. Как я впоследствии. Вот уже с десяток лет жила она в лесной глуши. Она знала заговоры, молитвы, старинные рецепты снадобий. В родной деревне ее оклеветали, обвинив в смерти ребенка, которому она не смогла помочь. За ее слова о том, что дитя избавит от страданий только смерть, ее прозвали ведьмой и с позором прогнали в лес. Люди боятся того, что им не понятно. Они не принимают тех, кто не похож на них. Они боятся или ненавидят того, кого не в силах понять. Но знахари — это ведь не волшебники. Подчас нам удается сотворить чудо, но подчас нет.