– Что здесь случилось?

Она улыбнулась:

– Пошла на озеро искупаться. Пока плавала, какой-то урод сжег одежду.

– И все? – Он сел за стол и придвинул к себе чашку. – Жива, здорова и – слава богу.

– Если бы только платье сгорело! – посетовала Мария Егоровна, наливая мужу заварку.

– Что еще? – спросил Витольд Николаевич.

Дайнека, вздохнув, ответила:

– Сегодня в Доме культуры стенку сломали…

Он кивнул.

– Маша мне рассказала: в нише нашли пальто.

– Вот, – подтвердила Дайнека. – Его тоже сожгли.

– Зачем же ты потащила пальто на пляж?

– А куда мне было его деть?

– Оставить в костюмерной у Маши.

– Я сразу поехала в полицию, а потом замоталась.

– И что Труфанов?

Дайнека села за стол, взяла кружку и насыпала в нее сахару. Мария Егоровна налила для нее чаю и поставила на стол теплые булочки.

– Он рассказал про одного человека, который был связан с Еленой Свиридовой.

– Кто такой? – поинтересовался Витольд Николаевич.

– Олег Семенович Роев.

– Знакомая фамилия, – задумался Кораблев. – Не тот ли Роев, что застрелился в нашей гостинице?

Дайнека кивнула:

– И случилось это на четвертые сутки после исчезновения Лены Свиридовой.

К ним подсела Мария Егоровна.

– Я тоже помню эту историю. Тогда весь город гудел. Парень был из Москвы. Точно помню – работал на комбинате, в транспортно-складском цехе.

– Какая разница, – проворчал Кораблев. – Он был из главка и мог работать где угодно. Поэтому к делу пришлось подключить КГБ.

– Вы были в курсе? – спросила Дайнека.

– Сам этим не занимался, но слышал, что он застрелился.

– Да как же, Витольд, – вмешалась Мария Егоровна. – Я помню, ты рассказывал про него, там еще какое-то письмо в комнате было…

– Не письмо, – отмахнулся Витольд Николаевич. – Так… Записка. Что-то вроде «прости-прощай» от какой-нибудь свиристелки.

– «Прощай навек», – уточнила Дайнека и спросила у Кораблева – Вы не помните, смерть Роева и дело об исчезновении Свиридовой не рассматривали как связанные друг с другом?

– Это вряд ли. Я, признаться, не слишком интересовался расследованием дела Свиридовой. Да и к делу Роева отношения не имел.

– Очень жаль, – проговорила Дайнека.

– Почему же? – спросил Витольд Николаевич.

– Иначе вы бы мне здорово помогли.

– Уж не собираешься ли ты заняться расследованием? – захохотал Кораблев.

– Почему бы и нет… – глубокомысленно заключила она.

Утром Дайнека вышла на кухню, пристроилась у окна и стала грызть печенье, придумывая, как провести день. Цветы в палисаднике источали нежнейший аромат, замешенный на росе и недавней ночной свежести.

– Доброе утро, Людочка! – на кухне появилась Мария Егоровна, и сразу все вокруг заработало, зашипело и полилось. – Что же молочка себе не нальешь? – Она достала вчерашние булочки, налила в кружку чаю и поставила на подоконник перед Дайнекой.

– Вчера вечером я была в Доме культуры, – сказала Дайнека.

– Почему же не зашла в костюмерную? У Валентины Михайловны только и разговоров, что про тебя: какая ты ловкая да умелая.

– Ждала одного человека… Посидела с вахтершей, попила чаю, поговорила с Анной Петровной… Странно, – оживилась Дайнека, – вроде лето, одежду в гардероб не сдают. Зачем нужна гардеробщица?

– Гардеробщицы все лето починяют чехлы со зрительских кресел. Где порвано, где по шву разошлось, а где и заплатку надо поставить. – Мария Егоровна энергично взбивала омлет. – Куда сегодня пойдешь? Опять загорать?

Навалившись на подоконник, Дайнека высунулась в окно, потом, обернувшись, сказала:

– С мамой пойдем на пляж.

– Вот и правильно, вот и сходите. А я вам булочек заверну и чаю в термосе приготовлю.

– Зачем? До дома – сто метров.

– А вы коврик уютно постелите, термос откроете, булочки развернете, вот тогда меня добрым словом и вспомните.

Мария Егоровна ушла на работу, оставив на столе корзинку с провизией. Людмила Николаевна прихватила ее с собой, отправляясь на озеро. Дайнека подвезла мать к самой воде, чтобы та, сделав несколько трудных шагов, могла поплавать. Они сделали пару таких заходов и, когда, уставшие, легли загорать, с аппетитом съели все булочки.

Провалявшись весь день у воды, Дайнека прикрыла полотенцем саднившие плечи и отправилась прогуляться по пляжу. Пройдясь туда и обратно несколько раз, поняла, что погибает от скуки. Мать, почувствовав ее настроение, засобиралась домой. Забравшись в инвалидную коляску, сказала:

– Я хотела с тобой поговорить.

– Скоро приедем домой… – Дайнека налегла на коляску, трудно катившуюся по песку.

– Только не там, – поспешно возразила Людмила Николаевна.

Дайнека остановилась, обошла мать и присела перед ней на песок.

– В чем дело?

– Нам лучше уехать домой.

– С чего это вдруг? Ты сама хотела здесь отдохнуть.

– Мне неловко перед Надеждой и перед Марией Егоровной.

– Почему? – удивилась Дайнека.

– Вчера Витольд Николаевич снова принес цветы.

– Ну и что?

– Он еще и ухаживает.

– Старик вспомнил молодость.

– Мне это не нужно, но его жена может подумать…

– Не может. – Дайнека поднялась на ноги, взялась за коляску и покатила ее дальше.

Людмила Николаевна оглянулась:

– Откуда такая уверенность?

– Я сказала, что мужики тебе не нужны, ты любишь женщин.

– Так и сказала? – ужаснулась Людмила Николаевна.

– А чего было ждать? Пока Мария Егоровна изведется от ревности? Говорю тебе, старик вспомнил молодость. Зная тебя, я уверена – он скоро успокоится.

– Кому из них ты сказала?

– Надежде.

– И она передала матери?

– На это и был расчет.

– Какая же ты…

– Какая? – спросила Дайнека.

– Безжалостная.

Дайнека остановилась.

– Если хочешь, поедем домой.

Чуть помедлив, Людмила Николаевна тихо ответила:

– Нет. Я не хочу.

На подходе к дому Дайнеке позвонил Вячеслав. Спустя полчаса она вернулась на обезлюдевший пляж.