– Пожалуйста, расскажите поподробнее, – попросила Дайнека.

– В конце лета восемьдесят третьего года из нашего министерства пришло распоряжение об организации нового подразделения в рамках цеха, где я был начальником. Подразделение назвали: «Хранилище № 20». Вам, вероятно, известно, что бо́льшая часть нашего комбината расположена в скальном грунте. Его так спроектировали и построили в годы холодной войны. В случае атомной бомбардировки подземные помещения, а главное – ядерные реакторы должны были уцелеть. Так вот… Мне было приказано оборудовать под землей на территории комбината складские помещения, весьма небольшие по площади, помнится – метров триста или четыреста. Вскоре приехал Роев…

Вторник, 30 августа 1983 года

В кабинет начальника транспортно-складского цеха зашла секретарша и, сделав большие глаза, прошептала:

– Валерий Васильевич, к вам из Москвы…

– Зови. – Он встал и вышел из-за стола.

В дверях показался мужчина – коротко стриженный, поджарый, с внимательным, напряженным взглядом.

– Роев Олег Семенович, направлен из Главка, – он протянул документы. – Здесь все написано.

Арзамасцев взял документы и указал на стул.

– Прошу вас, садитесь, – сам тоже сел, разложил на столе бумаги, но читать их не стал, просто сказал: – Согласно распоряжению все подготовлено. Хранилище расположено в выработке скального грунта, как и предписано, в непосредственной близости от подъездных путей.

Роев пасмурно улыбнулся.

– В скальном грунте?

– Все не так мрачно, как может показаться. Вполне цивильные помещения, как в Московском метро. Одно – для хранилища, другое – под маленький кабинет. Стеллажи и мебель уже завезли. Вход круглосуточно охраняют чекисты. Приказ о вашем приеме на работу уже подготовлен. Пропуск в городскую и промзону оформите в Бюро пропусков. До хранилища будете добираться на электричке, которая заходит внутрь горы. Там от перрона вас проводит начальник складского хозяйства.

– Нет, – сказал Роев.

– Что? – не понял Валерий Васильевич. – В чем дело?

– Помещение выберу сам. Контактировать буду только с вами. Вы и проводите.

– Ну хорошо… – не без досады согласился Арзамасцев. – Если вы считаете, что в этом есть смысл…

– Смысл есть. Поверьте мне на слово.

– Простите, забыл сообщить, что в ваше распоряжение передается один кладовщик и два грузчика.

– Кладовщик мне не нужен. Грузчики – только когда прибывает спецгруз.

– Когда ожидаете первое поступление?

– Через неделю.

– Не спрашиваю, что именно, но все-таки интересно…

– И не надо, не спрашивайте. Все равно не отвечу. Груз придет в спецвагоне. Разгружать будем ночью, без лишних свидетелей. На время разгрузки охрану снимайте. Весь регламент я пропишу и попрошу придерживаться его неукоснительно. Да, и еще… На случай вашего отсутствия прошу оформить для меня право подписи документов и предоставить дубликат вашей печати.

– Но… – Арзамасцев обалдел от такого напора.

– Никаких «но». Есть сомнения – прошу сделать запрос в министерство.

– В распоряжении все прописано.

– Тем более никаких «но» быть не должно.

– Все будет сделано.

Роев поднялся со стула.

– Жить буду в гостинице. Если нужно, вы меня всегда там найдете.

– Надолго вы к нам? – спохватился Валерий Васильевич.

Роев скривился в полуулыбке:

– Как примете.

– И все-таки, – поинтересовалась Дайнека, – вы знаете, что привозили в хранилище?

– Нет. Это был стратегический проект, в который не посвящали лишних людей. Отгрузочных документов я не видел ни разу. Все хранилось у Роева. Рабочий, который работал в ту первую ночь на погрузчике, сказал – обычные ящики. Я, признаться, решил, что это какой-то архив, из тех, что лучше держать подальше. Возможно, чья-то страховка.

– И часто приходили такие грузы?

– За все время – четыре раза. Спецвагон всегда был неполным. Груз приходил, и его никогда никуда не перемещали. – Валерий Васильевич глянул в окно. Там опять начался дождь. – На всякий случай я велел грузчикам держать меня в курсе. Мало ли что… Потом отвечать.

– Насколько я поняла, Олег Роев был совершенно автономным решальщиком.

– Так и было, – кивнул Арзамасцев. – Но мне тогда хотелось подстраховаться.

– Вы сказали, что вход в хранилище круглосуточно охраняли. Что это значит?

– Ну, во-первых, там постоянно дежурили два солдата, кстати, с оружием. В определенное время они сменялись. Во-вторых, не забывайте, что хранилище находилось в пределах хорошо охраняемого подземного завода, и там тоже было несколько рубежей охраны. Если кто-то хотел спрятать свои секреты, лучшего места было не найти.

– Вы сказали, что Роев бездельничал.

– И не откажусь от своих слов. Я видел, как ему было скучно. В гостинице работала подруга моей жены. По ее словам, он постоянно сидел в своем номере. Выходил, конечно, но редко. Кстати, ему предоставили служебную «Волгу», что по тем временам было нонсенсом.

– С водителем? – спросила Дайнека.

– Нет, он водил ее сам.

– Подруга вашей жены не рассказывала – его кто-нибудь навещал?

– Вас, конечно, интересует, не приходила ли к нему та самая девушка? – задал встречный вопрос Арзамасцев.

– Да, – подтвердила Дайнека.

– Об этом я ничего не слышал. – Старик замолчал, и Дайнека увидела, что он нервно прошелся узловатыми пальцами по пуговицам своей рубашки, словно проверяя, все ли застегнуты. – Однажды мне пришлось у него побывать. Хорошо помню, мы ждали спецгруз и предстояла разгрузка. Мне требовалось согласовать замену рабочего. Мобильников тогда не было, и я отправился прямиком в гостиницу. Как сейчас помню, дело шло к вечеру. Дежурила подруга жены, она пропустила меня безо всякого документа. Я поднялся на третий этаж, нашел его номер, постучал, но мне не ответили. Дверь была не заперта, и я зашел. Роев стоял в дальней комнате люкса и смотрел в окно. Он был так поглощен этим занятием, что не заметил моего появления. А когда увидел меня, у него было такое лицо, будто я застал его за чем-то… – Валерий Васильевич умолк, подбирая нужное слово, – за чем-то сугубо личным. Настолько личным, что он ни при каких обстоятельствах не стал бы этим делиться.

– Вы не заметили, куда он смотрел? – поинтересовалась Дайнека.

– Нет. Он отошел от окна, и мы заговорили о нашем деле. Тогда я понял… нет, скорее почувствовал, что ему невыносимо одиноко здесь, в чужом городе. Он был словно заложник.