Манька достала карту и разложила перед собой.

Место под горами было обведено красной жирной линией, как головастик с хвостиком – и вся территория под горами белое пятно. Теперь на карте в этом белом пятне хвостик украшали восемнадцать крестиков и две предупредительные синие черты – означающие глубокие пропасти, замеченную ими слева от первой горы, и еще черточкой была обозначена глубокую расщелина. Отмечали пещеры и места, по которым подъем был чуть легче.

Манька приблизительно смерила расстояние.

Карта была ни то, ни се… – в меридианах и параллелях она не разбиралась.

– Идем дальше, – она сунула карандаш за ухо, как всегда делал Борзеевич, когда вел расчеты и записи. – Нам обратно нельзя. Опозоримся. Шубу я починю, – она повертела одной ступней, второй. – Эх, съехала бы на не на заднице, полподошвы бы уже сносила!

– Учись, катись, – посоветовал Дьявол. – Тут не так круто, одной ногой, второй, разворот попробуй.

– Пока до подъема идем, я тебе покажу, – пообещал Борзеевич. – Есть у меня в запасе парочка приемов. Со второй горы на ногах съедешь! Это у меня… – Борзеевич пнул снегоступы. – Бестолково мы с тобой собирались в дорогу, – констатировал он.

За разговорами прошли еще с полкилометра. Место тут было не ровнее, чем в других местах, но до основного подъема было еще далековато. Борзеевич оказался мудрее, и пока искали укрытие от ветра, закатал по дороге из сырого снега шар. Крепость возвели быстро. Спать на снегу им было не впервой. Но упрятать себя под снегом не получилось.

Стоило воткнуть ветвь в землю, и снег начала быстро таять, утекая в землю с такой скоростью, что Манька и Борзеевич кое-как выбрались из образовавшейся мгновенно ямы, не успев подобрать неугасимую ветвь, провалившуюся под снег.

Очевидно, Борзеевич принял за землю обломок скалы, которая скатилась с вершины с лавиной. Однажды с ними это уже происходило, воткнули рогатину, не докопавшись до земли. Благо, до твердой породы оказалось неглубоко, и поток воды был направлен не в их сторону. Но ту толстую рогатину, которую было жалко до слез, поскольку она могла в считанные полчаса обогреть пещеру, они так и не нашли, и когда снег сошел, еще одну запасную сдвоенную ветку посадили в землю. За ночь ветвь пустила корень и веточки. Отросшие отводки обломили и рассовали по всем местам, подращивая каждую ночь. И оба почему-то не вспомнили об этом, выбирая место для лагеря.

– Маня, там, под нами, похоже, лес! – виновато проговорил Борзеевич, показывая рукой на показавшиеся верхушки в том месте, где только что сидели.

– Мне было бы странно, если бы его не было. Людей нет, пилить некому. Что ж ему не нарасти? – Дьявол, оборачивая себя в резиновый водолазный костюм с трубочкой, очками и ластами, приготовился нырнуть в образовавшееся озерцо, начавшее круговертить. – Попробую найти ветвь и воткнуть ее в землю, чтобы не пропало добро, а вы бегите, пока плыть не пришлось, снег-то под вами еще тает… – разоткровенничался он.

Манька и Борзеевич припустили со всех ног.

Бежали долго, пока не оказались у каменной стены. Взобрались на площадку, и, обернувшись, не поверили глазам: там, где они останавливались, бурлило озеро, вращаясь по кругу и обрушивая в себя тонны снега, образовав воронку, которая пробивала себе дорогу в низину к руслу порытой толстым льдом реки между горными хребтами, через которую они только что перебрались.

– Ну вот, обратной дороги у нас нет! – грустно подытожила Манька, немного испугавшись, что было бы, если бы она повернула назад. – Слава Богу, что мы не туда побежали! – выдохнула она с испугом, заметив, как с горы несется навстречу еще один поток из воды и снега. Очевидно, неугасимая ветвь, оставленная на предыдущем привале, растопила снег, который лавиной несся за ними, пробивая дорогу в леднике, и теперь путь оказался свободен.

Очевидно, Борзеевич думал о том же.

– А у нас ее и не было! – слегка удивленно произнес он, став лицом белее снега.

Оба разом примолкли.

Идти по горам было тяжело. Манька ненавидела и себя, и Дьявола, когда поднялись на вторую вершину и увидели гору еще выше, и еще круче. Она совсем не обрадовалась и горестно вскрикнула, как раненная птица, схватившись за сердце. Борзеевич побледнел и потрясенно застыл с открытым ртом. Тогда как Дьявол немедленно поздравил их обоих с покорением второй вершины, пожав им по очереди руку, и пока они молча взирали на новую беду, вскипятил чаю, разливая по кружкам.

Проходили в день не так уж много, если мерить расстояние километрами. Но тот же Дьявол утверждал, что многие альпинисты еще меньше проходят. Потихоньку набирались опыта и лезли вверх приемами, которые отрабатывали на занятиях по физподготовке. Учились друг друга страховать, перебираться с одной скалы на другую, подниматься по веревке…

Поднимались быстрее, но с ровной дорогой не сравнить.

Третья гора оказалась выше двух предыдущих.

Почему-то с одной стороны горы были крутыми, с отвесными стенами, как поднявшиеся из земли волны, а с другой стороны относительно пологими, так что можно было катиться чуть ли не до следующего подножья, будто кто-то специально образовал их таким образом, мол, покорил вершину – проходи дальше! Но когда оказывались внизу, то сразу начинали понимать, что и с этой стороны подняться на вершину ничуть не легче, чем с той, откуда пришли. Каждая гора оказывалась не только выше, но и круче другой. И не обойти ее, весь горный хребет вздымался ввысь, как крепостные стены, накатывая вперед. Все склоны, и с той и с другой стороны, были изрезаны пропастями и ущельями, поначалу не такими глубокие, как после второй горы. И нередко на дне той или иной пропасти можно было увидеть бурные реки, лаву, копоть, серу, а кое-где попадались горячие источники, которые выбрасывали вверх фонтаны пара. И тут уж Ад Манька описывала Борзеевичу во всем его многообразии, подкрепляя рассказ наглядными примерами.

Но нет худа без добра: в горячем источнике можно было понежиться и погреть косточки, не хуже, чем в бане, по берегам кипящих ручьев росла куцая растительность, которая годилась в пищу, а там, где вода была более-менее остывшей и не промерзала, ловили рыбу и собирали ракушки, которые во многих заморских странах считались деликатесом. Голод как-то сразу ушел на второй план. В таких местах старались пополнить припасы, запасаясь впрок.

Страшнее оказалось с вершины смотреть вниз на ту сторону, откуда пришли.

Вот это была пропасть, так пропасть!

И каждый раз, когда начинали подъем, надеялись, что наконец-то достанут цивилизованную часть государства, на которую Борзеевич наговаривал по вечерам, описывая жизнь и быт цивилизованного общества диким и варварским.

Отчего же тогда все старались перебраться в цивилизованную часть? Или, как поверишь, что все модели чьи-то любовницы и так стали моделями? Неужели не нашлось никого, кто пробил бы себе дорогу талантом? Или, что всеми СМИ заведует Служба Безопасности Их Величеств, и потому на экране одни и те же новости, одни и те же передачи, одинаковые артисты – это было уже похоже на правду. Или, что всем исполнителям воли Их Величеств в горячих точках после чистили память и прививали хорошие манеры электрическим током прямо по мозгам. А это истинно было правдой, Манька знала и без Борзеевича. Был у нее такой знакомый, который рассказывал, что лечили его таким образом от бессонницы, которая мучила его после того, как он посмотрел на множество трупов убиенных врагов и товарищей.