– Вот-вот. – Роуз нетерпеливо переступает с места на место, как будто я ее задерживаю.

– Так где ты была?

– Да тут, недалеко, – отвечает она, взглянув на меня поверх сползших на кончик носа очков. Сейчас гораздо теплее, чем было утром, поэтому она сняла пальто и перебросила через плечо. В груди у меня кипит негодование, которое я изо всех сил игнорирую. Успокойся, не то спугнешь ее.

– Ты встречалась с тем парнем, который прислал тебе эсэмэс? Это был Маз?

– Господи, Ред, да успокойся ты! Конечно, мы друзья и все такое, но я не обязана посвящать тебя в подробности своей личной жизни. Временами даже не знаешь, куда от тебя деваться.

Ее слова застают меня врасплох и больно ранят. Она еще никогда не брала со мной такой тон. Глаза предательски жгут слезы, и, чтобы она их не увидела, я замедляю шаг, а Роуз продолжает идти, оставляя меня позади. Мне удается взять себя в руки, но на место слез приходит полная опустошенность. Ребята из нашей школы делают вид, что ничего не заметили, и, обгоняя меня, лишь искоса поглядывают в мою сторону и пихают друг друга локтями. Дойдя до моста, я останавливаюсь и заглядываю в темные воды Темзы. На память приходит мой недавний кошмар.

– Блин, прости. – Роуз вернулась. Она произносит эти слова с улыбкой и смешком, типа, не стоит обижаться из-за всяких мелочей.

– Ничего, – говорю я застенчиво.

– Ну, тогда пойдем. – Сделав несколько шагов вперед, она оглядывается, но я почему-то не двигаюсь с места, хотя обычно всегда следую за ней, куда бы она меня ни позвала.

– Что ты хотела этим сказать? – выпаливаю я, несмотря на то, что мне меньше всего хочется услышать ответ на этот вопрос.

– Ты о чем? – вздыхает Роуз. Она прекрасно знает, о чем я.

– О том, что ты не знаешь, куда от меня деваться.

Она в раздражении закидывает голову назад.

– Слушай, я ничего такого не имела в виду. Просто… просто мне не всегда хочется делиться с тобой и Лео всем-превсем. Должно же у меня быть личное пространство.

– Хорошо, – говорю я. – Только…

– Что? – Она делает шаг по направлению ко мне.

– Ну, расскажи мне хоть что-нибудь об этом парне. Хотя бы самую малость.

– О таком только извращенцы просят. – Роуз продолжает идти, а я напрягаю все силы, чтоб остаться где стою и позволить ей скрыться за потоком транспорта, но в итоге срываюсь с места и бегу за ней мелкой трусцой.

Иногда я себя ненавижу.

– Я не хочу, чтоб ты подвергала себя опасности, – говорю я. – Одно дело напиваться в парке, и совсем другое – нарываться на проблемы с полицией или сбегать с уроков черт знает с кем.

– Ред, это называется быть подростком, – фыркает Роуз.

– А вот и нет, – говорю я. – Можешь назвать хотя бы еще одного человека, который на этой неделе попадал в участок или курил травку в подсобке для канцелярских принадлежностей, или где ты там этим занималась? Роуз, с тобой случались ужасные вещи…

Одним взглядом она заставляет меня заткнуться.

– Ах, бедная травмированная малышка Роуз! Жизнь так ее потрепала, и теперь она пустилась во все тяжкие. Если бы только нашелся благородный рыцарь в сияющих доспехах, вот он бы ее спас! Так ты, верно, думаешь? – Она мотает головой. – Только штука в том, Ред, что тебе до рыцаря далеко. Ты выезжаешь за счет того, что крутишься вокруг нас с Лео, а без нас ничего из себя не представляешь. Ты думаешь, что знаешь меня, но на самом деле это не так. Ты ни хера меня не знаешь, и, честно говоря, мне уже порядком поднадоели твои замашки. Как ты смеешь указывать мне, как жить, когда даже с собственными проблемами разобраться не можешь?

Я будто гляжу за незнакомку: привычные черты лица изменились до неузнаваемости, и в них отчетливо читается презрение, которого не было даже в тот первый день, когда нас заставили играть вместе в группе.

Впервые за все время нашего знакомства Роуз смотрит на меня сверху вниз. Что с ней происходит? И почему именно сейчас?

– Роуз. – Я делаю шаг ей навстречу. – Я не хочу с тобой ссориться. Пойми, я попросту за тебя переживаю. Ты мне очень дорога.

– Я понимаю. – Выражение ее лица чуточку смягчается. – Но, может быть, прежде чем переживать за других, посмотришься в зеркало? У тебя своих заморочек полно, детка.

Мы двигаемся дальше, но если раньше вместе нам было легко и комфортно, то теперь между нами возникло трение. Сегодня мы идем не в ногу. Шагая по мосту, я стараюсь не глядеть на воду: вдруг она призовет меня к себе, как в том кошмарном сне?

Уотерлу-роуд разветвляется на боковые улочки, а те, в свою очередь, перетекают в аллеи пригородного типа. На углу Альбион-стрит, моей улицы, я останавливаюсь для наших всегдашних долгих прощаний, но Роуз лишь бросает через плечо с легкой улыбкой:

– До завтра!

– Не забудь, на большой перемене репетиция! – кричу я ей в спину, чувствуя себя самым жалким существом на планете.

Я плетусь к дому, убеждая себя, что ничего страшного не произошло; это всего лишь небольшой разлад, какие случаются в каждой истории дружбы. А вдруг нет? Вдруг недавняя трагедия настолько потревожила гладкую поверхность нашей жизни, что по ней кругами пошли волны перемен, переворачивающие все, что делало нас четверых такими, какие мы есть? Я твержу себе, что назавтра все вернется на круги своя, но, дойдя до крыльца, понимаю, что я себя обманываю.

И вот я стою с ключом в руке у облупившейся зеленой входной двери, и открывать ее мне ой как не хочется. Папиной машины нигде не видно – опять. Из гостиной доносятся громкие вопли радио «Харт». Где-то за этими стенами Грейси плетет себе невидимый кокон, чтоб отгородиться от всего происходящего вокруг. Я знаю, как мне следует поступить: нужно зайти домой и повидаться с сестренкой, провести с ней часок-другой, дать ей возможность пожить нормальной жизнью. Но что, если я тоже отклонение от нормы?

В это время дня я застану маму трезвой. Возможно, она будет смотреть на меня без отвращения, а если повезет, то на ее лице появится такая же ласковая улыбка, с какой она смотрела на меня десять лет назад, когда каждое мое слово, каждое движение казалось ей восхитительным чудом. Но скорее всего, как только она меня завидит, лицо ее омрачится и во всех проблемах, которые слишком тяжко встречать без бутылки, она станет винить меня. И, если честно, мне от этого очень больно. Мне больно, когда она так вот на меня смотрит, потому что мне ее здорово не хватает.

Вместо того чтобы открыть дверь, я прячу портфель в гущу живой изгороди, отделяющей наш дом от соседнего, кладу в карман проездной и десятку, которая должна была прослужить мне до конца недели, круто разворачиваюсь и несусь прочь.

Фотография Кэмден-хай-стрит. 0 «лайков». Опубликована только что