Одноразовые телефоны – вот как их называют по телевизору в новостях. Их приобретают, чтобы проворачивать незаконные сделки или крутить романы на стороне, потому что вычислить обладателя такого телефона практически невозможно. Мне сейчас приходит в голову только одна причина, по которой Лео мог завести одноразовый телефон: чтобы выполнять поручения Аарона – но Аарон и дня не провел на свободе, а мобильник выглядит так, будто им пользуются давно. Разблокировав его, я захожу в меню. Ни одного сообщения, история звонков пустая. Я принимаюсь листать список контактов; там всего десять номеров, но один из них сразу же бросается мне в глаза, потому что оканчивается на восемь-восемь-семь.

Я открываю список контактов на своем телефоне и сравниваю последовательности цифр. Они совпадают.

Но зачем Лео понадобилось сохранять номер Наоми в одноразовом телефоне?

Как только раздается первая металлическая нотка школьного звонка, я вскакиваю из-за парты и со всех ног мчусь на выход, спеша занять позицию у тех ворот, через которые пролегает ее путь домой.

Вокруг тишина.

Но уже в следующую минуту из школы, как из разворошенного муравейника, начинают выползать ученики. Радуясь возможности вырваться на свободу, мимо меня шаркает и топает огромная гудящая, кричащая, поющая, дерущаяся толпа. Есть тут и знакомые лица, и незнакомые, но Роуз нигде не видно.

Опущенная голова, наушники, непроницаемое выражение лица – мимо проходит Ашира. В последний момент она бросает на меня быстрый взгляд и кивает в сторону набитого садовыми инструментами дряхлого сарая. Я захожу за него.

– Что хотела? – спрашиваю я, когда она вынимает из ушей наушники.

– «Твиттер» не дал результатов, – говорит она. – Двести тридцать восемь ретвитов, и nada[7]. Такой татуировки не видел никто.

– И что теперь делать?

– Ну, у тебя же тоже есть татуировки, верно?

– Твою мать! Как тебе удалось…

Прекрасно! Эш и в мое облако залезла. Есть там одна фотка, сделанная вскоре после того, как у меня появились татухи.

– Мне нужно было самой убедиться, что вы, ребята, действительно ничего не знаете о том, куда пропала Най, – отвечает она таким небрежным тоном, будто всего-навсего посетила мою страничку в «Инстаграме».

– Эш, прекрати, пожалуйста, эту фигню. То, что ты умеешь взламывать чужие аккаунты, еще не значит, что надо так и поступать. А вдруг кто-то из-за тебя пострадает? Вдруг ты наживешь себе неприятности? Ты ведь понимаешь, что такое вполне возможно?

Эш молча на меня смотрит. Все ясно: ничего она не понимает. А может быть, последствия ее просто не волнуют.

– Мне понравились твои татуировки, – говорит она, отводя глаза. – Они тебе идут.

– Я… ну… спасибо.

Эта девушка вечно сбивает меня с толку.

– Короче, у «Твиттера» чересчур широкий охват, а нам надо обратиться к специалистам. Давай сходим в твой тату-салон? По-моему, это неплохое начало. Может быть, мастер узнает стиль или даст нам какую-нибудь зацепку. Что думаешь?

Ее губы складываются в улыбку, полную надежды, почти очаровательную и в то же время неестественную, как у андроида.

– Ладно, – говорю. – Если хочешь, давай сходим, но ты уже, наверное, и так знаешь адрес, поэтому…

– Потребуется твое присутствие, – перебивает Эш.

– Да? Зачем?

– Мне не особенно нравятся люди.

– Да ладно? – говорю.

– Ну, ты вроде ничего. – Она пожимает плечами.

– Взаимно. – Я делаю то же самое. – Эш… – Немного помедлив, я продолжаю: – А ты больше не думала о том, что она могла просто сбежать с каким-нибудь парнем?

– Думала, – отвечает она.

– И?

– Если у нее с этим парнем была такая сильная любовь, что она посвящала ему песни, где же он сейчас? Она в коме, а ее Ромео все никак не объявится. Если бы это был обычный парень, добрый и любящий, он бы нам ее вернул. Но он этого не сделал. Кем бы он ни был, он разлучил ее с родными. И теперь от него ни слуху ни духу.

Перед глазами всплывает номер Наоми в одноразовом телефоне. Мог ли ее тайной любовью быть Лео? Невозможно. Впрочем, чего в жизни только не бывает. «Левый» мобильник лежит на дне моего кармана, но я ничего про него не говорю. Надо сначала побеседовать с самим Лео.

– Наверное, ты права, – говорю я.

– Так ты сходишь со мной в тату-салон? Можем пойти прямо сейчас.

– Да, вот только… – Я заглядываю ей через плечо.

– Я думала, ты меня поддержишь, – говорит она настойчиво. Она стоит так близко, что мне даже немного неловко. – Мне нужна твоя помощь.

От ее взгляда мне становится… даже не знаю, страшно, что ли. В нем читается уверенность, что я смогу все исправить, но если это кому и под силу, так точно не мне. И все же я хочу хотя бы попытаться.

– Давай завтра? Свалим после большой перемены.

Эш неохотно кивает.

– А ты сегодня зайдешь в больницу?

– Может быть, попозже. Мне еще нужно…

Не удосужившись дослушать мою отмазку до конца, Эш надевает наушники и уносится прочь.

В любом случае мне было бы стыдно признаться ей, что я околачиваюсь тут в надежде повстречать Роуз. Мы с ней весь день не виделись, и я скучаю.

* * *

Я вовремя замечаю Роуз, почти растворившуюся в нескончаемом потоке школьников.

– Эй, чудачка! – кричу я. Понурив плечи, она останавливается. Неужели Роуз пыталась проскользнуть мимо меня незамеченной?

– А, привет. – Она без особого энтузиазма машет рукой.

– Пойдем вместе? – Обычно я не задаю таких вопросов. Обычно мы просто вместе идем домой.

– Ну хорошо.

– Где ты была на большой перемене? До концерта, как ты знаешь, осталась всего пара дней, а тут половина группы берет и не является на репетицию. У нас, вообще-то, важное дело. Мы его ради Най затеяли, да и Смит угрохал на организацию уйму времени и сил, давайте не будем его подводить.

– Знаю. – Роуз останавливается. – Ты думаешь, мне все это безразлично?

– Извини. – Внезапно меня охватывает смертельная усталость. – Я только хочу, чтобы получилось круто. Ради всех нас.

– Да-да, я знаю, прости. – Но ни лицо Роуз, ни тон ее голоса не выражают сожаления. Больше того, ей не терпится, чтоб ее оставили в покое. Это так на нее непохоже, что мне делается не по себе. – Но у меня все под контролем. К тому же мне не нужно так много репетировать, как вам. Это вам с Лео надо привести в форму этого, мелкого, ну как его там.

– Лекраджа, – говорю я. Паренек заслуживает, чтобы его хотя бы называли по имени.