После того вечера слова и поступки Роуз перестали быть для меня загадкой. В отличие от остальных я знаю, что именно ей движет. Люди считают ее самоуверенной, самодовольной выскочкой, которая купается в лучах всеобщего внимания и хочет лишь одного: чтоб на нее смотрели.

Но правда вот в чем. Роуз хочет все время быть на свету, потому что боится мрака.

Она хочет, чтоб на нее смотрели, потому что боится остаться наедине с собой.

Она хочет, чтоб ее любили, потому что иногда сама себя ненавидит.

Вот почему я не могу позволить себе влюбиться в Роуз.

И вот почему выражение лица, с которым она читала ту эсэмэску, про которую соврала мне, вызывает у меня тревогу. Нельзя допустить, чтоб ее снова ранили. Она этого не переживет.

Ашира, Ред

АШИРА

РЕД

АШИРА

РЕД

АШИРА

РЕД

16

Лео вне себя от ярости. Лоб нахмурен, губы поджаты, руки скрещены, стоит, подпирая стенку, в гордом одиночестве на другом конце школьной детской площадки. Обычно на переменах его окружает толпа подпевал: все хотят быть с ним рядом, потому что одно его присутствие делает тебя вроде как более значимым. Впрочем, сегодня ему, по ходу, удалось от них отвязаться или, иными словами, спугнуть их, как это сделал бы старый Лео, внушавший всей школе благоговейный страх.

Репетиция должна была начаться пять минут назад, но пришли только мы с Лекраджем, а следом за нами подоспел мистер Смит с коробкой пончиков и упаковкой кока-колы.

– Ред, а где остальные? – спросил он. – Я принес гостинцы, решил поднять ваш боевой дух. Концерт уже на носу.

– Я не знаю… – Мы с Лекраджем переглянулись, тот пожал плечами. – Пойду поищу их. Скажу, что вы ждете.

– Не надо, – сказал мистер Смит с некоторым раздражением. – У меня на обеденный перерыв запланирована встреча, так что ждать я не могу. Только, пожалуйста, скажи мне, что у вас все схвачено. Мне стольких усилий стоило организовать этот концерт. Музыку я оставил на вас, потому что я вам доверяю. Вы ведь меня не подведете?

– Конечно, нет, сэр.

Он всучил мне коробку с пончиками.

– Вот и хорошо. Я на вас рассчитываю.

– Да что, блин, со всеми такое? – вырвалось у меня, как только за Смитом закрылась дверь. Разве они не понимают, что, если мы не будем держаться вместе, все полетит к чертовой матери?

– Я здесь, – вставил Лекрадж, поднимая руку, как на уроке.

– Молодец. Не уходи никуда, я схожу за остальными.

– Ред! – позвал он.

– Чего?

– Можно мне пончик?

– Что за дела? – спрашиваю я, подходя к Лео. Увидев меня, он опускает голову, как нашкодивший мальчуган. – Лео, во время большой перемены у нас на репетицию от силы тридцать минут, и они уже почти прошли. До концерта осталось всего ничего, Смит волнуется, а Лекрадж не готов! Да что с тобой такое?

– Ничего, – цедит он сквозь зубы, и я вспоминаю, что раньше, в прошлой жизни, мне и в голову не пришло бы заговорить с этим грозным бугаем, а уж упрекать его в чем-то и подавно.

– Знаю я твои «ничего», – говорю. – Это же я, Ред. Выкладывай, мать твою, что там у тебя происходит. Почему ты не пришел вчера в больницу?

– Я пришел, только было уже поздно и в палату меня не пустили. Ну, я немного потоптался снаружи. Все лучше, чем возвращаться домой.

– Почему? – Теперь я вижу, что Лео вовсе не сердится. Он прячется от своей свиты из-за того, что ему грустно. – Чувак, что случилось?

– Вчера вечером Аарон вернулся. Раньше, чем ожидалось. И настал полный пиздец. Мама расстроилась, он озверел. – Лицо Лео словно окаменело. – Настоящий кошмар. Я отправился в больницу, но, как я уже сказал, мне не разрешили увидеться с Най. Как же не хотелось идти домой!

– Э-э… ясно.

Я пытаюсь поставить себя на его место, найти подходящие слова, но у меня ничего не выходит. У меня никогда не было склонного к насилию брата, угодившего за решетку, так что тут наш с Лео жизненный опыт расходится. Нам обоим по шестнадцать, мы оба теряемся, когда мимо проходит хорошенькая девушка, слушаем одну и ту же музыку, смотрим одни и те же фильмы и можем днями напролет болтать о какой-нибудь фигне, но мне никогда, никогда не случалось проходить через то, что Лео пришлось пройти с Аароном.

– И…

– Ну, мама, как и следовало ожидать, начала психовать. Накинулась на него прямо с порога, сказала, что, пока он живет под ее крышей, он должен следовать ее правилам. – Лео раздраженно щелкает языком. – Говорил я ей, не приставай к нему, оставь его в покое, а она такая: я не позволю ему тянуть тебя ко дну… – Он опускает голову и и прячет лицо в ладонях. – В общем, Аарон как с цепи сорвался. Разнес всю квартиру, переломал мамины вещи, пригрозил ей, чтоб она ему не перечила, если не хочет оказаться…

– Ого, – говорю я. Да, в свете таких событий репетиция и правда отходит на второй план.

– Стоило ему только войти, как мама начала его распинать.

– То есть, получается, это она во всем виновата? – говорю я, думая об этой доброй женщине с ее напускной строгостью, вспоминаю, как она улыбается, слушая его игру, как заваривает его любимый чай, чтобы поднять ему настроение.

– Нет! – Глаза Лео гневно сверкают. – Но она должна усвоить, что теперь, когда Аарон вернулся, все будет по-другому. Если она этого не поймет, нас всех ждет полнейшая жопа.

– Она просто хочет тебя оградить…

– Да знаю я! Вот только мне этого не нужно, я сам могу о себе позаботиться. – Он резко отталкивается от стенки и уходит, бросив через плечо: – Прости, Ред, но мне сегодня что-то не хочется репетировать.

– Лео, постой. – Я хватаю его за запястье, но он выдергивает руку. В этот момент из его кармана выскальзывает телефон. Ничего не замечая, он идет дальше.

– Это еще что?

Я подбираю упавший мобильник. Это допотопная «нокиа», все еще в рабочем состоянии, несмотря на треснувший экран. Я знаю, как Лео обожает свой айфон и прочие навороченные игрушки, так на кой ему сдался этот никчемный кусок пластика? Такие телефоны заводят только те, кто разбил свой прежний мобильник и не может позволить себе достойную замену, или те, кто промышляет всякими темными делишками.