– Платье для выпускного бала, сияющие глаза, идеальный первый поцелуй… – Роуз кивнула на экран телевизора. Она поставила фильм на паузу, и на лице героини застыло влюбленно-мечтательное выражение. – Это все не по-настоящему. Вот растешь ты в окружении принцесс, розовых безделушек, романтики и счастливых концовок, а потом понимаешь, что так не бывает. Мир – он холодный и жестокий. Вот чему надо учить маленьких девочек вместо этой херни.

– Да, я знаю. – Мне стало не по себе. Мое первое предположение, что она снова поссорилась с папой, по ходу, было неверным.

– Когда мне было четырнадцать, я начала встречаться с Мартином Хивером. Он понравился мне, потому что был одним из самых популярных и крутых парней в школе. И хотя было ясно, что он первоклассный кретин, девчонки по нему сохли. – Она говорила, не отрывая глаз от героини, приоткрывшей губы в ожидании своего первого поцелуя. – Мы стали встречаться, и все было супер. Кино, романтические прогулки. Он сводил меня в пиццерию. Он был милым и забавным, а я была… совершенно счастлива. Никогда прежде я не чувствовала себя такой счастливой, и от этого все последующие события кажутся еще ужаснее. Я думала, у нас любовь. Все было особенным, золотым и сияющим, как будто усыпанным блестками. С ним у меня был первый поцелуй. Мы были идеальной парой – по крайней мере, я так считала. Вот ублюдок. Как вспомню о наших свиданиях, тошнота подступает к горлу.

– Роуз… расскажи мне.

Встретившись со мной взглядом, она быстро отвернулась. Ей не хотелось, чтобы на нее смотрели, чтобы ее замечали. Два шага – и я у окна.

– Мы встречались уже две недели, – продолжила она глухим, мрачным голосом. – Он постоянно повторял, как сильно я ему нравлюсь, насколько у нас все серьезно. Говорил, что хочет мне это доказать. Я думала, он мне подарок купит или что-нибудь в этом роде. Господи.

На улице было тихо. В доме напротив зажегся свет в гостиной. Туда сразу же ворвались двое малышей и давай носиться вокруг журнального столика. В оконном стекле виднелось отражение Роуз – прозрачное, почти призрачное. Казалось, в комнате ее вообще нет, и в тот момент это действительно было так: она перенеслась в другое место, куда более мрачное.

– Он повел меня на вечеринку. Там были травка и алкоголь. Ее устроил взрослый парень, студент, вернувшийся домой на каникулы. Я немного выпила, немного покурила, это был мой первый раз, но мне хотелось произвести на Мартина впечатление. К тому же я была уверена, что он обо мне позаботится. Мы ускользнули наверх, в спальню, и там целовались. Он хотел заняться сексом, но я сказала, что еще не готова. Нам же вечно твердят, чтобы мы не позволяли на себя давить и все такое, правда? Правда, Ред?

– Да.

К тому моменту у меня уже не оставалось сомнений насчет того, чем закончится эта история, но надо было дать ей выговориться, потому что она выбрала меня в слушатели, она мне доверилась.

– Я сказала, что хочу сделать это именно с ним. – Теперь она смотрела на меня. Пришлось оторвать взгляд от счастливой семьи в доме напротив и повернуться к ней. – Только не сейчас. Не на груде верхней одежды в чужой спальне, куда в любой момент может кто-нибудь забрести. Мне представлялось, что мы будем заниматься любовью при свечах в усыпанной розовыми лепестками постели. Мы вернулись к остальным, еще немного выпили, покурили, а потом он протянул мне таблетку со словами: «Получишь море удовольствия».

Роуз остановилась и опустила глаза. Как тут было не сорваться с места и не броситься к ней? Не хотелось напирать на нее, но она выглядела такой юной, такой беспомощной – как маленький ребенок, – что оставаться в другом углу комнаты было просто невозможно. Все мы превращаемся в маленьких детей, когда на нас никто не смотрит. Ей нужно было, чтоб ее подержали за руку.

– Я ему доверяла, – прошептала она, сжимая мою руку с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев. – Я почти ничего не помню. Бывает, отдельные сцены вспышками встают перед глазами. Смазанные лица, кто-то гасит свет. Боль. Смех.

– Роуз, я даже не знаю, что сказать…

Если она меня и услышала, то не подала виду.

– Я проснулась. Мне было холодно, там все болело. Мне было холодно, потому что я валялась на кровати голая. Там все болело, потому что… потому что меня изнасиловали. Не знаю, кто именно и сколько их было. Не знаю, кто смотрел и делал ли кто-нибудь фото. Я встала, нашла свои вещи, оделась и пошла домой. Что мне еще оставалось делать? Папы всю ночь не было дома; он даже не заметил моего отсутствия. Я приняла ванну. И уже тогда подумала: ну что ж, это произошло, надо жить дальше. Мне казалось, у меня получится – я ведь даже не помнила, что именно со мной делали. Я искренне верила, что все образуется, что оправиться от случившегося будет не труднее, чем от расставания с парнем или от какой-нибудь глупой, позорной выходки.

– И ты никому не рассказала?

Она помотала головой.

– Мне не к кому было обратиться. Тогда еще не было группы, у меня не было тебя, Лео, Най. Не могла же я рассказать обо всем папе или гребаной Аманде! Мама давно умерла. Куда бы я ни посмотрела, все выглядело другим. Было страшно. Люди тоже выглядели иначе, грубее, и звучали иначе, громче. Каждый звук, будь то крик в коридоре или свист чайника, заставлял меня подпрыгивать на месте. Я все время боялась, каждую секунду ждала, что случится что-нибудь ужасное. Когда я встретила Мартина в школе, он прошел мимо, не останавливаясь, как будто мы вовсе не были знакомы. Мне случалось видеть его на перемене, всегда в компании друзей. Когда они поглядывали в мою сторону, мне чудилось, что они обсуждают меня, а я даже не знала… я даже не знала, кто из них…

Роуз начала бесшумно всхлипывать, а потом обхватила ноги руками и повесила голову между коленей. Ее всю трясло. Мне ничего не оставалось как ждать, пока она успокоится, поглаживая ее по спине.

– Сама мысль о том, чтобы рассказать кому-нибудь про этот случай, была невыносима. Я рассудила так: если держать переживания в себе, рано или поздно они просто исчезнут. Мартин и его друзья были в выпускном классе, так что долго терпеть их присутствие мне не пришлось. Я решила стать такой, какой ты видишь меня сейчас, спрятаться за бесчисленными слоями брони: только так я могла чувствовать себя в безопасности. И все же… временами мне так страшно. Знаешь, бывает, все идет хорошо, даже прекрасно, как сейчас с тобой, и вдруг накатывает… паника. Мне хочется заорать, убежать, спрятаться, но прятаться некуда и не от чего, потому что весь этот ужас у меня в голове. Вот бы он исчез! Почему он не исчезает, Ред?

– Не знаю. Я не знаю.

Мы еще долго сидели у нее в комнате, молча, почти не двигаясь. Когда огни в окнах соседних домов погасли, в дверь постучался папа Роуз.

– Ред, пора домой.

Мы переглянулись.

– Я могу остаться, посплю на полу.

– Ничего, иди. – Роуз отпустила мою руку. – Я рада, что все тебе рассказала. С тех пор, как умерла мама, у меня не было настоящих друзей. А теперь у меня есть ты.