Эдеа порылась в карманах.

– Вот, возьмите. Лишний талер вам не помешает. Нищих бродяг выгоняют не только из крупных городов.

Ликс взмахнул рукой, и между его пальцами блеснула серебряная монетка.

– Именно поэтому у меня в кармане всегда есть талер. Один и тот же, вот уже тридцать лет.

Эдеа посмотрела на него. Да, он был старше лет на десять, а то и больше; на узком лице виднелся легкий грим, но лишь потому, что Ликс просто-напросто отказывался стареть.

Поезд пришел в Студеное Озеро точно по расписанию. Ликс помог Эдее сойти на платформу.

– Ох, что это? – внезапно сказал он.

Повсюду слышался какой-то негромкий гул, исходящий неизвестно откуда. Люди нервно оглядывались. Звук был явно чародейским.

– Что-то нехорошее, – сказала Эдеа.

Ликс отрывистым жестом дал понять, что это ему известно, и сказал:

– По-моему, в женском туалете что-то происходит.

– Почему вы так думаете?

– По тому, как вон та дамочка спешит в ближайшую гостиницу. – Он наклонил голову в сторону улочки рядом с вокзалом. – Похоже, вам придется переодеваться где-нибудь в другом месте.

Как поняла Эдеа, Ликс не обманул начальника поезда, когда сказал, что всегда следит за происходящим.

– Давайте-ка проверим.

В здании вокзала гула не было слышно за шумом голосов. Под аркой у двери в женский туалет толпились люди; привратница загородила вход, но остальные близко подходить не решались.

– Канализация забилась? – спросила Эдеа голосом старого ученого.

– Кажется, там кому-то плохо, – сказала женщина в соломенной шляпке.

– У нее пистолет, – заявил мужчина в котелке.

– Да ладно, – отозвался еще кто-то.

Эдеа подошла к киоску станционного смотрителя, показала свой пропуск и жетон, жестом попросила не волноваться и не повышать голос.

– Что случилось?

– Женщине стало плохо, – сказал смотритель. – По-моему, она чародейка.

– Свидетели есть?

– В туалетной комнате было еще две дамы, но они тут же сбежали и назад не вернулись. Одна истерически кричала. Картер… – он указал на привратницу, – заглянула внутрь и очень испугалась, хотя обычно никогда и ничего не боится.

– Как испугалась?

– Вся побелела как полотно и дрожала. Хваталась за грудь, будто у нее сердце выскакивает.

Эдеа сокрушенно подумала, что ей следовало бы сразу догадаться.

– Я пойду проверю. Пожалуйста, уведите оттуда людей. Попросите приезжих разойтись по своим делам, а отъезжающие пусть ждут на перроне. Если это не сработает, предложите им угощение за счет железных путей… погодите… угощение в таверне на соседней улице.

– Но ведь у нас на вокзале есть буфет…

– Знаю. Но мне сейчас нужна тишина. Кстати, у вас тут хранятся мои вещи. – Эдеа выложила на стол серебряную монету. – Вот, передайте это Картер в награду за службу. Пусть она принесет саквояж и оставит его за дверью. Попросите ее не стучать и не заглядывать в туалетную комнату.

– Будет исполнено, досточтимая госпожа.

Эдеа и станционный смотритель вернулись к толпе у туалета. Станционный смотритель прошептал что-то на ухо Картер. Она кивнула и громко объявила:

– Досточтимые господа, прошу следовать за мной.

Никто не двинулся с места, только голоса зазвучали громче. Эдеа почувствовала, что гул усилился, а дверь туалетной комнаты чуть выгнулась наружу. Ждать было некогда. Она распахнула дверь и вошла.

Туалетная комната, длинная и узкая, была выкрашена в тускло-зеленый цвет, а бурый кафель на полу напоминал морскую гальку. Справа стояли три пустые деревянные кабинки, слева, под зеркалом в чугунной раме, крепились к стене две умывальные раковины. В одну из раковин кого-то стошнило. Сдвоенные газовые рожки тихо шипели, испуская желтое сияние, а из окна в дальнем конце комнаты сквозь ромбы стекол в свинцовых переплетах струился дневной свет. Эдеа машинально отметила, что туалетная комната содержится в чистоте и порядке.

У стены под окном опустилась на колени женщина. Солнце высветлило ее русые пряди до золотистого цвета; волосы, перехваченные в хвост голубой лентой, растрепались. Руки и лицо покрывал матросский загар. На женщине был синий дорожный жакет из грубой саржи, голубая блуза тонкого батиста и длинная свободная юбка жатого хлопка в сине-белую полоску. Подол и высокие ботинки на пуговицах были забрызганы грязью.

Пальцы вытянутых рук вцепились в оконную раму, загорелая кожа побелела на костяшках. На тыльной стороне ладоней что-то поблескивало. Стеклянные ромбики окна плавились и стекали по рукам и плечам густыми, как желатин, струйками – красными, зелеными, белыми. Одна струйка медленно капала на пол, растекаясь хрусткой, хрупкой лужицей.

Эдеа включила воду, смывая следы рвоты в раковине. Женщина на полу задрожала, зеркало над раковинами всколыхнулось и начало оползать. Эдеа пальцами разбрызгала воду и закрыла кран. Кран пронзительно скрипнул, но женщина никак не отреагировала.

А потом произнесла:

– Эдеа.

Звук, отразившись от кафеля, раскатился по комнате эхом далекого грома; по ребрам Эдеи пробежал зуд, будто их царапали ногтями. Красная стекляшка, выскочив из свинцового переплета, рассыпалась в пыль; Эдеа невольно представила себе раздробленный зубами вишневый леденец.

– Я здесь, Агата.

– Не прикасайся… ко мне.

– Не буду. Скоро придет поезд. К Странжу. Ты поэтому здесь?

– Да. Из-за поезда. И тебя.

– Ты сможешь поехать? Чем тебе помочь?

– Слишком много шума. Может быть, чуть… нет, глупо.

– Тебя тошнит? – Агата кивнула на раковину.

– Нет, это не я. Я кого-то напугала.

– Я сейчас вернусь.

– Только… ты.

– Да-да, больше никто сюда не войдет.

Эдеа на миг задержалась у двери, обдумывая, как говорить с людьми на станции. Успокаивающе? Официально? Снисходительно?

За дверью никого не оказалось. Под стеной лежала ковровая сумка. Эдеа ногой втолкнула сумку в туалетную комнату и закрыла дверь. У входа на станцию зеваки окружили Ликса, который устроил уличное представление. Он весело жонглировал странным набором предметов – шляпа-котелок, яблоко, погремушка-таделикс и трость.

Эдеа направилась в станционный буфет. Белолицая пухлая буфетчица по обычаю всех буфетчиц лениво протирала стаканы.

– Как там болезная? – участливо осведомилась она.

– Мы едем в санаторий. Там ей полегчает.

– А, это ваша подруга.

– Да. Дайте мне, пожалуйста, полстакана янтареля и стопку кларефоя.

– Не будем уточнять, что из них лекарство. У вас с подругой хороший вкус. – Буфетчица наполовину наполнила стакан темным северным виски и налила в стопку светлого алинсейского бренди. – Чем-нибудь запивать будете?

– Может, мы еще вернемся, – пообещала Эдеа и унесла стаканы в туалетную комнату.

Агата не шевелилась.

– Я принесла тебе выпить, – сказала Эдеа.

Плечи Агаты дрогнули. Она через силу разжала пальцы, вцепившиеся в оконный переплет. Расплавленное стекло соскользнуло с нее на пол и со звоном разбилось.

– Вот. Спасибо.

Эдеа поставила стакан виски на пол, придвинула поближе к Агате, отступила на шаг. Агата обеими руками взяла стакан.

– Может, съешь кусочек хлеба? – спросила