– Да почему?! Почему не ответить! – не выдержала я, вдруг вспомнив своего золотоволосого друга из грез, который тоже хрипел и корчился, когда пыталась узнать чуть больше, чем мне рассказывали.

Ее голова свесилась, некоторое время она молчала, тишину лестницы нарушало лишь ее тяжелое дыхание. Я замерла в тревожном ожидании, пытаясь хоть немного связать воедино кусочки головоломки под названием Магикус Соле. Но пока выходило плохо. Единственное, что четко понимала – госпожа Констанц и золотоволосый говорить не могут по одной причине.

– Сейчас… – произнесла она, чуть более мягким голосом. – Сейчас все придет в норму…

– Госпожа Констанц, вы не можете сказать, что с вами? Спросила я в последней попытке выяснить все напрямую.

Но Констанц лишь покачала головой. Минуты две она стояла, на коленях, склонившись над ступеньками, пока я металась между хаотичными мыслями и пыталась хоть немного разобраться. Потом уперлась ладонями и поднялась. Лицо разгладилось и приняло привычное строгое выражение, разве что в глазах стало больше печали.

Она поправила юбки, заложила выбившийся седой локон за ухо и произнесла уже привычным тоном:

– Идемте, мисс де Лафей. Уверена, у вас достаточно сноровки и любознательности, чтобы разобраться в очевидном.

Сказала она это спокойно, но мне почему-то послышался скрытый подтекст, к тому же посмотрела Констанц как-то слишком пристально.

Мы вновь двинулись по ступенькам вниз и шли, наверное, еще минут десять. О глубине и масштабах территории подвала старалась не думать – если в совокупности на путь сюда мы потратили чуть меньше получаса, наверное, достигли мест, где должны начинаться преддверия гномьих недр. О них знала только из книг, и рассказов отца, но с существами, живущими так глубоко и без света, лучше не встречаться.

Наконец, ступеньки кончились. Мы оказались в зале, размерами, превышающими те, что наверху в десятки раз. Если там стеллажи ограничены стенами, то здесь они убегают вдаль, теряясь где-то в бесконечности. Световые шары качаются не только под потолком, но и мерно плывут меж стойками, иногда опускаются к полу, словно огромные медлительные светлячки.

Я зачарованно проговорила, глазея по сторонам:

– Вот это да… Это же еще одна библио… еще один либрариум!

Брови госпожи Констанц сдвинулись, образовав глубокую морщину на переносице, словно она тщательно выверяет и взвешивает каждое слово. Спустя несколько мгновений она все же произнесла:

– Это место не относится к либрариуму. И попасть сюда извне можно только со мной, так что не бойся, что кто-то побеспокоит, пока будешь искать ответы на вопросы. А ты их найдешь, ведь ты умная девочка.

При этом она очень внимательно и настойчиво посмотрела на меня, словно пытается сказать что-то еще, но не может.

Все это выглядело более чем странно. Шаторье не решался открыто противостоять ей в либрариуме, но она, в тоже время, страдает от какого-то недуга или чего-то еще непонятного. Чего-то, что не дает ей возможность говорить, что думает. Это даже отвлекло от мыслей о Нэйле, которая только что лишилась магии и которая теперь абсолютно бесполезна для своего жениха.

Я нахмурилась, вспомнив, как пыхтел димчатолицый над ней. В груди недовольно заворочалась магия. В Магикус Соле должны обучать девиц благородным манерам и знакомить с женихами, вместо этого девушек обманом лишают магии и чести, и никто не может, а главное – не хочет объяснять, какого демона здесь творится.

И только госпожа Констанц, страдая от таинственных мук, пытается мне что-то сказать. Что ж, я не упущу шанс во всем разобраться.

– Не сомневайтесь, – проговорила я, – настырностью и умом я пошла в отца. Вы только скажите, в какую сторону смотреть, тут же фолиантов – за всю жизнь не пересмотреть, не то, что перечитать.

Она кивнула. Затем достала из кармана юбки небольшой шарик, поддернутый оранжевым светом, и протянула ладонь. Я хотела взять, но шарик поднялся в воздух и мерно поплыл в сторону прохода меж стеллажами под номером двадцать семь.

– Мне туда? – спросила я.

Констанц кивнула, и я, не теряя времени, поспешила за ним.

Стоило признаться, без этого крошечного проводника я бы очень долго блуждала в этих коридорах из стеллажей, потому, что мы несколько раз сворачивали то в право, то влево, потом снова шли прямо. По началу пыталась запомнить номера коридоров, но на сто пятнадцатом дробь восемь махнула на это дело рукой.

Шарик все летел, освещая путь, и когда уже отчаялась достигнуть конца пути, он остановился возле стеллажа, сплошь покрытого пылью и паутиной.

– Ого, – выдохнула я, смерив взглядом масштабы запустения. – Сюда лет сто никто не заглядывал.

Шарик приблизился к полке, указывая на фолиант, размером с половину меня. Я вытаращилась, не представляя, как его вытащить с полки, при этом не придавив себя им, как плитой.

Пару секунд просто хлопала ресницами, глядя на пыльный корешок, точнее, корешище, разглядывала нити паутины, покрытые серостью. Потом провела пальцем, остался темный след, зато тускло заблестела золотистая клинопись.

– Прекрасно, – все еще оторопело проговорила я. – И как быть?

Забежав в начале с одной, за тем с другой стороны, я зацепила верхушку книги и потянула на себя, с полки тут же посыпалась какая-то труха, нападала за шиворот и в вырез. Отплевываясь, я чихнула, чем подняла новое облако пыли. Фолиант наклонился, а я под его весом с приличную собаку, поняла, что сама не справлюсь.

Упираясь плечом, воткнула его обратно, и отшагнула. Пришлось отряхиваться – пыль густо покрыла лицо, декольте, платье и волосы, которые и без того очень неприглядно выглядят. Увидь меня сейчас нареченный, точно отказался бы брать замуж. Идея показалась не такой плохой, я мрачно усмехнулась, решив, запомнить на всякий случай.

Пока приводила себя в порядок, светящийся шар подлетел к фолианту, из него выпустились сияющие желтым нити и окутали книгу, как паутиной. Я даже отряхиваться перестала, замерев и наблюдая, как эти нити приподняли фолиант и мягко вытянули его на пол, уложив передо мной.

Я даже выдохнула от растерянности.

– Вот значит, как это работает…

Забыв о пыли, платье и спутанных волосах, я подбежала к гигантской книге и, поднатужившись, раскрыла. На страницах замелькала уже знакомая клинопись, но из непонятной вязи она быстро превратилась во вполне себе содержательные слова.

Я прочла заголовок:

– «Драконы де Фламер»

Понять, почему госпожа Констанц вместе со своим указующим шаром решила, что мне нужен фолиант королевской семьи, не смогла. Но все равно прилежно стала листать огромные страницы, при этом периодически перебегая на другую сторону, чтобы поднять весь лист пластом – от времени пергамент иссохся и я боялась, что он треснет, рассыплется или с ним приключится еще что-нибудь ужасное. Отчитываться перед Констанц совсем не хотелось.