Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Умница ты моя, – грустно улыбнулся Илья. – Ведь все верно говоришь. Что я один? Хорошо, послушаюсь добрых своих друзей. Буду ждать.
Владимир поднялся на переславские стены и стал глядеть туда, где за водами реки Трубеж стояли шатры Итларя. Воевода Войтишич, стоявший рядом, показывал рукой за реку и говорил о том, что сумел узнать:
– Возле самого хана не более тысячи воинов. Это их основное становище. Отсюда не видать, но его шатер самый высокий, и возле него всегда сотня воинов при всем оружии и с конями оседланными. Ближе к реке и от ханова шатра к лесу еще два становища. Числом не более пяти сотен воинов, но они все время меняются. То приходят отряды, то уходят. Все время рыщут в округе. Дважды кони с окровавленными седлами возвращались, когда я своих дозорных посылал.
– Людей терять только, – тихо, со злостью сказал Владимир. – Не посылай больше. Издалече пусть наблюдают, близко не подходят. А то ведь как мы о них, так и они о нас узнавать будут. Мало кто под огнем и ножами острыми смолчит.
– Так ведь как же, княже, когда враг нападает, всегда так.
– Не так воевода, все не так! – зло ударил кулаком по толстому бревну Владимир. – И врага нет, и войны с половцами нет. Есть наши распри, делим власть, все делим и делим! А наши предки завещали наследовать по старшинству. И все ведь просто решается, так нет, обязательно найдется, кто скажет против. И мало слова, он еще врага в дом приведет и грозить будет. И Олег уже успокоился, сидит в Чернигове, а недовольный хан стоит здесь под стенами и требует своей жертвы. А спроси с него за это сейчас, так ответит, мол, это ваши русские дела, а он только помогает Олегу, с Олега и спрос.
– Неужто ты думаешь, княже, что Итларь город захочет взять? И дальше на Киев пойдет?
– Хан хитер, – возразил Владимир. – Он нас измором возьмет, он всю округу разорит и огню предаст. И будет нам зло чинить до тех пор, пока мы не захотим ему выкуп заплатить. Потом уйдет. Надолго ли? Ох, как нам мир на границах нужен. Ведь, кроме Итларя, никто воду не мутит. Его свои же родовые вожди побаиваются, вот и идут с ним.
По ступеням взбежал дружинник, вытер торопливо локтем пот со лба и, шумно выдыхая, сказал:
– Посол от хана едет. Дозоры оповестили, едет не спеша, важный. Как у себя дома.
– Это он нас боится, – усмехнулся воевода, похлопав дружинника по плечу. – Потому и показывает, что с посольством едет, а не просто промышляет, где что украсть. Иди скажи Алексе, чтобы поднял свою сотню и выехал ханскому послу навстречу. Пусть со всех сторон его окружат и в обиду не дают. А то много теперь под Переславлем обиженных. Могут стрелу пустить, а то и порубить.
– Как привезете посла, – добавил Владимир, – сразу в хоромы не ведите. В больших палатах посадите, столы накройте. Гридней моих посадите, бояр и старых дружинников, кто под рукой будет. Пусть веселятся, будто в сильном хмелю.
– Это зачем? – удивился воевода.
– А затем, Роман, что посол поверить должен, что у нас головы хмельны, а языки развязаны. Пусть и он себя свободно чувствует, уверен пусть будет, что с нами можно по-простому говорить. Он же потом условия скажет, какие мы выполнить должны, чтобы Итларь ушел восвояси. Вот он хитрить и не будет, а сразу все нам и вывалит, как ягоду из туеса. Да лишнего, глядишь, про дела и мысли тайные своего хана сболтнет.
Ханский посол Бисет бы стар и сух телом, но в каждом его движении еще чувствовалась сила и ловкость степняка, выросшего на коне с луком и саблей в руках. Длинные жидкие усы не скрывали глубокого шрама, что шел от губ через щеку. Иногда казалось, что старый Бисет постоянно хитро ухмыляется.
Он сидел за столом рядом с князем Святославом, сыном Владимира, и крутил в руках серебряный кубок с медом. В большой горнице пировали по приказу князя три десятка человек, пировали шумно, весело, но ханский посол разглядывал захмелевших русичей благосклонно. Столы ломились от дичи да разносолов, слуги подносили и подносили меда и пиво.
– Русские – хорошие воины, – говорил он Святославу. – А хороший воин умеет сражаться, умеет и пировать. Его ничем не свалишь с ног. Так?
– Так, посол, так, – кивал Святослав, хмуря белесые брови, то и дело вытирая рукой полные влажные губы. – Мы все можем.
– А хороший воин умеет и хорошо умирать, так? – снова спросил посол.
– Ну, так кому что на роду написано, – пожал плечами Святослав и в который раз посмотрел на дверь, из которой давно уже пора было показаться князю Владимиру.
– Мы народ степной, вольный. Мы считаем, что каждый сам хозяин своей судьбы. Вот ты, князь Святослав, волен сам судьбу выбирать или ты можешь только подчиняться чужой воле?
– Отчего же, посол, – пожал Святослав плечами. – Я и сам могу все решать за себя. Непонятно ты говоришь, Бисет.
– А раз ты волен сам решать свою судьбу и совершать поступки по своему разумению, так скажи мне прямо, что надоел ты мне, ханский посол, скучно мне с тобой. И отец мой князь Владимир с тобой встречаться не станет. Вот поедим, попьем и выпроводим тебя восвояси, так?
– Как же выпроводим? – нахмурился Святослав. – Нельзя так с послом поступать. Наверное, князь Владимир занят делами важными. Но я знаю, что он помнит о тебе и хочет встретиться. Но он не хочет, чтобы ты просто сидел и ждал, он пригласил тебя отведать с его стола с лучшими мужами своими. Даже я, его сын, и то с тобой сижу. Из уважения к тебе, старый Бисет, и твоему хану.
– А раз волен сам, то пойди, Святослав, к отцу и скажи ему, что посол устал ждать, что посол хочет вернуться к хану и сказать ему, что Владимир отказался говорить, Владимир хочет войны. Хотя, скажу тебе по секрету, Святослав, мне приятнее принести другую весть, что Владимир шлет богатые дары хану и заверяет его в своей дружбе братской. И вслед за дарами шлет ему обоз с… мехами черно-бурыми, дорогой посудой, медами крепкими и дивными украшениями, достойными ханских жен.
– Я и вправду пойду, посол, – Святослав в замешательстве вскочил с лавки. – Напомню отцу, что нельзя заставлять такого уважаемого посла ждать.
– Подожди, молодой князь, – Бисет схватил Святослава за локоть на удивление сильными и твердыми, как железо, пальцами. – Я не могу посылать, как слугу, такого достойного княжича. Я пойду с тобой и сам напомню о себе Владимиру. Веди меня!
Святославу, не нашедшемуся, что возразить послу, оставалось только отправиться в горницу, где с воеводами находился его отец. Ханский посол шел следом, благодушно кивая «пьяным» русичам и кривясь в хитрой улыбке. Кто-то из гридней вовремя понял, что происходит, и, вскочив с лавки, исчез за дверью. Посол покачал головой. Он-то знал, что русские совсем не пьяны, что этот отрок бросился предупреждать Владимира, что посол сам идет к нему, не дожидаясь приглашения. И что молодой князь не сумел удержать посла.
Когда гридни отворили перед послом двери, Владимир сидел на возвышении, прямой и суровый. Пальцы, унизанные перстнями, стискивали подлокотники кресла, глаза сузились и смотрели на посла пристально.