– Так что же делать?! – закричал Владимир. – Не я, так сыновья мои, ты, воевода, поведешь в бой мои рати. И выгонишь нечисть с земли русской. А мне, видать, судьба такая.

– Нет, и этого делать нельзя, княже, – покачал Войтишич головой.

– А что можно?

– У нас каждый воин на счету, каждого ратника потерять жаль, потому что сил и так мало. Илью надо из погреба выпустить.

– Муромца? – лицо князя снова налилось кровью. – Не бывать тому, и не напоминай!

– Илья один десятка стоит, а то и сотни. Ты вспомни, княже. Как они в Чернигов пробивались с сотней Алексы. Клином построились, Илью вперед поставили, так он один дорогу всей сотне расчистил. Он один, почитай, и побил половцев, а за ним уж остальные. А как он один перехитрил и перебил в лесах ватагу Соловья? А как он убедил вождей родовых половецких от хана уйти? Илья хитер, своим мужицким умом хитер! Очень он нам нужен здесь.

– Я сказал – забудь!

Владимир тронул коня. Воевода только покачал головой, глядя на своего князя, которому столько лет служил верой и правдой. Всякое бывало, но князь всегда находил выход из трудного положения, любая беда проходила стороной, и он одерживал победу за победой. А если не одерживал сразу, то просто время не пришло, понимал он, и шли дни и годы, и все равно победителем оказывался князь Владимир.

Так он собирал воедино княжество, князей под своей рукой. И все время на границах было неспокойно, приходилось отбивать набеги степняков. Но те набеги были баловством, басурмане нападали и грабили мелкими отрядами.

Что греха таить, и русичи тоже, бывало, нападали на половецкие становища. Конечно, нападали, чтобы полон русский отбить да добро, половцами захваченное. Но всегда ли этим кончалось? Нет, тоже грабили, тоже скот с собой уводили. Потом мирились, заключали союзы с родами. Бывало, что и вместе выступали с одними родами против других. Всякое бывало. Но чтобы вот так: один из ханов грозил сжечь города и требовал выкуп у князя киевского, такого давненько не было. И чтобы половцы вмешивались в дела русичей, такого тоже не припоминали старые дружинники.

Итларь – вот кто виновник всех бед. Одна паршивая овца… Воевода вздохнул, пришпорил коня и поскакал догонять князя. Ох, непростое решение предстоит Владимиру. И Итларя в городе побить нельзя было, хан тут же убил бы Святослава. Готов ли князь пожертвовать сыном ради спасения города? Может, и пожертвовал бы, да только города он все равно не спас бы. Половцев слишком много. Хитер Итларь, все знал наперед.

Сотник Алекса с Чеботком нашли воеводу не скоро. Войтишич распоряжался на стенах, расставляя ратников и показывая, куда таскать камни, как подавать воду. По всему было видно, что воевода Роман не слишком надеется, что на стенах можно удержаться. Но и выводить рать в поле не хотел.

– Ну, Алекса, – воевода похлопал сотника по плечу, – тебе я место определю самое опасное и самое важное. Ты, если случится нам через пять дней сразиться с половецким войском, ударишь им сбоку.

– Погоди, воевода, – Алекса, блестя от возбуждения глазами, схватил Романа за рукав. – Выслушай своего воя, с которым не раз в битвах сражался, которому веришь, как себе. Ведь веришь?

– Что с тобой? – нахмурился Войтишич. – А ты чего, Чеботок, мнешься и топчешься, как девица?

– Дело у нас к тебе, батюшка-воевода, – пробасил Сила. – Еле нашли тебя с Алексой.

– Ну, нашли, так говорите.

– Дозволь за Ильей в Киев поехать, – тихо проговорил сотник, воровато оглядываясь по сторонам.

– Ополоумели? – рыкнул воевода и тут же перешел на шепот: – Поперек слова князева решили? Да знаете, что вам за это…

– Князь сына ради своей земли не пожалел, – возразил Алекса. – Так нешто мы чего пожалеем? Мы же не ради корысти, не мошну набить хотим, мы ведь для земли русской стараемся, против поганых хотим его вызволить из погреба. А князь, когда все сложится, уже и серчать не будет, только спасибо скажет.

– Если будет к тому времени кому говорить, – проворчал Чеботок.

– Эх, вы, – покачал воевода головой, глядя на воинов. – Не смогли Муромца удержать в Чернигове, не уследили за ним в Киеве. Как теперь, если он натворит еще чего? Он же обет дал против лжи и предательства, у него меч Святогора, он поклялся за родную землю биться. А ну как взбредет Илье в голову, что надо князя поменять? Не боитесь такого?

– Илья не станет, – заверил Алекса. – Илья умен, потому и просим тебя. Только он может придумать, как половцев одолеть.

– Знали бы вы, други мои, что я сегодня утром слово в слово то же самое князю Владимиру говорил.

– Уговаривал Илью вернуть? – заулыбался Алекса.

– Ишь, засиял, будто зерцало начищенное, – проворчал Роман. – Да, просил. И князь отказал, даже слушать не стал. Эх, что с вами делать. Все одно большой сечи нам не избежать, а там уж все одно, кто в погребе должен сидеть, а кто на коне скакать. Когда до битвы дойдет, князю будет не до погребов!

– Отпускаешь?

– Скачите сейчас же, сменных коней возьмите. К ночи будете в Киеве, а к утру чтоб уже тут стояли. Предо мной. А про Илью никому ни слова. Врагов у него здесь не меньше, чем за стенами. Это в погребе он в безопасности. Я-то знаю, что вы глазок за ним присматривать оставили. И от голодной смерти уберечь решили, и от ножа в темноте ночной. Так ведь?

– Так, – с улыбкой закивал Алекса. – Нет надежнее охраны, чем сейчас у Муромца нашего.

Закутавшись в тулуп, Илья лежал на лавке и смотрел в маленькое оконце, за которым мерцали звезды. И думалось ему, что вот так, из года в год, и дети, и внуки, и правнуки будут смотреть в небо, и мысли от этой красоты будут в голове родиться хорошие, добрые и теплые. О земле-матушке, о кораблях, что уходят с рыбаками в море, о птицах, что летают над морями, лесами и горами. А не о войне, о половцах, распрях и смерти. Что же это за красоту такую необыкновенную создал Бог, что человек смотрит на нее и не налюбуется!

Мысли опять вернулись к Апраксии, опять в ушах зазвучал ее голосок, опять привиделись ее лучистые глаза, почувствовалась горячая ласковая ладонь, что положила она ему на грудь. «Позови меня, ласточка моя, – подумал Илья. – Позови и приду, стены прошибу, горы с места сдвину – приду».

– Илюшенька, – в дальнем углу погреба скрипнула маленькая дверь.

«Вернулась!» – обрадовался Илья, но тут же его охватило беспокойство. Что-то случилось, ведь он простился с Просей вечером, договорились, что она навестит его только на следующий день. И тут он услышал, как тихо кашлянул и что-то буркнул мужской голос. И что-то в этом голосе почудилось знакомое.

– Как он тут, скучает, небось? – теперь уже раздалось громче, и Илья узнал Алексу Всеславича. – Для детей, что ли, делали, как тут пройти-то и голову не разбить?

Илья соскочил с лавки, отбросил в сторону тулуп. Вот уже и свет замерцал в углу. Еще немного шума, и в подвал через маленькую дверь пролез Алекса с масляным светильником в руке. Увидев улыбающегося Муромца, кинулся к нему, обнял друга, похлопал по широченной груди, потом повернулся к Апраксии: