Семь владетелей из восьми запереглядывались между собой, не одарив меня ни словом. Вот засранцы. Они, когда меня избирали, словом со мной не обмолвились, будто я мебель какая-то. И теперь, когда снимать с должности собрались, игнорируют демонстративно. Да и хер с ними. Я свое слово сказал. А они, если не дураки, Филиппыча удерживать не станут. А я так думаю, что они не дураки.

— Собрание это решит, — все же высказался сухо один из владетелей.

Вот, значит, как… собрание типа еще будет решать… внутренне подбираюсь. Если собрание желает объявить мне войну, то у меня тоже пара козырей в рукаве имеется. Ныр уже полностью отрегенерировал. Все эти владетели маги, конечно, и уровни у них приличные. Но я им тоже смогу сюрприз организовать. И даже курьера зашлю… даже двух курьеров… одного черного, а другого серого…

В очередной раз растворив дверь, снова засунулся усач.

— Владетель Белышевский… — сообщил он голосом, звенящим от напряжения.

Глава 19

— Ну… чего замер? — не выдержал один из владетелей.

— Владетель Белышевский, — повторил усач, — Скончался.

— Как?

— Когда?

Взволнованные владетели повставали с мест.

— Вот только что. Вышел из машины, — рассказывает усач сдавленным голосом, — Улыбался. Был в хорошем настроении…

— Ну… и… говори толком.

— Вдруг упал… и все… подошли к нему, а он мертвый…

Владетель Кнышский, зашедший последним, полноватый лысоватый дядька вдруг начал смеяться. Прям разобрало его от смеха.

— Ну, Кротовский… ну, Кротовский… — приговаривал он между взрывами хохота.

— Уймитесь пожалуйста, — неприязненно потребовал владетель, — Как бы то ни было, мы должны провести голосование. Кто за то, чтобы снять Кротовского с должности правителя?… кто против?… итого. Шесть голосов за снятие. Владетели Кротовский и Кнышский против… усопший владетель Белышевский, ввиду отстутсвия на голосовании считается воздержавшимся. Таким образ, три четверти голосов не набраны. Владетель Кротовский остается на должности правителя…

Гляжу ошалело, как один за другим покидают зал мрачные как тучи владетели. Через минуту остались только я и поддержавший меня Кнышский.

— Кнышский.

— Кротовский, — пожимаю протянутую мне руку, — Это что сейчас было?

— Голосование. Весело, да?

— Пока не смешно… почему вы не стали голосовать за мое отстранение?

— Не поверите, Кротовский. Только ради того, чтобы увидеть, как скривятся их постные хари. Не верите?

— Честно сказать, так себе мотивация…

— Я вам так скажу, Кротовский. Мне, что англичане, что русский царь — все едино. А с вами весело.

— М-м… а этого владетеля, как его там… Белышевского… вы тоже ради веселья… того…

— А я тут причем? — удивился Крышский, — Постойте-ка. Так это не ваша работа?

— Во всяком случае, я не отдавал приказа его убивать.

— А, как скажете, — Кнышский мне явно не поверил, — В таком случае он скончался чрезвычайно удачно для вас. Белышевский был самым ярым вашим противнивником.

— Я этого не знал.

— Понимаю, — покладисто согласился Кнышский, — А еще у нет наследника.

— Вот как? И кто же будет править вместо него? — вслед за Кнышским я тоже перешел на ироничный тон, будто неожиданный оборот событий и меня начал забавлять.

— Это должен решить сам Белышевский народ, — отвечает Кнышский, — Кстати, как текущий правитель, вы должны лично проводить усопшего владетеля в последний путь… так сказать, поприсутствовать при погребении.

— Я понял вас, — отвечаю учтиво, — Благодарю за подсказку.

— Рад помочь… тогда и у меня будет маленькая просьба… — добавил Кнышский, когда я уже поднялся с места.

— Слушаю.

— Старый скряга вел со мной многолетнюю тяжбу за кусок никому не нужного оврага на границе наших с ним земель. Крайне вредный был старикан. А у меня там старое кладбище. Могилы предков.

— Я вас услышал, — отвешиваю короткий поклон, — На могилы претендовать не стану.

В ратуше меня дожидается Анюта, Ева и Белкина.

— Ну что, сняли? — спрашивает Анюта, — Возвращаемся в Кречевск?

— Не сняли… Ева, зайди в мой кабинет. Есть разговор.

— Слушаю, Кротовский, — говорит Ева, затворяя за собой дверь. Мы остались с ней с глазу на глаз. Анюта и Белкина дожидаются в приемной.

— Ева, я же просил не предпринимать никаких шагов без согласования.

— Ты говоришь загадками.

— Я про владетеля Белышевского, который скоропостижно скончался полчаса назад.

— Я его не трогала, Кротовский. Уж поверь. Чтоб подобраться к владетелю, мне бы пришлось разрабатывать целую операцию. Это тебе не крестьянина в кустах придушить.

— Тогда я отказываюсь что-либо понимать. Чертовщина какая-то. Кто ж его пришил?

— Я попробую это выяснить, — Ева пожимает плечом, — Эти владетели наверняка имеют немало счетов друг к другу. Если потянуть за ниточки, что-то да всплывет.

— Да, ты права. Попытайся это выяснить, только…

— Только что?

— Только не сейчас. Я должен участвовать в погребении. А хоронить его будут на родной земле. Хочу, чтобы ты поехала со мной.

— Хорошо.

Решив, что береженого Крот бережет, отдал приказ сбираться всей своей охране и казакам. Белкина тоже изъявила желание поехать, чем меня удивила.

— Маргуша, и охота тебе ехать на порохоны? Ты ведь не обязана.

— Я знаю, Кротовский. Но мне нужно ехать.

Отговаривать не стал. Сегодня у меня день абсурдов. Устанешь удивляться. Затягивать тоже не стали. Выехали после полудня. До Белышево, так называется вотчина почившего владетеля, ехать около семидесяти километров. Она, как выяснилось, граничит не только с землями Кнышского, но и с моими. Фактически Белышевский был моим ближайшим соседом.

Порадовало, что долгое прощание здесь непринято. Хоронят в день смерти. Так что есть все шансы вернуться в Кустовой еще сегодня. Мы поехали на кладбище, расположенное в самом центре города Белышево. Там уже были подготовлены склеп, яма и гроб. Такое ощущение, будто прежнего владетеля хотят закопать как можно скорее.

Какой-то служитель местного культа все же произнес толи речь, толи отпевальную молитву. Мне на правах правителя тоже пришлось произнести несколько слов. На этом церемония прощания перешла в заключительную стадию. Все желающие подходили, дабы бросить на покойного последний взгляд.

Первыми мимо катафалка прошли владетели. Все они тоже приехали, правда со мной по-прежнему не общаются. Игнорируют. Один только Кнышский подошел. Вот уж кто сегодня в отличном расположении духа, так это он. После владетелей прошли слуги, челядь и прочий дворовый люд.

Обычные горожане толпятся за оградкой фамильной усыпальницы, их на территорию кладбища не пускают. Хотя народу много собралось. Похороны суверена для людей — событие важное.

Опустили гроб, начали закапывать. Служитель культа опять забубнил речитатив, не очень разборчивый, что-то вроде обращения к первопредку с просьбой что-то указать. Ну, в тонкости местных верований вдаваться не собираюсь. Мне бы закончить поскорее и заняться делами насущными. У меня их невпроворот.

Из погруженности в собственные мысли вывел будто прокатившийся по толпе вздох удивления. Поднимаю взгляд от земли, осматриваюсь. Чем еще попытается удивить этот день? И понимаю, что все смотрят на Белкину… и посмотреть есть на что…

Посреди пасмурного дня над Маргушей проявился столб света с какими-то бликами и переливами. Сама Белкина удивленной не выглядит. Она поднимает вверх руку, показывая, как преображается перстень на ее руке.

— Белка! Белка! Белка! — проскандировал служитель культа, как на футбольном матче перед выходом на поле любимой команды, — Белка указала нам новую владетельницу. Славен день сегодняшний. Закончилось владетельство пришлого, да приидет владение истинное.

Толпа горожан радостно ликует. Семеро владетелей смотрят на Белкину так, будто накатили по стакану уксуса и заели его лимоном. Один лишь Кнышский довольно ухмыляется и по его губам читаю: «ну, Кротовский… ну, Кротовский…» — а сам Кротовский, подозреваю, вид имеет ошалелый. Потому что сам Кротовский вообще перестал пытаться хоть что-то понять…

При выходе с кладбища казаки взяли нас с Белкиной в оцепление. Без этого, боюсь, радостные Белышевцы затискали бы бедную Белкину от переизбытка народной любви. Мы дошли до особняка на главной площади, где еще вчера жил, здравствовал и правил прежний владетель. Теперь, я так понимаю, особняк, прислуга, да и вообще вся Белышевская область принадлежит Маргуше. Вот вам и тихоня, вот вам и скромная заучка…

Спокойно побыть в доме не получилось.