для погребения. Монахи Петровского монастыря кроме функций связанной непосредственно с упокоением души усопшего взяли на себя ответственность за охрану могилы политического деятеля, от мести его политических противников. Новгород, за сотни лет уже как-то свыкся с бурной демократической жизнью, по-видимому, решив, пусть уж лучше за дело головы проламывают, чем ночью на улице с кистенём стоят.

К полудню все собрались. С каждой улицы пришли по два представителя, городские концы представляли кончанские старосты, по одному с конца. Посадник, Озарий пришел один, походил вокруг собора, потом занял своё место, и благостно махнул рукой как бы говоря, – начинайте.

Миша Прушанин с большой шишкой на лбу, которая свидетельствовала о неудачном вчерашнем походе на Славну за справедливым хабаром, первым начал вопрошать князя и владыку,– «где его честная доля»?! Причём его честную долю необходимо ему дать, отобрав у всех остальных, незаслуженно награбленное добро.

Он, уже войдя в раж, начал размахивать руками, как вдруг осекся, увидев рядом с собой Никиту Захарьевича. Никита Захарьевича сложил рукой фигуру известную под именем кукишь, и показал её Мише со словами,

– Накося выкуси.

Миша как-то осёкся и отступил в дальний угол, бормоча, что-то про Божью справедливость и, что он ещё ему покажет. Как не странно, но Гаврила Олексич и Сбыслав Якунович поддержали Мишаню, правда, немного не так как Миша рассчитывал. Они исходили из своих глубоко корыстных интересов. Лучше уж отдать Мише его – мишину долю из городской казны, чем себя обделять, отдавая из своей доли, во имя призрачной справедливости, которую, если быть в конец честным, никто кроме Владыки и не видел. Посадник, выслушивая крамольные речи правдолюбивых бояр начал волноваться. Озарий казной делится, не хотел, ему мытникам платить надо было, и улицы мостить. Денег же, как обычно на городское хозяйство не хватало. Пришлось ему взять слово и напомнить, что в прошлом году отремонтировали водопровод на Торгу, которым пользуются все, и с тех пор городская казна пребывала в дефиците. Бояре возражали, справедливо указывая, что вопрос о водопроводе решается на вече, а тут не вече, тут делёж. Когда перебранка между посадником и детьми посадскими по вопросу финансирования городского бюджета достигла высшей точки, Владыка спросил,

– Что скажешь княже?

Александр дождался, когда стихнут вопрошающие вопли посадских глоток, сказал,

– Вы все закон нарушили, если бы не честность ярла, не сидел бы я тут князем, а сидел бы у шведа в пленниках. Вы кораблики пограбили, когда я с дружиной малой шведа бил, вот награбленным добром и делиться, будите. Владыка роспись сделает, каждому по вкладу его достанется.

Последние не понравилось посаднику, роспись владыки не отвечала его интересам. Посадник лично никакого вклада в это дело не сделал. Владыка, он же не от мира сего, всё по честному распишет, ни вдову, ни сироту не обидит, что конечно лишит дохода казну посадничью, ну и городскую тоже, ни того, ни другого посаднику ох как не хотелось. Посадник с тоскою смотрел по сторонам, усиленно думая, что же такого сказать, что бы князь с владыкой роспись ему делать дали. Уже голоса стихать стали, некоторые наиболее нетерпеливые граждане, потихоньку расходиться начали, как вдруг его младшенький сказал, глядя в сторону князя,

– Баба в портах.

–Где?– переспросил Озарий.

– Вон рядом с князем, между Васькой и Лёхой.

План в голове посадника созрел молниеносно, повинуясь наитию, он встал, подошёл к гражданам, всегда и везде ищущих справедливости, даже там где их и не просили этого делать, со словами,

–Князь сказал, роспись владыка завтра сделает, а сам своих сегодня впишет загодя.

Граждане, услышав слова посадника, перестали галдеть и расходится.

–Чего?– переспросил Спиридон в тишине.

– Того владыка, князь бабу, заморскую– fēminae,– в мужское платье нарядил, чтобы ей – чужестранке, долю ватажника дать, а доля ватажника это полгривны. Заимку купить можно. Смердов нанять, – сказал, посадник, глядя прямо в глаза владыке.

– Новгородцы!!!!,– восклицая, продолжил Озарий,– один обман уже есть!!!,– вон стоит рядом с князем!!!! Баба вместо воина! Другой обман может случиться по недогляду или по умыслу княжьему, если князь свою дворню впишет в роспись!!!! Поэтому роспись по улицам и концам сами делать будем, что бы князю-обманщику положенное досталось и не более.

–Какую бабу? Какой обман? – не до конца понявший речь посадника спросил, растерявшись, Владыка Спиридон.

–Вот, какую!– ответил посадник, показывая на отрока. Потом выдвинул вперед своего сына и сказал, говори. Младшенький немного оробев перед Владыкой, но всё-таки сказал,

–Я видел, как он по-бабьи утром писает.

Все замолчали, вопросительно глядя на Владыку. Спиридон сурово посмотрел на отрока, сказал,

– На правёж, ко мне, в терем. Роспись сами сделаете, завтра к вечере принесёте. Там и суд проведем после дознания.

–Чего завтра, сейчас суди, посадник на месте, князь тут. А может это и не баба вовсе?– вдруг подал голос Миша из толпы.

–Да может и не баба,– раздались голоса смущённых, таким неожиданным поворотом событий, новгородцев.

–Чего тут маяться, сейчас осмотрим, и решим,– вдохновенно произнёс Озарий, чувствовавший как роспись сама идет к нему в руки.

–Только подойди, смотрельник,– в один голос ответили друзья. Озарий, услышав знакомые угрожающие интонации в словах известных всему Новгороду «Посадникобойцев», опешил и быстро воротился на своё место, толкая вперед младшенького.

–Ты там, боров колмовский, не очень грозись, и до тебя дотянемся. Бабу отдайте на суд,– шипели в толпе.

–Суд – то вам зачем? Что она сделала?– вопрошал Арсений, обращаясь к толпе.

–Нам ничего, а чего её князь нарядил? Может князю чего, она уже и сделала или с князем чего задумала,– галдели в толпе.

–Не наряжал, не баба он, – убеждал из последних сил Арсений.

И тут Гераська Кособрюхий, сказал то, о чём потом сильно жалел при каждой встрече с Васей или Лешой.

– Так может тут грехом содомским пахнет, если князь бабу не наряжал. Вон смотри-ка отрок смазливый. Может они того, и князя приважили?

Васька побледнел и так сжал кулаки, что кости хрустнули. Гераська как всегда, не понял, что сказал. Он только понял, что его сейчас могут убить и никто ему помочь не успеет. От этой мысли он вдруг заскулил, согнулся и побежал прочь. Васька хотел догнать, но цепкие руки ватажников Гаврила Олексича и Сбыслава Якуновича удержали его.

Князь и Владыка не ожидали такого поворота событий, стояли в растерянности. Отрок боязливо выглядывал из – за плеча Алексея, догадываясь, что он виновник этого нелицеприятного действа. Разгорячённая толпа уже не обращала внимания ни на чины, ни на звания ревела и требовала суда и