Глаза наконец привыкли к солнцу, и я уже могла разглядеть, что происходит в саду, на крошечном зеленом пятачке за нашей лондонской квартирой. Там на лужайке сидела Розалинда, играя с красным мячиком вместе со своей новой няней, которую мы прозвали Кукушкой. Пока мы отсутствовали, маме пришлось нанять эту няню, решительно во всем уступающую предыдущей гувернантке, упрямой Джесси Сваннел. Историю их ссоры я слышала от мамы раз сто, но все равно не могла себе представить, что могла натворить Джесси, чтобы вызвать такой мамин гнев, и относила ее реакцию на счет нервов, измотанных поведением Монти. Братец по возвращении в Англию вновь принялся за старое – аферы и жизнь не по средствам.

Лучи падали на волосы играющей Розалинды – обычно темные и прямые, они слегка поблескивали на нежданном послеполуденном солнце. Жаль, что здесь нет фотографа – какая чудная могла бы выйти карточка! – подумала я. Меня тянуло к дочери, но я не пошла к ней, а вместо этого снова позвала, чтобы посмотреть, как она поступит.

Розалинда не двигалась с места. Кукушка подняла на меня взгляд и прошептала что-то ей на ухо. Судя по тому, как Розалинда замотала крошечной головкой, Кукушкино предложение было категорически отвергнуто. Я хоть и не слышала слов Кукушки, но прекрасно знала их суть – «иди к маме».

Мы уже полгода как вернулись из турне, а дочь так меня и не простила.

К глазам подступили слезы, и я отвернулась от Розалинды с Кукушкой. Конечно, Кукушка могла ужасно раздражать – взять хотя бы ее привычку, стоя у моего кабинета, громко говорить Розалинде вещи, которые она не решалась сказать мне в глаза, – однако я ценила ее попытки восстановить связь между мной и дочерью. Но мне никак нельзя было рисковать авторитетом и позволить ей видеть мои слезы.

Зайдя обратно в квартиру, я услышала шаги в вестибюле. Перед встречей с Арчи я быстро утерла единственную просочившуюся слезу, слегка пощипала щеки, чтобы придать им румянец, покусала губы с той же целью и изобразила на лице счастливую улыбку.

Позади раздался вопль, и не успела я дойти до вестибюля, как мимо пронеслась Розалинда навстречу отцу.

– Папочка, папочка! – выкрикивала она.

Я застыла. Почему ему наше отсутствие простили, а мне – нет?

Я слушала, как отец с дочерью приветствуют друг друга, радуясь воссоединению после недолгой разлуки. Странно, подумала я, ведь это Арчи не хотел ребенка, а теперь у Розалинды узы с отцом прочнее, чем со мной. Они были так увлечены друг другом, что о моем присутствии и думать забыли. Я словно стояла под окнами собственного дома, как чужак, и никто не торопился звать меня внутрь.

Но сейчас я не собиралась предаваться долгим раздумьям о своем статусе посторонней – более того, я понимала, что мне необходимо – с приглашением или без – вмешаться в их разговор.

– Как прошел твой день, милый? – поприветствовала я мужа, нежно обняв его, словно открывшаяся только что истина ничуть меня не расстроила. Главная сегодняшняя тема – новая работа Арчи, его триумф.

Розалинда высвободилась, выкрутив ладошку из руки Арчи, и радость померкла на его красивом лице, а тень насупленных бровей легла на глаза. Вместо ответа он вздохнул, и Розалинда убежала от нас обратно в сад, к Кукушке.

– Давай я тебе что-нибудь налью, – промямлила я, нарушая молчание. Почти бегом бросившись в гостиную, я схватила бокал и плеснула туда виски. – Вот. Станет легче.

– Неужели все так ужасно? – Глядя на мои старания, он покачал головой. – У меня настолько безнадежный вид?

– Нет-нет! – поспешила заверить я, хотя вид у него и впрямь был мрачный. – Я вовсе не это имела в виду. Просто – твой первый день на новом посту, и… и…, – я судорожно пыталась сочинить другое объяснение. – Я подумала, что мы можем поднять тост за твою работу.

Он осушил виски, даже слегка не коснувшись своим бокалом моего.

– Не уверен, что это назначение достойно тоста, – в итоге произнес он.

О нет! – подумала я, упав духом. Новый пост должен была решить проблемы, которые мучили нас после возвращения из турне, когда в фирме «Голдстайнс» Арчи сказали, что в его услугах более не нуждаются, и это застало нас врасплох, мы ожидали хоть какого-то понимания, поскольку турне само по себе было правительственным проектом. Я надеялась, что новая работа, которую Арчи так долго искал и которой добился лишь после полугода унизительных собеседований, выведет моего мужа из депрессии и гнева, обычно вымещаемых на мне. Сколько ночей я, отказываясь спать отдельно, провела у него под боком на нашей кровати или на софе, невзирая на его подавленность и постоянное ворчание в том духе, что я для него бесполезна! А я тем временем задавалась вопросом: куда делся тот человек, за которого я выходила замуж и который вновь было явился на свет во время турне?

И куда исчезли его чувства ко мне? Чем в большее уныние он впадал, тем сильнее, казалось, я его раздражаю вместо того, чтобы утешать. Мой голос, мои слова, моя манера держаться, мой внешний вид, мой вес – создавалось впечатление, что все это существует на свете с единственной целью – досаждать Арчи. Я спрашивала себя – как могло получиться, что качества, которые когда-то его пленили, стали теперь его бесить, и мне пришло в голову, что дело, возможно, не во мне самой, а в том, что я стала свидетелем его упадка – как эмоционального, так и финансового. Ни один мужчина не любит, когда кто-то видит его слабость, – любила повторять мама. Я же упорно продолжала в него верить. А разве не так должна поступать хорошая жена?

– Что ты имеешь в виду, дорогой? – спросила я, подбавив беззаботности в свой голос.

– Мне кажется, некоторые вещи, которыми занимается этот концерн, не вполне законны, – ответил он, проводя растопыренными пальцами по волосам. – Строго говоря.

– Ты уверен? – Я налила ему еще. Все что угодно, лишь бы его настроение совсем не скатилось под откос.

Он проглотил виски и отошел к окну, оставив мой вопрос без ответа. Как могло до этого дойти? – удивлялась я. Где те два человека, что на досках для серфинга неслись по тихоокеанским бирюзовым волнам к песчаному гавайскому берегу? Неужели это мы в эйфории от своего триумфа стояли, держа друг друга в объятиях и ощущая, как капли воды стекают с наших купальных костюмов, а жаркое солнце обжигает загорелые лица? Мне, конечно, не вернуть те драгоценные мгновения, но я могу постараться сделать все возможное, чтобы предотвратить нарастающую катастрофу.

– Возможно, ты со временем увидишь, что все не так, как тебе показалось в первый день, – произнесла я в пустоту, которую на тот момент представлял собой Арчи. Он не ответил, но я достаточно хорошо его знала, чтобы и не ждать ответа.

Я оставила его наедине с раздумьями и очередной порцией виски, а сама поспешила на кухню – завершать приготовления к ужину. Мы больше не могли позволить себе прислугу, кроме Кукушки: ее я не могла уволить, ведь это означало бы потерю всякой надежды на доход от книг, – так что я занималась и уборкой, и готовкой, и покупками, и стиркой. Жизнь в Эшфилде с мамой не слишком подготовила меня к подобной деятельности, и я еженощно молилась, чтобы завтра не потерпеть полное фиаско. Вернуть Арчи к жизни мог лишь порядок и еще раз порядок, и обеспечивать этот порядок было моим долгом.