Эти слова я твердила про себя, ломая голову над сюжетами, одновременно пытаясь организовать время для готовки и покупок, впихнуть в это расписание встречу с домовладельцем, чьи условия подходили нашему кошельку, и скоординировать Кукушку с уроками Розалинды. Но не лгала ли я себе, будто все, что я делаю – ради Арчи? На самом деле если я когда и оставалась сама собой, то за письменным столом. Как бы я ни старалась ему угодить, все было не так, и те мои качества, которыми он когда-то восхищался – спонтанность, любовь к драме и авантюре, стремление обсудить с ним чувства и события из моих сюжетов – теперь его раздражали. Но чем объяснить постоянное недовольство Арчи? Тем, что он – не единственный центр внимания? Или тем, что я слишком поглощена собственной карьерой? Похоже, ему не важно, что я занимаюсь этим ради нашей семьи. Я безуспешно пыталась наладить связь с Розалиндой, но мои попытки выводили Арчи из себя – он считал, что это время украдено у него, ну и все в том же духе. Но когда я закрывала за собой дверь в свой кабинет и растворялась в своих сюжетах, где я обладала всей полнотой власти над загадками, разгадать которые читателю не под силу (ответ на вызов, брошенный мне когда-то Мадж), я душой отдыхала в созданном мною мире и испытывала трепет от собственного могущества. Я вдруг поняла природу мужниной жажды порядка и контроля.

Но все равно – тут хоть испонимайся и из кожи вон вылези – ничто не способствовало нашему сближению. И вдруг однажды – когда я разъезжала по окрестностям за рулем серого «Морриса Каули» (единственной роскоши, которую я себе позволила после успеха «Загадочного происшествия в Стайлзе») – меня посетило озарение. Вернуть былую связь нам поможет общий интерес, любимое хобби – как это было с серфингом во время турне. Моя неспортивность сильно ограничивала варианты, но мне вспомнилось, как я играла в гольф с Реджи – в Торки, да и с Арчи – в Восточном Кройдоне. Да, гольф, и только гольф, – сказала я себе.

– Ну и как тебе этот дом? – спросила я, теребя лацкан. Это была улыбка или мне почудилось? Когда в последний раз он находил меня привлекательной? – подумала я. Гольф, в который мы теперь играли в окрестностях Лондона – там, куда удавалось записаться, – был для меня тяжким трудом, поскольку природа не одарила меня спортивными данными, но я наслаждалась каждым мгновением с мужем, не будучи, правда, уверенной, что он испытывает те же чувства. В отличие от серфинга, манипуляции с крошечными белыми мячиками на зеленом поле – а в моем случае любая трава нередко казалась слишком высокой – не дарила того радостного восторга, но эти часы все же вошли в распорядок наших уик-эндов, и мы ждали их с нетерпением. Даже более того – Арчи предложил поискать новое жилье в пригородах – такое, чтобы и в Лондон можно быстро добраться, и чтобы поближе к его любимому полю для гольфа в Саннингдейле, и мы провели уже несколько уик-эндов, осматривая выставленные в аренду дома. На мой вкус, Суррей и Беркшир не обладали притягательностью искрящегося на солнце девонского побережья, где я провела детство, в них царила атмосфера фальши, и было полно деловых, зацикленных на деньгах субъектов, но, с другой стороны, это гармоничнее сочеталось с работой Арчи.

Мы прошагали через причесанные живые изгороди из тиса, которые окаймляли интересующий нас участок, проследовали мимо двух аккуратно спланированных прудов и подошли к укрытым на зиму, но с виду ухоженным цветникам, раскинувшимся направо и налево. Посреди всего этого опрятного ландшафта стоял фахверковый дом с фронтонами, торчащими во все стороны, как волосы у непричесанного мальчишки, и прямоугольными окнами в свинцовых переплетах – маленькими и гадкими, словно прищуренные глаза. Сам дом и прилегающий к нему участок были новыми, но сделанными «под старину» – как городской нувориш воплотил бы свое представление о традиционном сельском особняке. Но я-то выросла в мире подлинной сельской жизни, где виллы и сады были органичной частью девонских холмов. На мой вкус, этот дом вместе с гольф-клубом, вокруг которого здесь вращалась вся жизнь, как в миниатюрной солнечной системе, выглядел неестественно, даже фальшиво, и мрачность его интерьеров отражала тьму, царившую внутри здешнего сияющего сообщества. Но я понимала: Арчи видит все по-иному; для него это – шаг в мир, к которому он всегда стремился, но которого никак не мог обрести. И счастью его не было пределов.

– Боже мой, как близко до клуба! – При мысли о том, что поле для гольфа рядом, его глаза сверкнули. Или в них даже зажегся огонек? – Гораздо ближе, чем предыдущие варианты. Тут даже пешком можно дойти с клюшками в руках.

Я улыбнулась ему из-под полей шляпки, а он схватил меня за плечи и притянул к себе. От такого выражения чувств мое сердце заколотилось.

– Думаю, это то, что надо, – прошептал он мне в ухо. – Агата! Мы сможем здесь чудно жить.

– Правда? – спросила я, поднимая лицо. Неужели я наконец хоть что-то сделала, как надо? Я вознесла безмолвную молитву, чтобы этот наш переезд и долгие уик-энды за гольфом вернули мне того, прежнего Арчи. Его недавний переход из предыдущей фирмы в более почтенный «Австрал» – чему поспособствовал друг Арчи, Клайв Бэлью, – слегка приподнял его настроение, но депрессия все равно оставалась нередкой, регулярной гостьей.

– Конечно! – заверил он. И тут, к моему глубочайшему изумлению, в его глазах промелькнуло озорство, веселое безрассудство, которого я не видела с тех пор, как он вернулся с войны. – Но мне понадобится своя машина.

– Думаю, это прекрасная идея! Ты же знаешь, как я обожаю разъезжать на «Моррисе Каули». Ничто не сравнится с этим ощущением – как ветер развевает твои волосы, когда ты мчишься по сельским дорогам, а в душе – полнейшая свобода. – Явспомнила, как, сев впервые за руль, вдруг осознала, что автобусные расписания мне теперь не указ, не говоря уже о времени, потраченном на пешие переходы. – Ты уже придумал, какая машина тебе нужна?

– Может, легкий компактный «Деляж»?

– Арчи, это замечательно!

– По поводу этого дома у меня есть предложение. – Он сжал мою руку. – Нам надо его переименовать. «Большие тисы» звучит ужасно. Похоже на название болячки.

Я хохотнула. Даже не припомню, когда Арчи в последний раз шутил.

– У меня безумная идея, – произнесла я.

– Какая?

– Давай назовем этот дом, как в моей книге, – Стайлз?

Арчи не ответил, и я заволновалась, что, упомянув о своей книге, все испортила. Но он улыбнулся. Потом наклонился, поцеловал меня в щеку, и мое сердце воспарило.

– Теперь он называется Стайлзом, – сказал он.

День тянется мучительно медленно. Полицейские то и дело заходят в кабинет с рассказами о проверке последних «зацепок». Если верить этим сообщениям, Агата уже успела исколесить вдоль и поперек всю Англию, посетить каждую деревушку, где хоть на секунду останавливается поезд. Ее видели повсюду – причем видели все кто угодно, кроме тех, кто ее разыскивает.