с Надей он так и думал — матримониальные обязанности не для него.

Вот и отец после развода так и не женился, менял любовниц, не часто, правда, но ни к кому не привязывался, ни о чем не сожалел, не переживал. Хотя последние несколько лет он один, и, пожалуй, впервые стал говорить о Софье без раздражения и упреков. Все дело в том, что он теперь больше живет воспоминаниями, особенно, теми, что связаны с Лондоном, а там была Софья и самые яркие события его жизни. Самые яркие и самые горькие…

Кажется, Николай идет той же дорогой и повторяет те же ошибки.

Звонок телефона он услышал не сразу, так был поглощен собственными мыслями. На последней трели посмотрел на экран — Надя! Вот уж с кем не хотелось сейчас разговаривать. Не зря он ушел, хлопнув дверью, больше не в силах слушать ее любовное щебетанье, и с кем? С его братом! Вот, оказывается, для чего Вадим решил пойти на примирение.

Фертовским вдруг овладела такая ярость, что с силой ударил по педали газа и рванул, обгоняя автомобили, один за другим. Наплевать на все: обледеневшую дорогу, поток машин, ограничение скорости и тревожные сигналы — именно в таком состоянии чаще всего случается самое непоправимое.

Глава 25

Вадим проснулся около четырех часов ночи, стараясь не разбудить Викторию, поднялся с кровати. Она спала, как всегда, по диагонали, во сне чему-то улыбалась.

Вадим вышел на кухню, нестерпимо хотелось пить. Он включил тусклую лампу возле мойки, долго и жадно пил из хрустального кувшина, струйки прохладной воды быстро стекали по подбородку, бросались на грудь, мочили мятую футболку. Осушив почти половину кувшина, Вадим удовлетворенно крякнул, вытер тыльной стороной ладони подбородок, смахнул брызги. Стало легче, не зря говорят, что вода — это жизнь.

Вадим подумал было вернуться в спальню, но спать совсем не хотелось. Он подошел к окну. Город, утомленный суетой рабочего дня, сейчас был погружен в здоровый зимний сон. Четыре часа… ночи или утра? Зимой, пожалуй, ночи. За окном чернота небесного покрывала и снежная белизна сугробов. Есть в русской зиме что-то особенное: в узорах на стеклах, в трескучем морозе, в метелях, в утоптанных снежных тропках, в зеркалах прозрачной замерзшей воды и в ожидании весны. Да, именно зима помогает осознать, какое же это счастье — приход весны, приход нового, его рождение. Правда, в последние годы зима стала другой, много теплых, не по сезону, дней, ранние оттепели, снег не успевает выпасть, как уже тает под ласковым, совсем не зимним, солнцем. И лишь за городом, в полях, в лесу зима чувствуется явственнее, хотя тепло приходит и туда.

Вадим приоткрыл форточку, вдохнул холодный воздух и понял, что соскучился по Беляниново. Наверное, потому, что давно там не был, уехал оттуда сразу почти, как вернулся из Петербурга. Собрал вещи и уехал. Для магазина сезон закончился, а воспоминания давили тяжелым грузом. Необходимо от них избавляться, и решение должно быть радикальным. Поэтому он и позвонил Виктории, он солгал ей тогда, что пытался поговорить с Надей, нет, не пытался. Каждый раз, когда набирал ее номер, тут же отключал его. Один раз решился поехать к ней домой, но перед самым домом развернулся, почему-то стало страшно. Вот он и отступил, всегда был фаталистом. Но чувств все равно хотелось. Что-то там щемило и не давало покоя. По утрам он просыпался и частенько мучительно думал о своей жизни, о том, что судьба все никак не хочет дать ему шанс. А может, он его уже упустил? Может, чего-то не заметил? Необходимо ли оборачиваться назад и пытаться вернуть прошлое?

Однажды вечером он долго не мог уснуть, беспокойно крутился в постели. Заснул едва ли не под утро и погрузился в короткий, но глубокий сон. Видение было таким отчетливым, словно все происходило наяву. Вадим занимался любовью с Викторией, делал это неистово, даже отчаянно, в какие-то моменты она пыталась сопротивляться, но он не останавливался, сжимал ее тело, причинял боль, целовал так, что она задыхалась. Он чувствовал, как бьется ее сердце, прерывается дыхание, слышал стоны и ее, и свой собственный. И вдруг — вспышка, все замерло, Вика, молча, смотрела на него. Вадим дернулся и проснулся, стал щупать кровать — пусто. Сел потный, одеяло скомкано, поднес руки к лицу — ногти так впились в ладони, что оставили следы. Сон был не просто эротическим и возбуждающим, он словно толкал Вадима к чему-то, заставляя задуматься. И не зря ощущения были явственными, даже боль казалась настоящей. Так выходило, что в отношениях с женщинами у Вадима всегда получалась какая-то недосказанность, он ушел от жены, так и не объяснившись толком, это произошло гораздо позже, в отношениях с Настей тоже не было ясности, она просто исчезла, потом Надя… Не хватило мужской решительности, смелости да еще обстоятельства, в которых не последнюю роль сыграла Виктория.

И что же осталось? Один в своем Беляниново, с разбитым сердцем от дважды неудавшейся любви за короткое лето, неуверенный в себе — ему хотелось защиты от несправедливости судьбы. Надя как-то сказала, что с ним хорошо и спокойно, он умеет опекать, заботиться и защищать. Одного она не знала — ему тоже хотелось защиты. Может быть любовь Корецкой — и есть то самое, чего он ждет и ищет? Виктория — сильная личность, правда, легкомысленная, непостоянная, с ней как на вулкане. А что, если ему и нужен этот самый вулкан? Чтобы все перевернуть вверх дном, посмотреть другими глазами и хоть чуть-чуть научиться легкости. Конечно, было одно «но», Вадим мог просто опоздать, прошло больше трех месяцев, а такие, как Виктория, долго в одиночестве не пребывают. Он без труда нашел номер ее телефона и, услышав голос, понял, что у него все еще есть шанс — кажется, Вика его любила до сих пор. Только в этом необходимо было убедиться, он больше не хотел рисковать, да и не мог. Как она рассвирепела тогда в машине в Питере, кричала, оскорбляла его, глаза метали молнии. Так могла вести себя только влюбленная женщина. А потом они целовались, долго-долго, говорили всякую чушь, смеялись, возвращались в город, то и дело, останавливаясь, чтобы опять целоваться. Она была другая в своих очках, более нежная, ранимая, где-то беспомощная. Такая — она совсем не раздражала Зорина. А у нее напрочь отпало всякое желание изображать из себя некую искусительницу, выставлять напоказ свою самоуверенность и власть над мужчинами. Все, что она хотела, быть рядом