Мы раскланялись и я покинул склад на этот раз не через магазинчик, а через главные ворота — благо, как раз в этот момент туда загоняли длинную телегу, запряженную могучими рогатыми волами.

Прибой сверкал стеклянными боками под слепящим светом солнца, я сидел на границе тени от прибрежного леса и широким песчаным пляжем красноватого песка. Редкие мазки ярких белых крохотных облаков висели недосягаемо высоко в темно-синем небе, которое бывает такого насыщенного цвета только над морем. Немного в стороне играла с волнами стайка малышни, и их пронзительные крики заменяли здесь гвалт чаек, которых на этой планете не было по определению. Как всегда в таких местах в голову лезли банальности про рай, отвлекая от совсем не райских мыслей.

Если все удачно сложится, то завтра мне предстоят совсем не простые переговоры с местными деловыми людьми, которые, как всегда это бывает, ничем, кроме масштаба запросов, не отличаются от криминала. Для того, чтобы меня не ограбили без затей, я должен был поманить уважаемых партнеров по переговорам гораздо большим кушем — имя семьи вряд ли поможет мне в этом. Нет, оно, как рекомендация от известных бизнесменов, конечно, сыграет свою роль. Но, как защита, оно бесполезно — слишком далеко от Облачного края мы находимся — с легкостью прихлопнут одиночку даже не ради грабежа, а просто в целях безопасности. Вдруг, он и вправду из крутого семейства?

Голова, тем не менее, была занята совсем не этим. Почему я ничего не чувствовал рядом со своей экспериментальной установкой? Чем скелле принципиально отличается от моего наспех сооруженного активного ядра? Может быть я чувствую только один узкий диапазон частот? В таком случае, нужно расширить коллекцию кристаллов и продолжать пробовать. А может быть я реагирую не на само изменение — разрыв ткани излучения источника, которое возникает на нейронах мозга скелле и на движущихся дефектах кристаллов, а на процесс такого разрыва? Он ведь, наверняка, устроен принципиально отлично в головах скелле, по сравнению с жесткой структурой природных кристаллов. В любом случае, мне нужно ядро, которое я смогу почувствовать. Из того, что я знаю, материя которая для этого подходит — дефекты кристаллов и мозг живых скелле.

Внезапно пришедшая мысль, заставила подскочить — можно экспериментировать с мозгами. Местные монашки сидят в своем убежище — мне достаточно подойти достаточно близко, чтобы просто проверить, чувствую ли я их, как я чувствовал Ану.

Полдень на юге, почти на экваторе, — это время, чтобы прятаться. Выбравшись из-под спасительной тени леса, вы попадаете под жгущий поток жара, прижимающий вас к дороге. Дома, заборы, редкие люди — все выцветает, становится однообразно слепящим бело-желтым фоном ваших страданий. Спасает широкополая плетеная шляпа, типа земного сомбреро, но несколько иной конструкции. Было бы еще лучше — прикрыть глаза солнцезащитными очками, захваченными мною с Земли, но я не рискнул этого делать, чтобы не привлекать ненужного внимания.

Я уже знал, что монастырь местных скелле находится на далеком севере. Здесь же, на крайнем юге, в местной столице — Саутриме, располагается резиденция монашек. Большое белое здание с несколькими внутренними дворами и высокими, в пять этажей, башнями было окружено небольшой рощей деревьев, напоминавших те, которые росли вдоль ручья, где я спрятал свои трофеи. Бесценная тень, порождаемая плотными кронами ветвистых относительно невысоких растений, использовалась для приюта паломниками, стекающимися к резиденции, которая, по совместительству, служила больницей. Правда, никакие больные в ней никогда не лежали. Скелле оказывали там свои медицинские услуги, но никогда не предоставляли кров для нуждающихся. Я уже бывал здесь и теперь легко затерялся среди многочисленных больных и их сопровождающих, пережидающих полуденную жару в тени деревьев, ожидая возможности быть принятыми.

Расположившись как можно ближе ко входу, я постарался расслабиться и слиться с многочисленными соседями. Судя по палящему солнцу, до выхода скелле было еще несколько часов. Перспектива провести здесь столько времени меня не прельщала и я потихоньку распаковал трубу, не торопясь ее использовать. Почувствовав, что окружающие перестали обращать на меня внимание, я аккуратно осмотрелся — в резиденции скелле обнаружились многочисленные пятна последних, в основном сосредоточенные почему-то у дальней стены. Кто их знает, может быть у них там столовая или спальня? Или они там молятся, например? Как бы то ни было, но мне надо было перебираться как можно ближе. К счастью, именно в этом месте была приятная густая тень, из-за удаленности участка от входа никем не занятая. Поэтому, сделав вид, что решил переселиться на не столь людное место, я через пару минут уже сидел вплотную к стене резиденции.

Получилось! Легкий отдаленный звон возник в ушах, слегка меняя свою интенсивность, иногда, почти затухая. Никакого одуванчика при этом я не ощутил. Пройдясь вдоль ограды, я выбрал участок, где мои ощущения были сильнее всего и сел, привалившись к ней и вытянув ноги.

Слабый, еле заметный ветерок струился, прижимаясь к стене, плотная крона спасала от синевы неба, звуки и голоса отдыхающих людей отодвинулись в сторону. Через некоторое время я почувствовал себя гораздо лучше — неподвижное тело потихоньку остывало, снятая шляпа дала облегчение голове, позволив слабому сквозняку смахнуть липкую влагу с макушки. Я полностью расслабился, почти задремал, все мое внимание было обращено на мои внутренние ощущения, на чувство скелле. А я их чувствовал! В основном это был тихий звон в ушах. Через некоторое время я стал понимать, что происходит за стеной — вот носительница дара, от которой сильнее всего звенело в голове, встала и куда-то направилась, пройдя мимо меня — звон шевельнулся, плавно усилился при ее приближении и также медленно утих, когда она миновала мой участок стены. Если скелле двигалась с обычным для человека темпом, то я мог ощутить ее присутствие на дальности до десяти метров. Вот шум возник опять, приблизился усиливаясь и застыл на высокой ноте — носитель искусства за стеной остановился прямо напротив меня. Звон еще более усилился, моего затылка впервые за все время коснулась метелка одуванчика — это заставило меня вспомнить об Ане и под сердцем шевельнулся червячок. Я скучал по ней. Когда мы были вместе, я частенько мечтал о том, чтобы она позволила мне действовать по-своему, не обращая на нее внимания. Теперь я был один и тосковал, что рядом нет собственной атомной бомбы, пусть она и отнимала слишком много внимания.

Скелле за стеной, постояв некоторое время буквально в нескольких шагах от меня, удалилась. Все ощущения были предсказуемо однообразны — вот появился слабый шум, приблизился, зазвенел на высокой ноте и так-же плавно удалился. Я, несколько разочарованный, собирался уйти, но дремотное состояние, знакомое жителям тропиков, обезволило меня, лишив желания двигаться. Однообразно мелькали скелле за стеной, все более редко приближавшиеся ко мне, затих табор нуждающихся вдали. Солнце сдвинулось к западу, отчего стена, под которой я сидел, начала отбрасывать узенькую дополнительную тень, провоцируя меня не двигаться — вряд ли там, куда я собирался направиться будет лучше, чем здесь. Вдали появилась очередная скелле, привычно двигавшаяся во внутренней галерее вдоль стены под которой я сидел. Я лениво отслеживал, как она приближается, когда внезапно, когда до меня оставались, по моим оценкам, лишь несколько шагов, звон в ушах нырнул, как будто сместился вниз, застыл на пару мгновений, вновь поднялся и продолжил движение. Ничего особенного больше не происходило, но я очнулся — если бы меня спросили, то я бы предположил, что приближавшаяся скелле споткнулась, упала, немного помедлив, встала и пошла себе дальше. Но в тот момент, когда она лежала, или, может быть, стояла на четвереньках, я ощутил довольно жесткое перо невидимого растения, кольнувшее меня в ухо. Самое необычное было то, что я был уверен, это ощущение возникло не из-за скелле, а просто потому, что голова скелле задела какой-то ветерок, который внезапно стал очевиден для меня. В этот короткий момент я понял, что постоянно ощущаю что-то вроде потока, равномерно и монотонно дующего откуда-то из-под линии горизонта. Я никогда не замечал его именно из-за его абсолютной монотонности. Так со временем перестаешь замечать однообразный шум, если он не меняется, не мешает и не несет никакой информации.