Капитанский гнев обрушился в основном на наши с Мишкой головы, но досталось заодно и Лёхе с Серёгой. Драчук отчитал их за то, что ребята не сумели остановить нас. Что не вмешались, не схватили за ноги и не повисли кандалами. Лёха пару раз попытался что-то ответить, но капитан быстро объяснил ему, что все свои слова тот может засунуть себе…

В общем, когда о наши уши уже можно было прикуривать, а плечи опустились до пола, капитан махнул рукой:

— Свободны! И чтобы до присяги на мои глаза не попадались! Чтобы присяга от зубов отскакивала, а не то из нарядов не вылезете, герои…

— Есть! Разрешите идти?

— Валите! И держите язык за зубами!

Мы выскочили так быстро, что едва не создали пробку в дверях. Дальше потекли обычные дни обучения. Нас уже не брали на пожар. Да и сами пожары под воздействием дождя начали понемногу терять свою сокрушительную мощь. Конечно, до конца природной катастрофы было ещё далеко, но вода с небес здорово помогала пожарным расчетам.

Вплоть до самой присяги нас особо не дергали. Это позволило Лёхе взбодриться настолько, что он даже подбил других ребят разыграть меня. Старым добрым способом под названием… Впрочем, легче описать как это всё было, чем расписывать что именно я имел ввиду под розыгрышем.

В тот четверг тридцать первого августа я проснулся оттого, что рядом возникло шевеление. Так как внутренние часы еще не собирались поднимать веки за секунду до крика дневального, то я затаился. Возможно, это всего лишь один из тех, кому приспичило «по маленькому».

Шорох с другой стороны убедил меня, что одновременно «ссыкуны» могли бы встать только в самом крайнем случае. А такие случаи настолько редки…

Я чуть приоткрыл глаза, наблюдая за окружающей обстановкой сквозь ресницы. В полумраке казармы скользили фигуры моих однокурсников. Я насчитал четверых, но может быть ещё несколько за головой. Со стороны могло показаться, что я тихо-мирно сплю, но это только со стороны.

Помимо крадущихся фигур я увидел белую простыню в руках одного из друзей. Понимание пришло сразу. Вряд ли будут делать «темную», когда накидывают на голову покрывало и мутузят почем зря. Не успел я так накосячить, чтобы получить наказание. Меня хотели разыграть. Ну что же, посмотрим — кто кого разыграет.

Конечно, по части подкрадывания и бесшумности я дал бы ребятам огромную фору. Однако, они же старались, так что надо ребят вознаградить хотя бы за старание. В идеале поставить фингалы под каждый глаз, чтобы неповадно было прикалываться, но… Завтра же на присягу, а им бланшами красоваться перед родными и близкими — непорядок. Так что надо аккуратненько нанести удары в те места, которые будут скрыты одеждой.

Решено! Буду бить аккуратно, но больно!

В это время простыня полотнищем развернулась надо мной, имитируя потолок. Она натянулась, чтобы не было ни одной морщинки.

Что же, сейчас всё и случится. Я приготовился. В моей голове уже зафиксировались фигуры, которые вот-вот начнут смеяться и хохотать. Прикинул, где и кто стоит, чтобы тоже повеселиться.

И вот, со стороны потянулась растопыренная ладонь. Я вдохнул поглубже и…

— Сенька! Потолок падает! Потолок падает! Спасайся, Сенька!

Рука вцепилась мне в плечо и затрясла так, что голова заболталась из стороны в сторону.

— Вставай! Потолок падает!

В этот момент я и начал действовать.

Воздух в легких вырвался наружу с диким криком:

— А-а-а-а!

Это чтобы разбудить всю казарму и чтобы шутники слегка опешили.

Пока мой рев заставил застыть проказников, руки и ноги начали «барахтаться». Точные удары в грудь и по ногам раскидали шутников в разные стороны, заставив их упасть на других спящих.

Спящие уже начали просыпаться, а в это время на них наваливаются какие-то тела. Конечно же мало кому понравится подобное обращение, поэтому просыпающиеся начали отбиваться от потенциальных противников. Посыпались оры, вскрики, звуки ударов. Возникла куча-мала, сопровождаемая моим несравненным почти оперным ором.

— Отставить!!! — прогремел громом с небес голос старшины. — Всем встать!!! Стройся!!!

Кое-как с горем пополам побитые и поцарапанные шутники выстроились в одну шеренгу. Нет, мои удары не нанесли большого потемнения на лица, так как я в основном бил по ногам и по корпусу, но вот те, на кого упали… Проснувшиеся явно были не в духе.

У заводилы Лёхи под глазом всё-таки вырос небольшой синяк. Похоже, что храбро накинулся на чью-то пятку.

Ну, тут уж я не виноват. Мои руки чисты, а мои щеки побриты.

— Дневальный, что тут произошло? — спросил грозно старшина.

— Не могу знать, товарищ старшина! — тут же браво откликнулся дневальный Димка Голубцов, который только недавно спал с открытыми глазами, стоя на посту.

— А кто должен знать? — чуть ли не прорычал старшина. — Кто виновник этой всей катавасии?

Мы молчали. Никто не хотел сдавать Лёху. Всё-таки ябедой и стукачом никому не хотелось быть. Такому запросто и ту же «тёмную» могли устроить.

— Ясно. Круговая порука, значит? Ну что же, тогда и отвечать будете все вместе. Я так понял, что вы играли в «опускающийся потолок»? Да, интересная игра. Раз вы все такие радостные и игривые, то сыграем до побудки ещё в одну игру! — старшина с хмурой рожей прошелся вдоль нашей шеренги. — Если играете в армейские игры, то будьте готовы, что и армейские игры будут играть с вами. Сейчас мы сыграем в очень интересную и увлекательную игру, которая называется «Сушить крокодила». Игра очень простая — упираетесь руками в одну дужку кровати, ногами в противоположную. И так зависаем над кроватью. Нужно простоять десять минут. Кто упадет — будет отжиматься до потери пульса. Правда, интересная игра? Или вы всё-таки скажете — кто виновник этой суеты?

Мы молчали. Лёха тоже не высовывался. Старшина скомандовал:

— Упор для игры в «Сушить крокодила» принять!

Мы быстро разбрелись по кроватям и встали в названную стойку. «Сушить крокодила» мне приходилось и раньше, в пору бытия «духом». Мда, то ещё удовольствие. Всё-таки наказаниями армейка не изобиловала, но старшие могли устроить райскую жизнь провинившемуся. У меня на памяти ещё были «фанеры», «лоси», «семечки» и «табуреточки». По сравнению с последними «просушка крокодила» была ещё щадящим наказанием.

И всё равно — через пару минут руки затекли, ноги задрожали. Напряжение тела сказывалось. Особо сильно доставалось кистям — их заломило неимоверно. Однако, мы держались. Урчали, пыхтели, крякали, но держались.

— Я сейчас рухну, — еле слышно простонал Мишка.

— Держись. Настоящий воин всегда стоит до последнего, а потом стоит дальше, — прорычал я.

— Я не могу…

— А ты через «не могу». Держись и