– А мой муж не разрешает мне даже навещать его в Пало-Альто, не говоря уже о контрактах.

– Ванесса мне все рассказала, – говорит он. – Сочувствую.

Я перестаю жевать и смотрю на него. Мысли Тео всегда было нелегко прочесть, по большей части потому, что он был мастером говорить людям те слова, которые они хотят услышать, – даже если они сами не осознавали, что хотят услышать именно их.

– Я тебе честно скажу, – говорит он, и я чувствую, как горят мои уши. – Не буду лицемерить. Он сделал гадость. Это не брак, это не в богатстве и в бедности, не в болезни и здравии.

Я пожимаю плечами.

– Не надо. Не пожимай плечами. Так и есть. Очень подло, эгоистично вот так взять и уехать.

(Недостатки Шона, 5. Оказывается, он настоящий засранец!)

Потом Тео добавляет, уже мягче:

– Вот почему я решил разорвать помолвку. Я не знал, смогу ли вечно быть с ней. То есть сначала думал, что смогу. А потом – болезнь, и все изменилось. Я не хотел нарушать данные ей обещания.

– Мне так жаль, что тебе пришлось пережить эту болезнь, – я глажу его коленку. – Я по крайней мере могла бы написать, что сочувствую.

Он кусает губу.

– Я хотел поговорить с тобой, хотел, чтобы ты мне помогла.

– Вряд ли я помогла бы, – говорю я, убираю руку в безопасное место.

– Почему ты говоришь такие вещи? Зачем?

На этот вопрос нет ответа, поэтому я говорю:

– Даже не представляю, как ты со всем этим справился. Я бы не смогла.

– Смогла бы, если бы пришлось. Всем приходится. Все могут. Все справляются. Порой жизнь – полное дерьмо, но люди выбираются. Нельзя просто плыть по течению.

Я стараюсь найти другую тему для разговора. Потому что меня и мои недостатки можно обсуждать целую вечность.

– Как к этому отнеслась твоя невеста? – спрашиваю я.

– К раку яичка?

– К решению разорвать помолвку.

– Не так хорошо, как к раку яичка. Примерно так хорошо, как ты предполагаешь.

– Так хорошо или нет? – Я улыбаюсь.

– Смотря какой смысл ты вкладываешь в слово «хорошо», – отвечает он, тоже расплываясь в улыбке. Затем, уже серьезнее: – Но это было правильно. Закончить все одним махом. Короткое счастье не стоит долгих страданий. Моя… бизнес-модель основана как раз на этом.

– Уверена, мой отец сказал бы – так назначено судьбой.

– Разорвать помолвку или сидеть с тобой в отеле Сиэтла после того, как разорвал помолвку?

– Тео… – Но мне больше нечего добавить, так что ладно уж. Разрываю вафлю пополам, протягиваю ему кусочек. Он берет, но не ест.

– Значит, ты получила мое сообщение, – он не спрашивает, а утверждает.

– Ты же знаешь, что получила, – я вздыхаю. – Ванесса тебе сказала… и я сама тебе сказала, на Рейнире.

– Я не должен был его отправлять, да?

– Нет… да… я хочу сказать…

– Потому что обычно я веду себя куда пристойнее. Когда могу прочитать чужие мысли.

– А я читала о тебе в «Таймс».

– Так ты читаешь обо мне в «Таймс»? – Закинув руки за голову, он откидывается на стуле и подмигивает мне, и я его ненавижу (и люблю!), потому что он такой, мать его, неотразимый. Он всегда таким был.

– Я на нее подписана.

– Уверен, что не подписана, – говорит он и смеется. – На сто процентов.

Я тоже смеюсь, потому что он прав; не такая я женщина, чтоб подписываться на «Таймс». Мысленно я отмечаю, что неплохо хотя бы скачать приложение, когда Тео уйдет.

– Я рада, что ты написал мне, – признаюсь я наконец. – И да, знаю, что уже говорила… но, Тео, так и есть – сочувствую, что у тебя рак. Я могла хотя бы попытаться найти нужные слова и ответить тебе.

– Сочувствуй моему яичку, – говорит он. – У меня-то все хорошо.

– Оно было хорошим яичком.

– Да. И мне очень его не хватает.

– Ох, – я расправляю плечи; мои глаза блестят.

– Хреново быть мной, – он тоже расправляет плечи; его глаза блестят еще ярче.

– Да ну брось, у тебя все классно.

– Да сама брось. Моя жизнь могла сложиться куда лучше.

Телефон, лежащий рядом со мной на подушке, вибрирует, и чары рассеиваются.

– Надо ответить, – говорю я. – Семейная катастрофа.

– В ваше семье это обычное явление.

С Тео мы расстались по моей вине. Не знаю, видит ли и он причину в этом, но так и есть. Может быть, «вина» – не самое подходящее определение. Отношения заканчиваются. Люди расстаются. Такова жизнь. Не хочу цитировать отца, но так предопределено. Поэтому, когда мы с Тео расстались, я списала все на предопределенность, посчитала, что судьба приготовила мне нечто иное. А потом судьба подарила мне Шона, и я поняла все, что произошло между мной и Тео: его больше не было в моей жизни, это место занял Шон. Такой подход снял с меня ответственность и переложил вину на Вселенную.

Но в прошлых отношениях есть смысл. Увидев знакомое имя, всплывшее в старой переписке, вы, должно быть, подумаете: «Слава богу, что я избежала этой участи», или, например, «он неплохой парень, просто мне не подошел». Но я никогда не руководствовалась этой логикой, вспоминая Тео. Мы были вместе, а потом – сами по себе. Я могла бы сколько угодно верить в предопределенность, но, когда я была честной с самой собой, когда воспоминания и ностальгия вынуждали меня гуглить информацию о нем и думать – а вдруг? – я понимала, что дело не только в предопределенности. Я сама все разрушила, вот и ответ.

Шон и Тео; Тео и Шон. Возможно ли любить двоих одновременно? Ванесса, когда мы обсуждали с ней эту тему, сказала: по-настоящему двух людей одновременно любить нельзя, но две большие любви в жизни быть могут. У нее таких любовей было три, и, то и дело разбивая своим избранникам сердца, она тем не менее вызывала в них желание. Она не удалила их из друзей на «Фейсбуке», она по-прежнему время от времени спала с одним из них (Райаном), когда они оба оказывались пьяными в одно и то же время; потом он несколько дней писал ей сообщения, надеясь начать все сначала; я всегда думала, что раз им удалось сохранить такие хорошие, дружеские отношения, может быть, их связывала не любовь. Может быть, мужчины принимали за любовь какое-то иное чувство к Ванессе – можно ли находиться на одной орбите с человеком, который того и гляди перевернет планету?

Но тем не менее.

Мы с Тео встречались три года, прежде чем я все испортила. Сокращенная версия: он предложил мне переехать в Сиэтл, я отказалась. Этой версии приходилось держаться, потому что, начав вспоминать, что произошло на самом деле, я уже не простила бы себя за такой косяк. Разве все это не странно? Этот когнитивный диссонанс, который мы начинаем ощущать со временем? Мой отец выстроил целый мультинациональный конгломерат вокруг этого когнитивного диссонанса, как бы ни старался доказать прямо противоположное: будто план Вселенной – не рефлексии по поводу прошлого, не попытки рационализировать наш выбор и наши недостатки, а принятие этого выбора и отношение к недостаткам как этапам жизненного пути. Сдается мне, когда я разрушила наши с Тео отношения, я понадеялась на этот план: будет так, как должно быть, и если я все испортила, я получу, что заслужила – именно это сказал бы отец. Таков мой жизненный путь; хотя легче от этого не становилось.