солнце изящная заглавная буква "С".

Увитые плющом колонны в несколько метров толщиной упирались в частокол железного забора с острыми пиками наверший, концы которого терялись за линией горизонта.

Вдоль мощеной булыжником дороги тянулись стройные ряды деревьев с кронами, подстриженными в форме конусов. Газон под ними, зеленый и сочный, занимал все оставшееся пространство лужайки.

Карета сделала полукруг и остановилась у крыльца, такого же величественного, как и остальной трехэтажный особняк. Беломраморный, с резными перилами и широкой парадной лестницей.

Да, Лизок, тебе его и за год не обойти, не говоря о всевозможных потайных комнатах и лазах, которых в доме Роберта старшего наверняка навалом.

Граф подал руку и помог мне спуститься.

— Вам нравится? — спросил Стендброк старший и я кивнула.

Отрицать очевидное было глупо.

Так как близняшки остались спать в карете, Дали решительно начала спускаться с козел, чтобы сопровождать меня, но граф ее остановил.

— В вашем присутствии нет нужды.

— Но ваше сиятельство…

Граф проигнорировал ее слабый протест и, положив мою ладонь на сгиб локтя, повел за собой в дом.

Стоило миновать лестницу и приблизиться к огромным дверям, как они распахнулись и двое слуг в белых с серебряным кантом ливреях низко поклонились, пропуская нас внутрь.

Узнавание кольнуло сердце предчувствием.

Холл дома Стендброков по форме был абсолютной копией комнаты Анги — такое же странное, поломанное на углах пространство, которое за счет монументальности не так бросалось в глаза, и все же я его узнала.

На каждой стене по двойной двери цвета плавленого серебра. Из длинных узких окон, оставшихся за спиной, свет пробивался урывками и в его неровных полосах на полу танцевали пылинки.

Высоко над головой в центре выбеленного купола покачивалась на цепях огромная хрустальная люстра. Только там, на головокружительной высоте, я могла различить шесть углов комнаты, которые стрелами спускались вниз и растворялись у пола в едином, ломающем восприятие своей неправильностью, пространстве.

Граф отпустил мою руку и отошел на шаг назад, но я не обратила внимания. Хрусталь люстры поймал в ловушку свет из шести круглых окон под потолком и заиграл всеми цветами радуги.

Яркие вспышки прыгали по углам и стекали вниз, как если бы это была светодиодная лента — капля за каплей: зеленые, оранжевые, голубые, красные — они пульсировали там, на головокружительной высоте, но стоило упасть вниз, растворялись в окружающей белизне стен.

Черный, натертый до блеска паркет, как зеркало отражал прекрасный танец света и, кажется, даже светился изнутри.

Я сделала шаг вперед и почувствовала, как перстень на пальце завибрировал, указывая направление. Прижала ладонь к груди и сердце забилось в такт. Всполохи света над головой задрожали, слившись в одно цветное пятно, и я вдруг все поняла.

Толкнула плечом дверь напротив и шагнула в темноту.

Дискотека в лагере начиналась в восемь.

На круглой площадке с облупившимся от времени асфальтом и развешанными по периметру фонариками, часть лампочек у которых не горела, мы собиралась группками и ждали, когда самые смелые или пьяные выйдут танцевать первыми.

В этот вечер смелой была я.

Потому что Влад — звезда нашего потока — выбрал меня.

Когда он подсел к нам с подружкой за стол на завтраке, я не придала этому значения, ведь он мог просто прикалываться. Но когда позже, на речке, Влад дважды столкнул меня с помоста в воду и потом весь день не давал прохода, хватая то за руки, то за талию, я поняла, что нравлюсь ему.

Поэтому сегодня, в новой юбке, с макияжем и радостью до небес, я танцевала в центре круга из других девчонок и ждала медляк, на который он обязательно пригласит меня.

На глазах у всех.

Почему я вспомнила о том вечере именно сейчас, когда неведомая сила вела меня за собой по темному коридору незнакомого дома?

Кольцо впервые за долгое время ношения было теплым и не причиняло боли. Оно что-то почувствовало? Может быть, другое кольцо? Могли ли они быть как-то связаны? Я не знала, но упрямо шла дальше, касаясь руками шероховатой каменной кладки.

Интересно, что сейчас делает Роберт?

Я представила, как он удивится и обрадуется, когда я вручу ему кольцо матери, и на душе стало очень хорошо. А потом я вспомнила про его отца и обернулась.

И с удивлением обнаружила себя стоящей по центру огромной виниловой пластинки, по периметру которой, прямо в воздухе, висели разноцветные фонарики.

Я сделала шаг в сторону и прочитала “Абсолютно все” Бьянка ft.Мот.

Что?

Пластинка под ногами начала медленно вращаться и заиграла музыка, только мотив, без слов, и я увидела тот вечер в летнем лагере, как будто со стороны. Себя, танцующую с Владом, такую счастливую, что стало даже не по себе, и Пашу с Веней на противоположной стороне.

И Римму, которая все испортила.

— Элиза, — граф тронул меня за плечо и видение исчезло, оставив на языке горький привкус стыда.

Как я могла забыть?

— Все было не так, — прошептала сама себе и с удивлением обнаружила, что стою в центре роскошного холла в объятиях старого графа. — Пустите!

Стендброк старший покачал головой и ответил:

— Чтобы вы снова попытались упасть в обморок и наверняка разбили свое прекрасное лицо о пол? Ни в коем случае!

— Да все со мной нормально! — я сбросила с плеч его руки и тряхнула головой.

Что за наваждение!?

Видение исчезло также внезапно, как и появилось.

Что это было — галлюцинации от усталости или нервный срыв, я не знала, но перстень на руке впервые за долгое время вообще никак себя не проявлял.

Я оглянулась по сторонам: от волшебного холла не осталось и следа. Неужели все это мне почудилось? Я коснулась перстня и с удивлением обнаружила, что он свободно вращается вокруг фаланги. Попробовала стянуть, но ничего не вышло.

— Я хочу домой, — почему-то стало очень страшно.

У меня никогда не было панических атак, но именно сейчас в груди разлилось такое тягучее и нервное беспокойство, что я испугалась на самом деле потерять сознание.

— Вы в полной мере удовлетворили свое любопытство? — усмехнулся граф и я на автомате кивнула, а потом замотала головой из стороны в сторону.

— Нет. Но я обязательно сделаю это в другой раз.

— После обручения, вне всякого сомнения.

И, больше не сказав ни слова, Стендброк старший вывел меня на крыльцо. Солнце клонилось к закату и я с ужасом