Спустя год он познакомился с Антониной. Анатолий Степанович затрудняется сказать, чем могла она его увлечь, какими такими качествами. Помнит только, что ему льстило, что за него выходит строгая, без фокусов в голове, студентка. Опять же — отличница, гордость факультета.

А потом он впал в обычный жизненный водоворот: работа, дом, семья. И как-то незаметно исчезли из виду его прежние друзья, а на смену им пришли те, каких с дальним прицелом подбирала ему жена. Анатолий Степанович пытался протестовать. Но Антонина неизменно отвечала, что в выборе приятелей надо быть разборчивым. Когда же Анатолий Степанович мало-мальски продвигался по службе, она находила повод его поддеть. «Ну что, дорогой, могло бы это случиться, если бы к нам захаживал не он, а твой друг детства Вася?»

Анатолий Степанович вспоминал хохмача Васю и грустил. Но что поделаешь. Иногда для достижения цели жертвуют гораздо большим, нежели дружбой с Васей.

«Цели», — усмехается Анатолий Степанович. Цели перед ним тоже ставила жена. И он послушно следовал ее приказам. Когда же «битва» была выиграна, лицо ее освещала улыбка стратега, точно рассчитавшего ход сражения. С годами Анатолий Степанович уже не ждал прямого приказания. Желания супруги угадывал, чувствовал на расстоянии и не отделял их от своих.

И вот теперь она, конечно, не захочет, чтобы его мать жила у них. Она не захочет даже видеть ее, потому что для нее мать — совершенно посторонняя. Так, малограмотная деревенская старушка. А тут еще возись с ней. Гости придут — ее не выпроводишь на улицу. Нет, Антонина будет категорически против. А значит, должен быть против и он.

Анатолий Степанович чутко вслушивается. Кажется, мать спит.

Знала бы она, о чем он сейчас думает. Хорошо, однако, что люди не могут читать мысли других. Анатолию Степановичу не по себе. Черт его знает, может, и удастся уговорить Антонину, и та разрешит пожить матери, хотя бы до лета, у них. А что, и дети могут присмотреть за ней. Правильно Михаил сказал, бабка она им, а не кто-нибудь. Но тут же понимает всю бессмысленность затеи. Антонина так детей настропалит против нее, что мать света белого не взвидит. «Сам-то я что, с удовольствием принял бы ее, — без тени сомнения думает Анатолий Степанович, — да слаб против своих».

Он лег на спину, закинул руки за голову.

Эта дрянь мне всю жизнь искалечила. И сам не заметил, как превратился в урода. Родную мать готов оставить в беде из-за прихоти бессердечной эгоистки. Миша, брат, и за человека меня не считает. До сегодняшнего случая, может, и теплилась в нем надежда, что это не так, да я сам убедил. (Его вдруг обуял стыд и непрошеный гнев… не на себя, на жену.) Ну нет, женушка, здесь у тебя ничего не выйдет. У меня еще не полностью окаменело сердце, и я покажу, кто в доме хозяин. Завтра же отвезу мать в город. Завтра. И с Михаилом мне незачем объясняться. Настанет час, когда он сам повинится передо мной за необдуманные слова. Забираю мать, — преисполнился Анатолий Степанович отчаянной храбрости. — Я хозяин. Я! И квартиры, и машины. Я отец детей. Я, в конце концов, сын. Когда-то я тоже состарюсь, и тогда дети… Нет, забираю, — свесил ноги Анатолий Степанович. — А ты… — Перед его распаленным взором предстало лицо супруги. — Ты можешь катиться ко всем чертям, если тебе это не нравится. Я все выскажу, когда приеду с матерью.

Анатолий Степанович злорадно усмехается, словно уже видит, как отшатывается от его обличительных слов супруга, как покрывается багровыми пятнами ее шея. «Получай, получай! — остервенело шепчет он. Его шепот разносится по всем комнатам, и Анатолий Степанович спохватывается: — Мать услышит… Ну и пусть слышит. — Он вскакивает с кровати. — Я ей тотчас и сообщу».

Анатолий Степанович никак не нащупает ногами тапочки, шарит по стене в поисках выключателя.

Вспыхнула лампочка, заливая горницу светом. Анатолий Степанович на секунду зажмурил глаза, затем широко раскрыл их. По стене испуганно метались два таракана. Свалившись на пол, юркнули в щель между половицами.

Анатолий Степанович остолбенело застыл возле печи. Он не мог ни объяснить, ни понять того, что с ним произошло. Все его благие намерения вдруг исчезли, как исчезла и темнота, навеявшая их. Словно яркий свет отрёк его от всего, чем он только что жил, дышал. Он отрешенно смотрел на стену и гадал, приснилось ему все или он действительно встал, одержимый невероятной идеей.

Анатолий Степанович хотел потушить свет, но поднятая было рука безвольно опустилась.

Ничего он не мог сказать матери. А уж угрожать Антонине… Господи, да куда ж он без нее? Ведь он весь, от макушки до пят, вылеплен ею. И нет Анатолию Степановичу шагу ни назад, ни в сторону. Единственное, что он может, так это только мечтать, как мечтал минуту назад.

Он переводил взгляд с пола на стены, и беспощадная мысль сверлила сознание. Помечешься-помечешься ты, Толик, как захваченный врасплох таракан, и шмыгнешь обратно в свою щель. Ни характера в тебе, ни самолюбия…

«Ну, это мы еще поглядим, — хорохорился Анатолий Степанович. — Поглядим».

А из залика, из-за опрятных ситцевых занавесок уже подала голос чутко спавшая мать.

— Ты, сына?

Анатолий Степанович вздрогнул, оторвал от пола босые ноги.

— Напиться я.

Но вместо того, чтобы идти к ведру, отодвигает занавески, проскальзывает в зал.

— Я что хотел, — с трудом шевелит он языком. — Ты не волнуйся. Мы с Мишей всегда рядом с тобой. Я прямо сейчас, сию минуту, завожу машину и в город — предупредить своих. Антонина, она баба не вредная. Только с виду норовистая. — Анатолий Степанович был рад полутьме в зале. Мать могла слышать его ложь, но не читать ее в глазах сына. — И сразу обратно за тобой. Так что не беспокойся, мама.

— Куды в такой час? — отговаривает его мать. — Потерпи до свету.

— Поеду, — стоит на своем Анатолий Степанович.

Настасья Меркуловна вздыхает.

— Жена в доме всему голова. Как она посчитает нужным, так тому и быть. Передавай Петровне поклон от меня.

Анатолий Степанович готов провалиться сквозь землю. Мать, неразговорчивая смолоду и сохранившая это качество до преклонных лет, распознала неискренность сына, но не подала виду. Как посчитает Антонина, ей наперед известно. Выходит, выручает его мать. И Анатолию Степановичу остается лишь удовлетвориться этим.

Он поспешно одевается, так же поспешно, не заходя в залик, прощается с матерью.

— В добрый час, — доносится из-за ситцевых занавесей.

Анатолий Степанович с тяжелым сердцем идет к