голос, обнаруживаю, что Газаль уже у меня за спиной. Остаются считаные мгновения, чтобы отпрянуть, прежде чем ее меч вонзится мне в живот. Изворачиваюсь, но недостаточно быстро. Меч рассекает предплечье, и я вздрагиваю, стискиваю зубы от обжигающей боли. Вспыхивает золото, но я не обращаю на него внимания. Я испытывала боль и похуже, переживала более страшное. Это лишь царапина, говорю я себе.

Белорукая снова смеется, вскидывая кубок с вином.

– Побеждай или умри, Дека! Урок ты усвоишь в любом случае.

Урок… слово отдается в теле эхом, напоминая, что за последний месяц у меня была масса таких уроков, направленных на то, чтобы научить меня выживанию… нет, победе всем наперекор.

Побеждай или умри…

Я не собираюсь опять умирать. По крайней мере, не сегодня.

Смотрю на Газаль, охваченную неистовством, которое мерцает в ее глазах. Доводы на нее не подействуют. Разговоры бесполезны. Газаль нужно выплеснуть боль, и для этого она выбрала меня. Единственный благородный ответ с моей стороны – сразиться.

Победить.

Я поднимаю меч.

– Нападай.

Она бросается на меня с криком. Однако едва Газаль делает выпад, как я поворачиваюсь в сторону и с силой бью эфесом ей по черепу. Она успевает лишь ухватить край моего рукава – и падает без сознания. Судя по размеру шишки – очнется она через час, не меньше.

Белорукая подходит ближе, хлопая в ладоши.

– Блестяще, блестяще! Шустро соображаешь, Дека. Просто виртуозно. Я знала, что сделала правильный выбор.

Я оседаю на землю, все тело дрожит.

– Выбор? – раздается голос Белкалис; весь наш бой она, как ей свойственно, молча созерцала. – Почему она? Почему именно мы, из всех девушек Варту-Бера, кармоко?

Белорукая пожимает плечами.

– В тебе живет ярость, бездна ее, – отвечает она, затем указывает на лежащую без сознания Газаль. – В ней – боль, которой хватит на целое озеро, как вы только что увидели.

Затем Белорукая наставляет палец на Бритту:

– Эта сильна, верна и сделает то, что должно.

И, пока Бритта удивленно хлопает ресницами, Белорукая поворачивается ко мне:

– А эта – противоестественна.

Снова оно, ненавистное слово. Однако я больше не чувствую стыда и тошноты, как раньше. Теперь я знаю, что мои способности ценны, и ощущаю лишь любопытство. Белорукая понимает, откуда они взялись. Я догадывалась об этом еще в Ирфуте, но теперь знаю наверняка. Вот почему она использует это слово. Оно – не приговор, а истина.

– Что значит противоестественна? – спрашиваю я. – Кто я такая? Алаки ли я вообще?

Последний вопрос вырывается сам собой – страх, который я прятала так глубоко, что до сих пор не признавалась в нем даже сама себе.

Белорукая, веселясь, приподнимает уголки губ.

– Алаки ли ты вообще? – смеется она. – Что за глупый вопрос, Дека. Конечно, ты алаки. Самая ценная во всем Варту-Бера.

Я хмурюсь, сбитая с толку, и Белорукая делает шаг ближе, вглядываясь в меня сверху вниз.

– Из всех здешних девиц лишь ты способна повелевать смертовизгами.

Пусть я и так это понимала, подтверждение все равно вызывает шок. В голове крутятся новые мысли, одна быстрее другой. Если Белорукая знает, то она, вероятно, намеренно искала меня аж в самом Ирфуте. Тогда она знала заранее… знала, кто я такая. Значит ли это, что есть и другие? Раньше я отвергала эту возможность, но теперь не так уверена. У Белорукой есть ответы, которые я ищу, вот и все, что я знаю наверняка.

– Это вы тот самый благодетель? – срывается сам собой вопрос.

Я думаю о нем весь день, о таинственном благодетеле, что, по словам кармоко Тандиве, помог маме сбежать. Я полагала, что это кармоко, или даже джату, или чиновник, но что, если это была Белорукая? Она из знати – у нее есть деньги, власть, возможность перевозить людей, куда ей заблагорассудится.

– Это вы помогли моей матери сбежать из Варту-Бера?

– Твоя мать была в Варту-Бера? – удивляется Белорукая. – Потрясающе…

Из-за свойственной ей уклончивой манеры я не могу понять, лжет она или нет. Однако Белорукая совершенно точно знает больше, чем говорит.

– Что вы обо мне знаете? Кто я такая? – молю я об ответе.

Она пожимает плечами.

– Что использование этой силы тебя истощает. Что после этого ты становишься уязвима. Что ты ценна для нас. Для нашей борьбы.

В ушах стучит кровь. Ценна для нас? То, как Белорукая это произносит, как многозначительно на меня смотрит… я точно знаю, о чем она думает. Она намерена использовать мою способность во время похода. Выставить на всеобщее обозрение.

Мышцы сжимаются до спазма, дыхание прерывается. Где-то глубоко внутри зарождается первобытный вой, но Белорукая щелкает когтями, заставляя вернуться в настоящее.

– Понимаю, Дека, у тебя много вопросов, – говорит она, – и я отвечу на них до того, как поход закончится. Но пока знай: я не подвергну тебя опасности.

И вдруг вой вмиг рассеивается, и я снова могу дышать. Если я что-то и знаю о Белорукой, так это то, что она женщина слова, пусть ее намерения всегда туманны.

Она поворачивается к Бритте:

– Однажды ты спросила, почему выбрали тебя. Дабы защитить Деку в моменты уязвимости, уберечь от вреда. – Белорукая указывает на боевой молот. – С ним ты станешь защитницей Деки.

Бритта опускает взгляд на молот, хмуро сдвигает брови.

– Вот почему вы меня забрали, – медленно произносит она. – Вот почему вы нас сдружили…

Белорукая и не думает отрицать.

– Как сильнейших из Варту-Бера, вас четверых будут отправлять в самые трудные вылазки. Туда, где смертовизги либо многочисленны, либо хитры, где местность более сурова… туда, где требуется голос Деки.

Она скользит взглядом по нашим лицам, затем останавливается на Бритте.

– Ты не только сильна, Бритта, ты искренне заботишься о Деке, вот почему она в тебе нуждается. В защитнице, которая ее убережет. В подруге, которая сохранит ей рассудок среди ужаса предстоящих месяцев. Ты справишься с задачей?

Смотрю на Бритту, и все вопросы о Белорукой отодвигают на второй план более важное чувство: страх. Что, если Бритта меня испугается? Возненавидит за то, что я подвергну ее куда большей опасности. Мысль лишена здравого смысла, знаю, но одно ее присутствие причиняет такую боль, что я едва дышу.

К моему облегчению, Бритта с улыбкой вскидывает молот.

– Мы с Декой – сестры по крови. Мы созданы друг для друга.

Белорукая улыбается в ответ:

– Рада слышать. – Затем она поворачивается к Белкалис: – А ты, Белкалис из Уальпы, что скажешь?

Та фыркает.

– Не знаю, что это за чушь про ценность Деки, но я просто хочу пережить службу и убраться отсюда. Если Дека поможет разбить смертовизгов быстрее, то я тоже буду ее защищать, – говорит Белкалис и подходит к нам с Бриттой.

Облегчение накатывает столь сокрушительной и внезапной волной, что у меня чуть не подгибаются колени. И Белкалис меня не ненавидит. Она все еще моя подруга.

Белорукая вновь улыбается.

– Так я и думала. В конце концов, ты как никто понимаешь боль, что пережила Дека. Ты пережила то же самое. Ты как никто понимаешь, что нужно сделать.

Я вдруг вспоминаю шрамы на спине Белкалис, те самые, что исчертили ее, словно линии карты. Сейчас они поблекли, но я никогда их не забуду. То, что она пострадала так же сильно, как и я.

Я вижу, как Белкалис коротко кивает, и чувствую новую волну облегчения, когда Белорукая продолжает:

– Пока сохраните способность Деки в тайне. О ней знаете только вы и ваши кармоко, и мы хотели бы временно оставить все как есть.

Когда мы все киваем, давая слово, Белорукая подхватывает меч и задумчиво его рассматривает.

– Что ж, тогда… кто-нибудь хочет попытать счастья со мной?

19

– Расскажи мне о своих снах, Дека, – говорит Белорукая на четвертый вечер занятий у озера.

Наша обычная схватка без правил закончилась. Бритта, Белкалис и Газаль вернулись в Главный зал, а меня Белорукая попросила остаться, хотя и не объяснила почему. Белорукая очень