В любой школе, в любом институте обязательно есть первая красавица, девушка-небожительница. Ею восхищаются, завидуют и ненавидят одновременно, но стараются быть поближе к божеству, чтобы сиять хотя бы отраженным светом. Раньше Жене никогда не удавалось проникнуть в кружок «приближенных», красивые девочки из недоступного ей мира расцветающей женственности могли только посмеяться над Жениным нарядом. Они даже не снисходили до того, чтобы списать у нее.

Женина «светская жизнь» началась с юбилея долгосабуровского партнера, который праздновался в украшенном цветами и шарами загородном клубе. Поначалу все до единой женщины, присутствовавшие на празднике, показались Жене такими небожительницами. Уверенные в себе, ухоженные, дорого одетые…

Женя даже забыла, что сама одета ничуть не хуже. На ней было платье жемчужного оттенка, украшенное коралловым колье, и туфли тоже были кораллового цвета…

В выборе наряда помогла сокурсница, работавшая редактором раздела моды в женском журнале.

Слухи о Женином удачном замужестве быстро распространились по институту, и сокурсница подошла к ней, предложив свои услуги шоппера. Женя и слова-то такого не знала, но бойкая девушка быстро объяснила ей, что шоппер – это консультант по покупкам, имиджмейкер и психолог в одном лице. Человек, который знает, какая одежда вам нужна, чтобы чувствовать себя комфортно в любой ситуации. Женя сразу согласилась: девушка ей нравилась, возможно, потому, что в отличие от большинства других однокурсниц никогда не носила ничего, кроме джинсов, водолазок и клетчатых рубашек.

…Долгосабуров, заметив Женино смущение, ободряюще сжал ее локоть, наклонился и прошептал на ухо: «Ты лучше всех. Даже не думай сравнивать себя с этими курицами!» Мужчины, обменивавшиеся с ним рукопожатиями, знакомили Женю со своими женами или спутницами, она старалась запоминать имена, но их было слишком много. После поздравлений и представлений, в ожидании ужина пары разъединялись, мужчины образовывали свои кружки, женщины свои. Дочь юбиляра, яркая черноволосая красотка Жениного возраста, одетая во что-то красное и пышное, увлекла Женю в свою компанию. Здесь делились впечатлениями от последних поездок за границу и жаловались друг другу на прислугу. Женя выдержала оценивающие взгляды, но не стала делать вид, что эти темы ей близки – стояла молча, с любезной улыбкой.

Одна из молодых женщин начала возмущенно рассказывать про няню своего сына, которая его шлепнула, за что была уволена. Шлепок запечатлела скрытая видеокамера, записи которой мамаша просматривала вечерами. Беседа сразу оживилась, оказывается, нянями были недовольны все. Женщины заговорили разом, не слушая и перебивая друг друга. И правда как курицы, подумала Женя.

Итак, недосягаемые красавицы оказались курицами, а герой ее девичьих мечтаний, романтичный и мужественный хирург – заурядным красавцем. Неужели жизнь – как новогодняя елка? Накануне праздника кажется загадочной и прекрасной, обещает чудеса, но приходит время, и пушистые иголки осыпаются, обнажая серые прутья, а глупая мишура теряет блеск…

Она убеждала себя, что совсем не думает о Волчеткине, но влюбленность все еще терзала ее душу… Или это была уже не влюбленность, а смутное сожаление об ушедшем навсегда детстве с его верой в сказку?

Иногда, просыпаясь ночью в чужой спальне, рядом с чужим мужчиной, она остро чувствовала нереальность происходящего. «Неужели это я?» – думала Женя и до тошноты вглядывалась в зеркало, не включая света.

Обстановка гостиничного номера усугубляла ощущение эфемерности, у Жени кружилась голова и пересыхало во рту от страха, что она сейчас умрет, так и не поняв, что такое – жить.

Она шла в гостиную, пила воду и снова ложилась рядом с мужем, прижимаясь к нему. Он обнимал ее, бормотал ее имя и засыпал еще глубже.

А она думала, что он рассердится, если она его разбудит, и лежала очень тихо, мучаясь мыслями такими страшными, что они, слава богу, распугивали друг друга в ее бедной голове.

* * *

Только сейчас, когда Женя уехала, Мила поняла, как сильно помогала ей эта тихая девушка. Теперь Мила осталась наедине с грязной посудой, оставленной на кухне после ночных перекусов, разбросанными вещами и прочими прелестями жизни с неорганизованными подростками, считающими, что взрослые члены семьи существуют для того, чтобы им прислуживать. Милин муж, похоже, думал так же.

А тут еще этот эпизод с мусорным ведром. После приготовления ухи следовало выкинуть рыбные очистки. Как раз домой вернулся Вова, и Мила выскочила с ведром в коридор, пока он не успел раздеться, попросила вынести.

Паршивец снял куртку, как ни в чем не бывало! «Простите, Мила, я устал, не могу», – спокойно сказал он и отправился к себе.

Это незначительное событие послужило тумблером, переключившим Милины эмоции в другое русло. Раньше она воспринимала Внуков как необходимое дополнение к семейной жизни. В советское время на предприятиях были популярны «заказы»: вместе с дефицитной гречневой крупой ты получал, допустим, замшелое печенье.

Внуки были просто неблагоприятным обстоятельством, с которым приходилось мириться, если она хотела сохранить брак.

Теперь они стали раздражать ее сами по себе. Например, Валера ел только одну часть курицы, грудку. Казалось бы, ну и на здоровье, но Мила просто выходила из себя, наблюдая, как ему кладут на тарелку грудку с таким видом, словно приносят жертву языческому идолу. А Вова не ел грибы. У него не было аллергии или непереносимости – просто не любил. В своем детстве Мила в подобных случаях слышала: «Ешь что дают, а не хочешь, ходи голодной!» В этой же семье привередливость считалась признаком аристократизма и почиталась как талант. Если Мила планировала грибной обед, Вове следовало готовить отдельное блюдо, что сводило экономический эффект к нулю. Еще он ел суп из специальной чашки, которую Валера однажды разбил. И Михаил, который даже не шелохнулся, когда Внуки раскокали Милин любимый сервиз, тут же рванул в магазин за новой чашкой, словно без нее Вове угрожала голодная смерть.

Со своим сыном Мила всегда жила дружно, заботилась о нем, но ведь и он ей помогал. А эти?..

Возможно, дети наглеют от попустительства, а не по велению души… Но как проверишь, если ей запрещают вмешиваться в воспитание?

Как человек с научным складом ума, Мила часто задавалась вопросом: Внуки ее бесят потому, что ей жаль тратить на них свои деньги, или жаль денег потому, что они ее бесят? Другими словами: что первично, материя или сознание?

Ответ, конечно, не находился, но раздражение росло с увеличением расходов. Очень глупо, когда взрослую состоятельную женщину выводят из себя какие-то подростки, и Мила старалась подняться над ситуацией, но тщетно. Кажется, она стала прекрасной моделью для понятия «толерантность»!

Терпимость и толерантность – разные вещи, казалось ей. Терпимость – это благородное движение души к прощению, когда ты сознаешь, что пороки ближних всего лишь отражение твоих собственных пороков. А толерантность – сознательное самоунижение из страха потерять свое место в сообществе.