— И Йемон! — вдруг завопил он. — Я все про него понял в ту самую минуту, как его увидел! Я сказал себе: Эд, избавься от этого парня — он ходячая неприятность! — Он погрозил нам пальцем. — Я хочу, чтобы вы держались от него подальше, понимаете? Какого черта он тут вообще делает? Почему не вернется туда, откуда прибыл? На что он живет?

Мы с Салой пожали плечами.

— Кажется, у него есть доверительная собственность, — сказал я. — Он как-то говорил о том, чтобы инвестировать немного денег в кегельбаны.

— Боже всемогущий! — воскликнул Лоттерман. — На хрен, на хрен таких инвесторов. — Он покачал головой. — И у этого типа хватило духу врать мне, что он на мели… занял сотню долларов и выбросил ее на мотоциклет! Можете вы это понять?

Я, разумеется, этого понять не смог, и Сала тоже.

— А теперь он преследует меня в судебном порядке и хочет еще денег, — продолжил Лоттерман. — Видит Бог, мы еще посмотрим, что он на самом деле получит. — Он откинулся на спинку кресла. — Такая жуть, что просто не верится, — пробормотал он. — Я только что заплатил тысячу долларов, чтобы вызволить его из тюрьмы. Этого опасного психа, который обещал открутить мне голову. Ведь он обещал мне голову открутить. И Моберг, — вспомнил он. — Откуда он вообще взялся? — Лоттерман покачал головой и махнул нам на выход. — Идите, — сказал он. — И передайте Мобергу, что я непременно его посажу.

Только мы пошли к двери, как Лоттерман еще кое-что припомнил.

— Погодите минутку, — позвал он нас. — Не хочу, парни, чтобы вы думали, будто я не вызволил бы вас из тюрьмы. Конечно, я бы вас вызволил. Ведь вы сами это знаете, правда?

Мы заверили его, что знаем, а потом оставили бубнить себе под нос за столом. Я прошел в библиотеку и сел подумать. Машину я все равно собирался раздобыть — независимо от тех усилий, которые бы на это ушли. Я уже приметил «фольксваген» с открывающимся верхом за пять сотен, и он казался в чертовски хорошем состоянии. Принимая во внимание фантастические цены на машины в Сан-Хуане, сделку можно было бы считать очень успешной, купи я его за четыре сотни. Я позвонил Сандерсону.

— Послушай, — непринужденным тоном начал я, — сколько я самое меньшее получу от этой заморочки с Зимбургером?

— А что? — поинтересовался он.

— Я хотел бы вперед. Мне нужна машина.

Сандерсон рассмеялся.

— Тебе не нужна машина — ты хочешь машину. Сколько тебе нужно?

— Около тысячи, — сказал я. — Я не жадный.

— Да ты спятил, — ответил он. — Максимум, что я могу при любых обстоятельствах сделать, это двести пятьдесят.

— Идет, — быстро согласился я. — Конечно, капля в море, но тоже на пользу. Когда я смогу их получить?

— Завтра утром, — сказал он. — Как раз придет Зимбургер — мы сможем собраться и всё уладить. Но дома я этим заниматься не хочу. — Он помолчал. — Около десяти сможешь зайти?

— Конечно, — сказал я. — Тогда и увидимся.

Положив трубку, я понял, что готовлюсь к решительному шагу. В конце недели мне предстояло переехать в собственную квартиру, а теперь я и машину почти что купил. Сан-Хуан брал меня в оборот. Пять лет мне не требовалась машина — со времен того старенького «ситроена», который я купил в Париже за двадцать пять долларов и годом позже продал за десять, исколесив на нем всю Европу. Теперь я готов был выкинуть четыре сотни за «фольксваген». Во всяком случае, это давало мне ощущение, будто я куда-то продвигаюсь — не важно, на благо или во зло.

На следующий день по пути к Сандерсону я заглянул на стоянку, где видел «фольксваген». Контора была пуста, а на стене над одним из столов висел любопытный лозунг: «Продавай — ничего не случится, пока кто-то что-нибудь не продаст».

Торговца я нашел снаружи.

— Подготовьте вон тот, — сказал я, указывая на «фольксваген». — В полдень я дам вам за него четыре сотни.

Торговец покачал головой.

— Пять сотен, — возразил он, поправляя табличку на ветровом стекле, словно я и так ее не видел.

— Бросьте, — сказал я. — Вы же знаете правило — ничего не случится, пока кто-то что-нибудь не продаст.

Торговец порядком удивился, однако лозунгу внял.

— Дело сделано, — подвел я итог и повернулся, чтобы уйти. — В полдень я вернусь и заберу его.

Он глазел мне вслед, пока я торопливо выходил на улицу.

Когда я добрался до конторы Сандерсона, Зимбургер уже был там. Одет он был в ярко-синий костюм и красную рубашку без галстука. На первый взгляд он казался восковым манекеном в витрине какого-нибудь допотопного военного магазина. После двадцати лет службы в морской пехоте Зимбургер неловко чувствовал себя в штатском.

— Чертовски мешковато, — объяснил он. — Дешевая работа, и материя ненадежная. — Тут он с энтузиазмом кивнул. — Теперь уже никто ни за чем не приглядывает. Закон джунглей, не иначе.

Сандерсон вышел из бокового кабинета. Одет он был как обычно — под губернатора Паго-Паго. На сей раз на нем был черный шелковый костюм с бабочкой.

Зимбургер же выглядел как оказавшийся вне дежурства тюремный охранник — потеющий толстопузый ветеран, который невесть как и невесть откуда наскреб пачку-другую денег.

— Отлично, — сказал он. — А теперь к делу. Этот парень — писатель? — Он указал на меня.

— Это Пол Кемп, — уточнил Сандерсон. — Вы уже видели его у меня дома.

Зимбургер кивнул.

— Да-да, знаю.

— Мистер Кемп пишет для «Нью-Йорк Таймс», — добавил Сандерсон. — Нам повезло, что мы смогли его к этому делу привлечь.

Зимбургер посмотрел на меня с каким-то новым интересом.

— Что, настоящий писатель? По-моему, от писателей одни заморочки. — Он рассмеялся. — Знавал я в морской пехоте писателей — от них одни заморочки были. Черт, да я и сам там малость пописывал. Мне шесть месяцев давали наставления по боевой подготовке писать. Ну и работенка — в жизни скучнее не бывало.

Сандерсон поудобнее развалился в кресле и закинул ноги на стол.

— Кемп поедет с вами на Вьекес, когда вам будет удобно, — сказал он. — Ему нужно осмотреть место.

— Да, черт возьми! — воскликнул Зимбургер. — Это место порядком его ошарашит — на всех Карибах нет побережья знатнее. — Он повернулся ко мне. — Оттуда можно извлечь настоящий материал. Никто и никогда не писал рассказа о Вьекесе — особенно в «Нью-Йорк Таймс».

— Звучит неплохо, — отозвался я. — Когда вы хотите отправиться?

— Что если завтра? — быстро предложил он.

— Слишком рано, — осадил его Сандерсон. — Кемп прямо сейчас занят кое-какой работенкой для «Ньюс». Почему бы не в этот уикенд?

— Годится, — ответил Зимбургер. — Значит, к четвергу я готовлю самолет. — Он взглянул на часы и встал. — Всё, отбываю, — сказал он. — Проклятье, уже почти полдень, а я еще никаких денег не сделал — даром полдня потратил. — Взглянув на меня, он отдал энергичный салют, а затем с ухмылкой поспешил к двери.