он натворил? — Маша вытерла слезы и уже смотрела на меня бодрячком. — Вы так интересуетесь его жизнью.

Я не стал очень уж лукавить.

— Борис Савченко подозревается в тяжком преступлении.

— Он кого-то убил? Этого следовало ожидать.

— Почему? — удивился я.

— Я же говорю, это не человек, это чудовище. И срок он отбывал за то, что прирезал человека.

Она снова поджала губы и вся напряглась:

— Отец его сдерживал. Несмотря на то, что у них были сложные отношения, брат все же отца уважал и прислушивался. А когда его не стало… Папа погиб по такой нелепой случайности, с непотушенной сигаретой в постели! Так я о чем — Борис мог запросто с тормозов слететь. Тем более, его не было на похоронах. А оказывается, он уже не был на тот момент в тюрьме. Если бы вы не сказали, я бы и сейчас бы считала, что он еще там.

Маша отвернулась. Конечно же, ей очень хотелось закончить этот болезненный разговор.

— Нет, он освободился и вернулся в Новоульяновск, только не пойму, почему вас не навестил, не поставил хотя бы в известность.

— Ему на меня наплевать, — девушка горестно пожала плечами. — Как, впрочем, и мне на него. Может, это и к лучшему. Не хочу даже знать, что он мой брат…

— Повезло вам с родственничком. Где он может сейчас находиться в городе?

— Я не знаю… Поверьте, если бы знала, то обязательно бы сообщила. Иногда мне кажется, что и моя жизнь в опасности.

И сказала она это как-то нервно и будто между прочим, но все-таки — совершенно серьезно.

— Почему?

Захарова замялась, как будто не знала, как подобрать слова.

— Понимаете… Отец всегда любил меня больше. Баловал. Борис это видел и чувствовал и всячески меня поддевал. А когда вернулся из армии, однажды вообще чуть не убил меня. Мы с ним поссорились, так, из-за какого-то пустяка. Я тогда была еще подростком.Он набросился на меня и стал душить. Представляете себе такое? Отец оттащил его, иначе…

Она закрыла лицо рукой.

— Что было потом?

— Он сказал, что просто не понял, кто перед ним. Якобы его переклинило. Извинялся, но знаете, что страшно — в глазах у него стоял холод. Я видела, что он нисколько не раскаивается. А отец ему поверил, сказал, что знает, что такое армия…

— Но ваш брат не воевал, или я чего-то не знаю?

— Однажды он напился и признался, что застрелил кого-то, когда был в карауле. Его оправдали, но он признался мне, что ему понравилось видеть, как из человека утекает жизнь струйкой крови.

Она дернула плечами, будто ей самой было холодно.

Интересный факт. Запрос из военкомата еще не пришел, таких подробностей я не знал. Но скоро узнаю…

— Маша, у него есть друзья в этом городе?

— Я не знаю… Боря всегда был нелюдим, но с кем-то дружил, наверное. Вот если бы папа был жив, он бы вам об этом рассказал. А я никогда не лезла в его жизнь, — Маша сцепила пальцы. — Только не говорите ему про наш разговор, когда найдете его. Прошу… Он мне этого не простит.

— Успокойтесь. Конечно, все останется между нами. Вы, в принципе, ничего такого и не сказали, лишь дали оценочную характеристику брату. Но ваши показания надо будет записать под протокол допроса. Это мы сделать обязаны.

— Показания? — встрепенулась Маша. — Зачем?

— Так положено… Вы его единственная родственница, а Савченко в розыске.

— А если он прочитает мой допрос?

— Если он его прочитает, это будет означать, что мы его задержали. И вряд ли уже выпустим, так что вам не о чем беспокоиться. Проедемте к следователю. Хорошо?

— Да, конечно, — вздохнула девушка. — Я только переоденусь.

— Подождите. Последний вопрос, где Борис научился владеть скальпелем?

— Скальпелем? — недоуменно переспросил она.

— Ну, или остро отточенным ножом.

— Не знаю. Он резал животных, наверное, тогда и освоил, точно не могу сказать.

В дверь позвонили, Маша вздрогнула. Я видел, что она действительно страшно боялась, так прикидываться никто бы не сумел, а для бухгалтерши и вовсе в этом не было бы никакого резона.

— Это он? — прошептала она.

— Не знаю, — я вытащил пистолет, Федя, который уже давно обошел комнаты и стоял рядом с нами, будто мой двойник, сделал то же самое.

Мы встали справа и слева от двери.

— Откройте, — прошептал я Маше, кивнув на замок.

Та подошла, посмотрела в глазок и тихо пробормотала:

— Ни видно ничего. Там закрыли глазок… Ой мамочки! Это он!

— Не бойтесь, мы с вами, открывайте.

Щелкнул запор, дверь распахнулась, и в прихожку спешно ввалилось тело.

— Стоять, милиция! — заорал Погодин, тыча в тело пистолетом, я тоже держал гостя на мушке.

Но это оказался не Савченко. Парень ошалело поднял руки, хлопая на нас глазами. В руке его был зажат букет из хризантем.

Перед нами стоял Сипкин.

— Вы чего, мужики? — сглотнул здоровяк и, повернувшись к девушке, добавил. — Маш, че происходит ваще?

— Опусти ствол, — кивнул я Феде. — Этого кренделя ты должен помнить. Сипкин, мать его за ногу. Постоянно путается у меня под ногами.

— Маш, че они здесь делают? А? — парень насупился на девушку.

— Не то, что ты подумал, — хмыкнул я. — Гуляй отсюда, Маша пока занята.

— Это моя девушка, — морщил лоб Вова. — Маш, скажи им.

— Ты почему глазок закрыл, дурак? — взорвалась Захарова. — Я чуть со страху не умерла.

— Так сюрприз хотел сделать, — здоровяк махнул букетом. — Вот! Старался, свеженькие выбирал, а ты!

— Знаю, как ты выбирал, — Маша уперла руки в бока. — Опять с клумбы срезал!

— А хоть и с клумбы! — Сипкин уже начал потихоньку краснеть от возмущения. — Для тебя же старался! Не продают сейчас нормальных цветов, только гвоздики. А розы у барыг знаешь сколько стоят?

— Ну, спасибо! Роз я не заслужила… Достойна только стыренных с клумбы цветов! Да?

— Да ну тебя, — Сипкин швырнул букет на пол и, что-то бубня себе под нос, вышел из квартиры.

— Дура! — через некоторое время раскатами послышалось с лестничной площадки.

— Сам дурак! — бросила вдогонку Маша.

— Хм… — я застегнул кобуру. — Интересные у вас женихи.

— Да какой он жених, — отмахнулась Маша. — Оболтус…

— Однако же, цветочки вам носит, — волей-неволей я вспомнил те ромашки, с которыми застал его в бухгалтерии. — Значит, не все так плохо в ваших отношениях?

— Завтра прибежит прощения просить, — кивнула Маша. — Свалился на мою голову.

— А вы, смотрю, не слишком против, — вставил Федя.

— Не против чего?

— Его прощения, — вежливо пояснил за него я.

— Я женщина свободная, — фыркнула Маша. — Кого хочу, того и прощаю.

— Понятно. Обувайтесь, свободная женщина, машина внизу.

Пока Маша собиралась и красила губки, мы с Федей ждали ее у подъезда.

— Слушай, Андрюха, — Погодин состряпал умное лицо. — Я вот что думаю… а может, этот Савченко сам убил отца? Судя по всему, отношения у них были так себе… Ведь он освободился когда? Как раз незадолго до его смерти. И даже на похороны не пришел.

— А зачем ему его убивать, а потом тело из могилы похищать и «достраивать»? — наморщил я лоб.

— Да хрен его знает. Этих психов я никогда не понимал, это вы со Светой в их больном запутанном мирке разбираетесь.

Я только фыркнул. Спасибо, хоть меня маньяком не назвал. И добавил:

— Мысль интересная, вообще-то. Надо будет проверить отказной по гибели Савченко-старшего. Как он там сгорел, посмотреть.

* * *

Последующие дни поиски Маньяка ничего не дали. Город уже стоял на ушах. Слухи о том, что Мясник бегает на свободе, просочились до общественности. Пресса и телевидение, конечно, замалчивали историю о маньяке, но горожане, стоя в очередях, кучкуясь на лавочках во дворе, пересказывали друг другу страшные истории о Новомихайловском Мяснике, который похитил уже и расчленил, как минимум, два десятка человек. Трупы он подбрасывает в лес, а отрезанные части тел ест сырыми. И даже есть женщина, которой удалось спастись. Но от страха она тронулась умом, разучилась говорить и ничего следствию сообщить не может. Бедняжка…

Горохов совместно с Булкиным организовал тотальное прочесывание в городе гаражей, где могла быть «разделочная» маньяка. Рейды проводились совместно с дружинниками, добровольцами от профсоюзов и парткомов и другими сознательными гражданами.

В милицию даже пришло письмо от юного председателя совета дружины из средней школы номер три, в котором говорилось, что комсомольцы-старшеклассники готовы принять посильное участие в поимке маньяка. Но детей, естественно, привлекать не стали, а сообщили о письме в горком, чтобы те по по возможности урезонили на местах нарастающую панику и распространение слухов.

Ежедневно в дежурную часть управления поступали десятки звонков от взволнованных, но бдительных граждан, которые сообщали, что видели в своем подъезде или в магазине возле дома, иногда во дворе,