мы увидели Зотову). А когда вошли в «Ленинский», обменялись только парой коротких фраз. И не обсудили причину появления нашей одноклассницы рядом с борцовским залом: не успели. Зоя сверлила взглядом спину Светы Зотовой. А я гадал, кого именно сегодня увижу в зале. С «третьей» группой я в прошлой жизни уже занимался, и хорошо знал почти всех состоявших в ней спортсменов (некоторых в прошлом считал своими друзьями). Света зашла в женскую раздевалку — Зоя поспешила за Зотовой, будто боялась потерять девчонку из вида и не узнать, что именно понадобилось гимнастке в вотчине самбистов.

Я же свернул в соседнюю комнатушку — туда, откуда поступала в коридоры Дворца спорта львиная доля неприятного запаха. Мысли о Свете Зотовой выветрились из моей головы, едва я заметил стоявшую в ряд около лавок обувь (больше десятка пар). Я бросил на лавку сумку, взглянул на приоткрытую дверь: из зала доносились звонкие голоса, многие из которых показались мне знакомыми. Поморгал, привыкая к скудному освещению. Сегодня рядом со шкафчиками самбистов запах грязной одежды и немытых тел ощущался на порядок отчётливей, чем вчера, когда я приходил сюда на занятия с младшей группой — будто его насыщенность зависела от возраста явившихся в зал спортсменов.

У самого входа, рядом с приоткрытой дверцей шкафа сидел на лавке Олег Васильев (мы Олега величали Лежиком). Я сразу его узнал (и его примечательный вечно красный нос). Даже несмотря на то, что по прошлой жизни запомнил Васильева девятнадцатилетним. Девятнадцатилетним Олег для меня в той жизни остался навсегда. И не только в моей памяти. Девятнадцатилетний Васильев смотрел на посетителей Огоньковского кладбища и с гранитного памятника, который мы (верховцевские) установили на его могиле. Стоял тот памятник на кладбище не одиноко — неподалёку от могил других учеников Верховцева, чьи голоса сейчас звучали в борцовском зале «Ленинского» (почти каждый третий из тех мальчишек не дожил… не доживёт до середины девяностых).

— Новенький? — спросил Лежик.

В этой новой моей жизни Олег Васильев снова был старше меня. Хотя теперь ненамного. Сейчас он выглядел лет на одиннадцать-двенадцать (пока казался скорее ребёнком, а не подростком). Лежик посматривал в мою сторону и оттирал с кимоно грязное пятно — кончиком пояса (Петрович злился, когда его ученики приходили на занятия в грязной форме). В «третьей» группе Васильев считался «авторитетным человеком»: его старший брат тоже занимался у Верховцева — Васильев-старший установил на витрину с наградами в «Ленинском» два или три кубка за «область». Я припомнил, что учился Олег в седьмой школе и добирался до «Ленинского» из Широковского района на троллейбусах с пересадкой (об этом мне когда-то сообщил Валерка Кругликов).

— Новенький, — подтвердил я.

Протянул Васильеву руку.

— Михаил Иванов.

Признал рукопожатие парня крепким. Отметил, что мальчик не попытался сломать мне пальцы. Мальчишка улыбнулся, сверкнув крупными передними зубами.

— Васильев, — сказал он. — Олег. Но можешь называть меня Лежиком.

* * *

Общение с самбистами из «третьей» группы в прошлой жизни началось для меня после взятия первого кубка на городских соревнованиях. Тогда мы с Кругликовым попали в разные весовые категории, и оба взобрались на верхнюю ступень пьедестала (а на следующий год встретились в финале: я заметно подрос и потяжелел). Петрович в честь победы угостил нас мороженым (в ресторане!) — всех призёров (в будущем это стало традицией и весомым дополнением к кубкам, почётным грамотам и медалям). В тот памятный день я в первый раз пообщался с Лежиком и пятью другими спортсменами из «старшаков», ставшими для меня не просто приятелями (впоследствии — друзьями и соратниками), а и примерами для подражания.

«Третья» группа самбистов Верховцева пострадала от невзгод девяностых годов больше других. Самбисты из других старших групп Петровича к моменту развала СССР уже либо перешли к новым тренерам (Денис Петрович занимался только со школьниками), либо позабыли о спорте. Младшие группы ещё не могли сопротивляться потоку захлестнувших страну событий. Хотя и нашу группу чувствительно «потрепало»: несколько парней (как и я) распрощались со спортом из-за травм, погиб Кругликов… А «третья» группа сплотилась и сопротивлялась. Из них получилась бы мощная преступная группировка («банд» и «бригад» в те годы в Великозаводске было немало). Но Верховцев запрещал своим спортсменам связываться с криминалом.

Лежика убили в феврале тысяча девятьсот девяносто третьего года. В тысяча девятьсот девяносто первом году Васильев вместе с тремя другими верховцевскими открыли на городском рынке торговые палатки (продавали привезённые из Польши «шмотки»). Эти парни и привели меня в торговлю, когда я окончил школу (тётка не могла содержать студента). Поначалу я работал у них продавцом. Потом вместе с верховцевскими участвовал в «разборках» (мы отбивались от попыток бандитов брать с нас «дань» — в подобных мероприятиях обычно участвовала почти вся бывшая «третья» группа). В начале февраля Олега Васильева застрелили во дворе его дома. Киллеры и заказчики позже понесли наказание; но Лежика нам это не вернуло.

* * *

Волна ностальгии по прошлым (для меня) временам едва не утащила мой разум в пучину хандры — после недолгой беседы с Олегом Василевым. Лежик говорил со мной вежливо, приветливо (будто с малышом). Рассказывал байки о привычках Верховцева, просвещал меня на предмет правил самбо, выяснял мои анкетные данные. Я говорил с парнем, точно во сне. Каждое слово Лежика пробуждало в моей памяти всё новые воспоминания — воспоминания о будущем (пропитанные эмоциями, подзабытыми мыслями и желаниями). Вновь заподозрил, что мир вокруг меня нереален — сон или наркотический бред. Такого со мной не происходило ни при первой встрече с папой, ни при повторном знакомстве с Валеркой Кругликовым.

Лежик сообщил, что «треня» скоро начнётся; оставил попытки оттереть пятно с формы, повязал пояс и натянул обувь.

Едва я вошёл в зал, как мне навстречу метнулась Зоя Каховская.

Девочка шумно дышала, будто после спринтерского забега. Сжимала кулаки.

На её скулах алел румянец, а глаза Каховской яростно блестели.

— Ты это видел? — спросила Зоя.

Она кивнула на дальнюю от меня стену, рядом с которой собралась большая группа спортсменов (и куда, приветственно помахивая рукой, шагал Олег Васильев). Зоино кимоно выглядело нарядным, белоснежным. А красные борцовские трусы Каховской блестели… примерно так же, как и трусы разминавшейся к компании парней-самбистов Светы Зотовой. Света тоже нарядилась в кимоно (но в уже потёртое и пережившее не один десяток стирок). Девочка явно чувствовала себя в спортивной форме уверенно. Как и в компании самбистов. Она обменивалась с парнями шутками, звонко смеялась. Нас Зотова словно не замечала. Лишь однажды (будто невзначай) скользнула по нам взглядом, но тут же сосредоточила внимание на ковылявшем по залу Лежике.

— Светка сказала, что посещает эту секцию третий год! — громким шёпотом сообщила Зоя. — Представляешь⁈

Она заморгала, точно сдерживала слёзы.

— И на гимнастику она тоже ходит. Но по другим дням.

Каховская шмыгнула носом.

— Попросила меня не рассказывать в классе, что она и на борьбу…

Зоя замолчала. Поправила пояс. Я встряхнул головой, прогнал заполонившие мой разум ностальгические воспоминания, вернулся в реальность… где по залу прокатился звонкий смех — смеялась Света Зотова (в ответ на чью-то шутку, а не при виде Зоиной растерянности). Мой взгляд скользил по лицам собравшихся в зале спортсменов. Я помнил их почти все (в голове всплывали имена и фамилии мальчишек — чуть подзабытые, но для меня незабываемые), за исключением лица Зотовой. Оно казалось в этом месте чужеродным явлением. Будто Светка была пришелицей из иного мира: не связанного ни с самбо, ни с «Ленинским», ни с «третьей» группой. Каховская задумчиво посмотрела на самбистов; и вновь взглянула на меня. Вздохнула.

— Так как же я её… в партер? — спросила она. — Как? Я ведь… только начала. А Зотова уже четвёртый год занимается.

Павлик Солнцев пересечётся со спортсменами из «третьей» группы только на весенних соревнованиях — в мае (если я не изменю для него будущее). Зимой у «малышей» пройдёт «междусобойчик» — на «город» они не поедут: будут между собой выявлять сильнейших. А в мае у Солнцева случится первое поражение от борца из «Кировского» Дворца спорта — тот уложил меня на лопатки. Меня поражение тогда расстроило, но не отбило желания бороться — лишь подстегнуло заниматься больше и усерднее. Того черноволосого насмешливого мальчишку я после дважды на «сориках» «брал на болевой» (и он уже не ухмылялся). В мае тысяча девятьсот восемьдесят пятого я впервые наблюдал за боями самбистов из «третьей» группы…

В тех майских соревнованиях Света Зотова не участвовала — в этом я не сомневался. Тогда за «старшаков» из девчонок боролась только Лера Кравец — та самая тощая девчонка