Тем временем я прикопал рюкзаки и посмотрел на него вопросительно.

— Теперь что?

— А теперь, салажонок, мы отправимся за сокровищем, круче которого ты ничего в этой жизни не видел. Одному человеку этого хватит на всю жизнь. Мне — хватит. Я не жадный. Ты вот тайник с артефактами мне обещал, и я тебе признаюсь, как на духу: есть он тут. Мой. Вернее, того клана, который меня, своего отца и брата, продал и предал, а значит, этих сокровищ он больше недостоин. Ты просто поможешь мне артефакты достать. Полезай-ка на дерево.

И сам он полез, притом даже не обернулся, чтобы удостовериться в моем послушании. Вот сука, хорошо людей знает. Что тут сказать, ребята, я полез за ним…

А потом сообразил. Ох, едрить твою налево!

— Стой! Стой, Клещ!

— А?

— Клещ, ты это… у Юсси снайперка.

— Молодец, салажонок, не сдал меня, старика. Я знаю про снайперку. Только нет на островке места, откуда Юсси меня может снять. Вот это угробище нас от нее загораживает, — и он показал на экскаватор. — Лезь давай.

Мы забрались на узловатый ствол и поползли по нему над обрывом.

— Не боись, орёл. Подстрахую на посадке… — сказал Клещ и сорвался птичкой-ласточкой с сука.

Ловко у него вышло. Приземлился за ограждением на бетонные плиты в кормовой части экскаватора, как кот, на все четыре. И стволы, и всякая снаряга на нем — ничего не тенькнуло, не динькнуло.

Зар-раза.

А я, ребята, малость замандражировал. Тут ведь чуток не туда ногой дрыгнешь, и приплыли. Внизу тебя ждет волшебная водичка со всеми ее радостями.

— Давай ты, мать твою! Застрял! — подбодрил меня Клещ.

Я подобрал под себя ноги, перестал цепляться за ветви, отходившие от ствола во все стороны, и прыгнул.

…Когда я шипеть перестал, растирая ушибленные ребра, Клещ сказал мне:

— Ма-ла-дец. А теперь вынь ножик свой, с трупа снятый, и вскрой банку, — оказывается, он успел из рюкзака тушенку вынуть и где-то в разгрузке ее припрятать. — Давно жрал?

— Вчера.

— Рубай половину. Мне твои силы понадобятся.

Открыл, срубал. Стесняться, что ли?

— Посиди чуток. Пусть харч усвоится.

Посидели.

И он повел меня вниз, из кормовой части в рубку управления. Полазили по металлическим балкам, нашли люк, фигакнули пару раз по ржавой кремальере…

— Смотрю, залезал сюда кто-то недавно.

Озираюсь. Ни следов, ни хрена. Грязь кругом да мочой воняет, ну да это обычное дело. Забирался кто-то в экскаватор до нас — это наверняка. Но почему недавно?

— Вижу, не понимаешь. Ну, новичок ты в наших делах, сталкер Сотка… хе-хе. Глянь на приборную панель… видишь — торчок, из которого какую-то круглую хрень явно вынули?

— Вижу.

— Ну так вынули оттуда здоровый штурвалище. Им вся эта греботень управляется. Направо там, налево… Много лет назад он изменился. Светиться беленьким стал. Ну, мало ли, какая гнилушка в Зоне светится… Потом ученые реальное бабло стали шинковать за измененные штурвалы. Они тут бывают… в разных местах. Такой вот новый артефакт. Нашему брату сталкеру он на хрен не нужен, а вот ученые нашли в нем излучение с… вот запомнил же точно: «упорядоченной дискретностью». — Клещ подошел к дверце в задней стене рубке, рванул одну кремальеру… сдвинулась легко.

— Теперь всё расшифровывают эту самую упорядоченность, — продолжал он. — И за каждую штуку измененного штурвала стали платить как положено.

Клещ дернул вторую кремальеру. А вот хренушки. Она не сдвинулась ни на миллиметр.

— Приросла, сучка… ох, как давно я тут не был!

Ударил сапогом. Раз, другой, третий. Кремальера не поддавалась. Клещ вытащил откуда-то монтировку устрашающего вида и, не смущаясь, продолжил разъяснять про штурвал:

— Вольные бродяги, понятно, сразу вспомнили, что здесь такая фигня водится, влезли и свинтили… а она опять через одиннадцать дней выперла.

Дзанг! Кремальера стояла на своем.

— …И с тех пор выпирает регулярно.

Дзанг! Ноль эмоций.

— Я сто лет на Зоне не был, но все тутошние новости знаю.

Дзанг! С тем же успехом.

— …И не помню, чтобы новость появилась, мол, не прет больше драгоценный опенок штурвал из такого роскошного пня, как эта приборная доска.

Дзанг! Дзанг! Дзанг! Разозлился он, что ли?

— …Прет он, прет. И срезают его регулярно — кто первый наскочит. Погоди-ка. Тут же был еще…

И вытаскивает лом. Причем и монтировка, и лом припрятаны были, не на виду заложил тут Клещ свой инструмент для грубой работы…

Дзубр-р! Зажимаю уши — очень уж громко.

— А значит, были тут гости не больше, чем одиннадцать суток назад. И хабар привычный они подобрали. И еще поржали, мол, «радарный эффект» в соединении с измененным штурвалом и «магнетиком» такую роскошную обманку тут поселили — всем мульёны мерещатся…

Дзубр-р! Дзубр-р! Дзубр-р! И-и-и!

Нервно взвизгнув, кремальера поддалась.

— Не зря меня Клещом прозвали — если уж вцепился, это надолго… В общем, поржали, да и свалили, а реальные мульёны лежат-полеживают, знатока дожидаются. Просто эффект такой — искажает работу детектора на разные лады. Заходи, сынок.

За дверью располагался мужицкий хламовник. Пространство было завалено катушками провода, кусками брезента, бутылками с горючкой, деталями старых механизмов, аккумуляторами, беспорядочно разбросанными припасами электрика, глыбами застывшего гудрона, проволокой, изоляцией.

— Выгребай всё отседова, — велит Клещ. — Стеллажи по стенкам не трогай, а остальное выгребай.

— Куда?

— Да прямо в рубку.

Помаленьку выгреб.

В центре хламовника — массивная металлическая плита с четырьмя приваренными ручками. Вот ее-то нам и тащить.

— А что, Клещ, если бы ты меня не встретил, ты бы в одиночку с плитой возиться начал?

— Угу.

— Да тут одному никак. Хоть с экзоброней, хоть без.

— Вот именно.

Он сосредоточенно копался в хламе, который я минуту назад выкинул в рубку. Вынимал какие-то валики, шкивы, металлические уголки… о, тросик ему металлический понадобился.

— Врубаешься, салажонок?

— Пока нет.

— Ты по образованию кто? Уж больно нелепо ругаешься, сразу видно, что вуз заканчивал.

— Историк.

«Это я-то нелепо ругаюсь?» — обиделся я, но виду не подал.

— Ну да, гуманитарий… Этим всё сказано. А я вот в прошлой жизни учился на инженера. И кое-что помню из элементарной механики.