В другом эксперименте у одного взрослого обучалось трое детей одновременно. У индейских детей лучше получалось следить одновременно и за собственными действиями, и за действиями учителя, и за действиями других детей; американским это давалось хуже.

Что все это означает для родителей? Старый подход “делай, как я говорю, а не так, как я делаю” вряд ли сработает с маленькими детьми. Дети не только делают то же, что и мы, но и то, что мы еще лишь собираемся сделать, а также то, что мы должны сделать и что нам следовало бы сделать по логике вещей. Они делают то, что полагается сделать, и в том случае, если вы сами знаете, что делаете, и даже в том случае, когда вы понятия об этом не имеете. Они делают то, что вы делаете, когда вы стараетесь исполнять ритуалы и быть “правильным американцем” или “правильным арабом”. И они чувствуют тонкие отличия между разными способами, которыми вы делаете одно и то же.

У наставников в области родительства широко распространен такой прием: предписать родителям серию действий, которые они – или, как правило, один из родителей, чаще всего мама, – должны повторять, когда они наедине с ребенком. Предполагается, что родители выполняют действия, адресованные только ребенку, нечто, чего они бы никогда не стали делать в других обстоятельствах: например, показывать карточки с картинками и называть предметы, изображенные на них. Сейчас существуют даже мобильные приложения, рассылающие подсказки такого рода прямо вам на телефон.

Но для ребенка наблюдение за осмысленными и целенаправленными действиями родителей и других взрослых и подражание этим действиям суть само по себе образование. Это правило работает независимо от того, какое действие вы совершаете: врезаетесь игрушечной машинкой в пластиковую коробку или бодаете, закутавшись в плед, лампу-панель, печете на костре лепешки или колете дрова, стряпаете или возитесь в саду, нянчите ребенка или беседуете с другими взрослыми, пьете чай или ужинаете с помощью вилки. Кроме того, дети таким образом черпают не только знания у людей, но и знания о людях. Они наблюдают все великое разнообразие наших действий и благодаря этому узнают, какие разные люди есть на свете, и это помогает детям решить и выбрать, какими людьми стать.

Конечно, все это легче сказать, чем сделать, особенно если вы похожи на меня – то есть вам порой кажется, что ваше единственное подлинное умение – это тыкать в кнопочки на клавиатуре компьютера. Но даже такие нерадивые опекуны, как я, которые большую часть времени стучат по клавиатуре, все-таки еще и стряпают и убирают, гуляют и делают покупки, читают, садовничают, поют, разговаривают – и не так уж сложно дать младенцам или маленьким детям возможность принять участие во всех этих повседневных занятиях, даже если вы, словно индейцы киче, будете делать все это несколько медленнее (между прочим, многим из нас в любом случае полезно было бы слегка замедлиться).

Такая картина жизни вместе с младенцами и маленькими детьми перекликается с идеей, о которой я говорила выше: забота о детях – это скорее форма любви и отношений, чем один из видов работы. Опять-таки попробуйте себе представить учебник брака или дружбы. Вы не станете измерять брак тем, какое воздействие он оказывает на вашего супруга, и точно так же вы не будете придумывать какие-то специальные занятия, нацеленные исключительно на обучение вашего друга или партнера, – а затем как-то измерять, принесли ли эти занятия желаемый эффект. Да, даже то занятие, о котором вы сейчас подумали, – даже в нем согласованность действий и целей и есть основная цель.

Ключ к практической любви заключается в том, чтобы чем-то заниматься вместе, и неважно чем: работой, воспитанием детей, сексом, прогулкой или приготовлением пирога; главное – участвовать в жизни мира так, чтобы к этому участию были подстроены и сильные, и слабые стороны, ваши и партнера.

Есть и еще один взгляд на заботу о ребенке, не связанный с работой или школой. Некоторые теоретики-эволюционисты считают, что музыка и танец появились как способ устанавливать социальные отношения[108]. Невозможно просто заставить другого человека двигаться определенным образом и назвать это танцем. Танец подразумевает взаимную согласованность движений партнеров, тонкую координацию между их действиями.

Взаимные наблюдения и взаимное подражание больше похожи именно на такой тип умелой согласованности, чем на форму целенаправленных действий. Как и танец, это форма любви, а не работы.

Практически все животные, даже брюхоногие моллюски, способны познавать мир путем проб и ошибок. Умные животные, такие как вороны и приматы, также способны учиться, наблюдая за другими. Как мы уже убедились, человеческие дети выводят научение с помощью наблюдения и подражания на качественно новый уровень. Дети применяют подражание постоянно, чтобы разобраться, как устроен мир, другие люди и общество в целом. Но в распоряжении детей есть и еще один, сугубо человеческий способ научения. Поскольку у нас есть язык, то мы можем обучать других, разговаривая с ними, и учиться, слушая.

На самом деле значительную часть своих знаний мы получаем, слушая, читая или глядя на экран. Вы знаете о предметах и явлениях, которые находятся слишком далеко или были слишком давно, которые слишком велики или малы, чтобы наблюдать их непосредственно. Вы знаете, что Париж – столица Франции, что Колумб пересек океан в 1492 году, что Земля представляет собой шар, – эти базовые факты основаны на свидетельствах других людей.

Многие виды знания можно получить исключительно посредством языка. Знания о самом языке, например, о том, что означают те или иные слова и фразы, неизбежно приходят именно таким путем. Кроме того, язык – это единственный способ, позволяющий получить вымышленные, мифологические или религиозные знания. Я знаю, что на лбу у Гарри Поттера был шрам в виде молнии, но я смогла узнать это лишь опосредованно, с помощью языка.

Может показаться, что учиться, слушая, как говорят окружающие, легко и просто – точно так же, как и подражание может показаться делом несложным. Но, если вдуматься, на самом деле такой способ научения очень сложен. Некоторые люди в качестве источников информации более надежны, чем другие, – лучше послушать добросовестного специалиста, чем несведущего шарлатана. При этом один и тот же человек может иногда оказаться знатоком, а иногда – невеждой, или может быть уверен в одних фактах и не уверен в других. Сведения, которые он сообщает, могут и совпадать с тем, что нам уже известно, и противоречить нашим познаниям. Кроме того, многое из того, что мы узнаём посредством языка, – косвенная информация. Мы делаем выводы на основании нюансов интонации собеседника, его жестов, выбора слов или построения фразы, и все это происходит тонкими и сложными путями.

Недавние исследования показывают, что даже очень маленькие дети поразительно восприимчивы к таким нюансам и деталям и очень многому научаются из того, что слышат от окружающих. Этот факт хорошо укладывается в общее представление о том, что читать детям вслух и много разговаривать с ними очень полезно. По сути, это один из немногих бесспорных случаев, когда у заботящихся о ребенке взрослых есть возможность осознанно выбрать по-настоящему важное и полезное действие. Знаменитая серия исследований, проведенных в 1970-е годы Бетти Харт и Тоддом Рисли, показывает, что количество бесед и вообще объем использования языка в разных семьях чрезвычайно различаются и что это отражается на развитии речи у ребенка[109]. Так, родители из среднего класса имеют тенденцию больше разговаривать с детьми, чем менее преуспевающие родители, а это, в свою очередь, приводит к тому, что дети из среднего класса разговаривают больше и развивают больший словарный запас.