Арчи вспомнил про талисман с перьями и запустил руку в штаны, позабыв об Уилсоне во внезапном приступе паники. Почувствовав, что он на месте и пульсирует в ритме биения сердца, Арчи моментально успокоился. Среди кошмарных воспоминаний талисман был единственной реальной вещью — а значит, все, что Арчи помнил, произошло на самом деле. Вздох облегчения вырвался из его все еще тяжело вздымавшейся груди, когда Арчи осознал, что вовсе не потерял рассудок.

С внезапным смущением он вспомнил об Уилсоне, однако его растрепанный спаситель не сводил глаз с лица Арчи. Запавшие глаза Уилсона блестели на бледном лице, ловя каждое движение Арчи.

— Почему они просто не убили меня? — спросил Арчи. Он не ожидал от Уилсона ответа, просто молчание стало действовать ему на нервы.

— Кто, здешние обитатели? — Уилсон засмеялся. Сдержанный, благовоспитанный смех неуместно звучат в убогом помещении. — Большинство родились в забытых Богом деревеньках Старого света, а там все еще строго придерживаются запретов на вмешательство в дела сумасшедших. Увидев, что случилось с вашим ухом, и несколько дней понаблюдав, как вы ворочаетесь в грязи, они решили, что лучше оставить вас в покое. Вы либо поправитесь, либо Господь приберет вашу душу, оставив пожитки остальным. Мне говорили, что на Рождество вы устроили целое представление. Поднялись на ноги и пошли. Потом устроились в отхожем месте и стали грести воображаемыми веслами, словно Харон, переплывающий реку, чтобы проверить, пропустит ли вас Цербер. И все это время вы бормотали бессмыслицу на каком-то иностранном языке. — Уилсон поднял руку жестом предупреждения. — Повторяю, это всего лишь слухи, однако если бы в этом не было правды, то скорее всего вас захоронили бы здесь вскоре после того, как удалились ваши враги, Дохлые Кролики. В любом случае ваше поведение на Рождество завоевало вам почти двухнедельную отсрочку — несмотря на то что ваша душа едва держалась в теле. И все же в конце концов жадность перевесила традиционные запреты, и вчера вечером этот сброд снова подступил к вам. Приложив зеркало к вашим губам, они кричали вам в ухо на всех возможных языках, однако добились от вас только невнятного шепота и еле слышного вздоха, который на тот момент даже мне показался предсмертным. Я вернулся сюда после недолгой отлучки на праздники и все это видел собственными глазами. Я стоял рядом, когда они выкопали неглубокую могилу в грязи, размягченной недавней оттепелью. Однако когда они сняли все ценное с вашего бесчувственного тела, меня охватила необъяснимая уверенность, что искра жизни все еще теплится в вас. Поэтому я и остался здесь. Я не мог помешать им положить вас в могилу, но оказаться похороненным заживо — худшее, что может случиться с человеком. Моей святой обязанностью как индивидуума было убедиться, что вы, в самом деле, скончались. А как мы оба теперь знаем, этого не произошло, — закончил Уилсон с непонятной улыбкой.

От его пристального, изучающего взгляда Арчи стало не по себе. Очень странно — учитывая все, что Арчи пришлось пережить: его избили, изувечили, ткнули ножом и оставили умирать, он провел три недели в бреду, и его похоронили заживо в Старой пивоварне, — а теперь ему не по себе от пристального взгляда! И тем не менее было в этом Уилсоне что-то, от чего Арчи пришел в полное смятение.

«А не он ли сам это сделал? — вдруг подумалось Арчи, несмотря на полное отсутствие каких-либо причин для такого подозрения. — Неужели это он похоронил меня заживо? Но зачем? Чтобы снова откопать и получить статью для своего дурацкого журнала? Даже Беннетт не пошел бы на такое».

— Мистер Уилсон, — начал Арчи, возвращая флягу, — то, что вы сделали… Я ваш должник. Большое спасибо, я перед вами в неоплатном долгу, но теперь мне пора идти домой. Я ужасно проголодался…

При слове «проголодался» на лице Уилсона вспыхнула сияющая улыбка, и он прервал бессвязные объяснения Арчи.

— Я так и знал, — сказал Уилсон, роясь в карманах пальто. — Я догадывался, что вы захотите подкрепиться, и принес вам бутерброд.

Арчи жадно впился зубами во все еще теплое мясо и хлеб, откусывая огромные куски и глотал их не разжевывая.

— Ох… — Арчи умял последний кусок и облизал пальцы, не обращая внимания на засохшую на них грязь. — Еще раз спасибо.

Кивнув, Уилсон снова протянул ему флягу.

— Арчи, — сказал он с едва заметным колебанием в голосе, — надеюсь, вы простите мое вмешательство, но, боюсь, в вашем доме обосновалась ирландская семья, только что прибывшая на новую родину. Вряд ли они в данных обстоятельствах будут склонны выехать.

Арчи задумался. Этого и следовало ожидать, если он действительно провел три недели в пивоварне в состоянии беспамятства. И все же он и не подумал о таком исходе, а вот Уилсон, как ни странно, похоже, предвидел это. Арчи показалось, что Уилсон словно ведет его к чему-то, наблюдая за его реакцией на каждый новый кусочек информации. Что еще Уилсон знает, о чем не хочет сказать?

— Арчи, я мог бы оказать вам одну услугу, — продолжал Уилсон. — В вашем доме новые хозяева, и я почти уверен, что, учитывая обстоятельства, на ваше место также наняли кого-то другого.

Уилсон замолк, рассеянно вытирая сюртук. У Арчи снова появилось ощущение, что его ведут на поводке. Разумеется, Беннетт не станет ждать три недели на тот случай, если внезапно прогулявший сотрудник так же внезапно придет на работу. Странно не то, что это случилось, а то, что Уилсон ожидал этого и то, как методично он выкладывал новости.

«Как экспериментатор», — подумал Арчи. Он обдумывал свое положение. Барнум наверняка знает об ужасной судьбе, постигшей его сторожа, и Беннетт тоже знает. Однако если Арчи вдруг заявится через три недели, изувеченный и болтающий об оживших мумиях, которые глотают бьющиеся сердца… Газетчик не брезговал любыми источниками информации, однако в данном случае он вряд ли поверит Арчи Прескотту. И Уилсон явно это знал.

— Что вам нужно? — спросил Арчи.

— Арчи, я могу найти для вас работу и крышу над головой — хотя и грязноватые, но вполне достаточные для удовлетворения ваших потребностей. А взамен я хотел бы получить всего лишь простой ответ на простой вопрос. — Уилсон склонился вперед, вглядываясь в Арчи так пристально, что тот занервничал. — Эти последние три недели, когда вы были в беспамятстве… нет, не важно. Пока вы были захоронены здесь — остывающий и бездыханный труп, мертвый, согласно всем медицинским канонам… — Уилсон явно разволновался. Чтобы успокоиться, он оперся ладонями о землю. — Когда вы были захоронены здесь, где находилась ваша душа?

С наступлением короткой оттепели вернулись муравьи. Их ползущие колонны образовали странный узор на письменном столе Райли Стина. Стин наблюдал, как узор превратился в силуэт: наклонившаяся фигура в гипнотическом ритме махала руками, словно семафор. Стин в ярости ударил кулаком прямо в центр узора, раздавив несколько муравьев. Остальные бессмысленно рассыпались в стороны и в конце концов сползли через край стола на пол.

Стин встал и повернулся к книжным полкам, разглядывая кожаные переплеты в надежде на просветление. Завтра будет три недели с того дня, как чакмооль с такой невероятной изобретательностью ускользнул из музея Барнума. За это время глаза и уши Стина на улицах города доложили лишь о двух убийствах, которые можно было приписать чакмоолю. Конечно, не считая детишек в каноэ.