С того дня, как поездка утратила разнообразие, Карла постоянно предавалась размышлениям и задавала себе свой излюбленный вопрос: «Зачем я еду в Непал? Я никогда особенно не верила во все это, и мое лютеранское воспитание сильней, чем курения, мантры, позы, созерцания, священные книги и эзотерические секты». И ехала она не за тем, чтобы найти ответы – она и без того знала их, и устала постоянно доказывать и демонстрировать силу характера, мужество, готовность к отпору, неудержимую страсть к соперничеству и первенству. Всю свою жизнь она только и делала, что подавляла других, добивалась победы над ними – а себя одолеть не могла. И, несмотря на свою молодость, давно привыкла быть такой, как есть. Рановато, пожалуй.

Она собиралась изменить мир, и не могла изменить самое себя.

Хотела сказать бразильцу много больше того, что сказала, хотела заставить его поверить в то, что с каждым днем он становится для нее все важней. И не без злорадного удовольствия думала, что Пауло вышел из номера совсем убитым, чувствуя себя виноватым за то, что ночью оказался не на высоте, а она пальцем не пошевелила, чтобы разубедить его, не сказала «Любовь моя (ах, вот даже как?!), не принимай это так близко к сердцу, первый раз – не в счет, это всегда так бывает, постепенно мы приноровимся друг к другу».

Однако обстоятельства не позволяли ей приблизиться ни к нему, ни к кому другому. То ли потому, что она была слишком нетерпелива, то ли потому что люди не шли ей навстречу, не помогали, не пытались принять ее такой как есть – они очень скоро отдалялись, не в состоянии сделать даже небольшое усилие, чтобы пробить ледяную стену, за которой пряталась Карла.

Но она еще может любить – любить, не ожидая благодарности, вознаграждения, перемен в жизни.

Она много раз в жизни испытывала это чувство. Когда оно настигало ее, энергия любви преображала Вселенную вокруг. Обычно, когда эта энергия возникает, она неизменно делает свое дело, но здесь все обстояло иначе: Карла долгой любви не выдерживала.

Ей хотелось бы ощущать себя сосудом, куда великая Любовь поставит свои цветы или наполнит своими плодами. И пусть живая вода в нем хранит их такими, как будто они только что собраны и ждут, когда у кого-нибудь хватит отваги – вот оно, нужное слово! – взять их. Но никто не приходил – вернее, люди приходили и тотчас пугались, потому что видели не вазу с плодами, а бурю с громом и молниями, буйство неукротимой стихии, предназначенной лишь для того, чтобы вращать мельничные колеса, освещать города и – внушать ужас.

Она хотела, чтобы люди видели красоту, а перед ними представал лишь ураган, с которым они даже не пытались совладать. И предпочитали убегать в безопасное место.

Она снова вспомнила своих родителей – те, хоть и были воцерковленными лютеранами, ничего не внушали и не навязывали ей. Случалось, конечно, что в детстве ей попадало – за дело, и это было в порядке вещей у них в городе и не ранило ее душу.

Она отлично училась, блистала спортивными успехами, была самой красивой девочкой в классе (и знала об этом), никогда не страдала от мужского невнимания и все же больше всего на свете любила одиночество.

Одиночество. Удовольствие, которое она получала от этого, и породило мечту о поездке в Непал – там она отыщет пещеру и будет жить в ней, пока не выпадут зубы и не поседеют волосы, пока местные жители не перестанут приносить ей еду и пока солнце, закатываясь, в последний раз не осветит для нее снег. Больше ничего не надо.

Одна.

Школьные подруги завидовали ее умению общаться с мальчишками, сокурсники восхищались тем, как она независима и как точно знает, чего хочет, коллеги поражались креативности – одним словом, это была женщина – верх совершенства, царица горы, хозяйка джунглей, спасительница заблудших душ. К ней сватались с восемнадцати лет – претенденты на руку и сердце были самые разные, но, как правило, богатые мужчины, подкреплявшие предложения «убедительными аргументами» вроде драгоценностей (достаточно было, например, продать пару – далеко не последних – бриллиантовых колечек, чтобы отправиться в Непал, и еще немало осталось на прожитье).

Каждый раз, получая дорогой подарок, она предупреждала, что не вернет его в случае разрыва. Мужчины только посмеивались, потому что всю свою жизнь привыкли отвечать на вызов других мужчин, сильней, чем они сами, и ее слова не принимали всерьез. И, лишь срываясь в конце концов в пропасть, сотворенную Карлой вокруг себя, понимали они, что на самом деле никогда и не были по-настоящему близки с этой обворожительной девушкой, а отношения с ней были подобны балансированию на хрупком веревочном мостике, не выдерживавшем груза монотонной, повторяющейся изо дня в день обыденности. Через неделю или через месяц происходил разрыв, и ей даже не надо было ничего говорить – никто из них не решался попросить что-нибудь из подношений назад.

Но вот один из ее любовников на третий день их романа, когда они завтракали в постели в номере роскошного парижского отеля (они прилетели туда на презентацию книги – «от Парижа не отказываются», таков был ее излюбленный девиз), вдруг произнес слова, которые она запомнила навсегда:

– У тебя депрессия.

Она рассмеялась в ответ. Они были вместе так недавно, они ужинали накануне в великолепном ресторане, пили лучшие вина и самое дорогое шампанское – с чего это он взял?

– Ничего смешного. У тебя – депрессия. Или тревожное расстройство. Впрочем, одно другому не мешает. В любом случае, пройдет еще сколько-то лет – и обратного пути уже не будет, так что лучше тебе признать и принять это уже сейчас.

Карле захотелось рассказать ему, как вольготно ей живется, какая у нее замечательная семья, как ей нравится ее работа, как тешит ее восхищение окружающих, но губы, словно сами собой, произнесли другие слова:

– И зачем ты мне это говоришь?

Весь ее вид выражал презрение. Любовник, чье имя она постаралась забыть уже на следующий день, сказал, что ему не хочется говорить на эту тему: он психиатр по профессии, а здесь и сейчас – в другом качестве.

Однако Карла настаивала. И возможно, он и сам хотел поговорить об этом, потому что к этому моменту он, по ощущениям Карлы, уже мечтал навсегда связать с ней свою жизнь.

– Как ты можешь знать – ведь мы вместе так недавно?

– Твое «недавно» – это целых 48 часов. И я мог наблюдать за тобой и на автограф-сессии во вторник, и вчера за ужином. Тебе уже случалось любить кого-нибудь?

– Многих.

Это было неправдой.

– И что это, по-твоему, такое – любить?

Вопрос так ошеломил ее, что для ответа ей собрать всю свою изобретательность. Потом она сказала неторопливо и уже совладав с растерянностью:

– Любить – значит, позволить все. Не думать ни о рассветах, ни о заколдованных лесах, не бороться с течением, а отдаться радости. По крайней мере, для меня это так.

– Продолжай.

– И оставаться свободной, так, чтобы человек с тобой рядом не чувствовал себя порабощенным. Любовь – это тихое, спокойное, я бы даже рискнула сказать – одинокое дело. Любовь существует исключительно ради себя самой, а не ради брака, детей, денег и всего прочего.