Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слева от нее пристроился белобрысый очкарик с треугольным лицом. Сухой как щепка, с темными кругами под глазами и пепельно-серой кожей, он сидел, ссутулившись, и с безразличным выражением лица поедал жареную куриную ножку.
Напротив очкарика сидела еще одна девица: пергидрольная блондинка в броском красном платье. Еще одно место у стола занимал седовласый бородач в серой косоворотке. Он постоянно улыбался, то и дело что-то шептал на ухо блондинке, та при этом негромко хихикала.
Разглядев присутствующих, Веня сразу же выделил для себя пятого – того, кто устроился в центре.
Это был уже немолодой, но еще привлекательный мужчина в английском твидовом френче, брюках и жилете из тонкой темно-синей шерсти. Его волосы, на американский манер, были зализаны назад, над верхней губой тонкой полоской красовались усики. Этот уже немолодой франт, чертовски похожий на знаменитого Кларка Гейбла[19], был задумчив, то и дело покусывал губы, при этом все время отрешенно смотрел куда-то в сторону. С первого взгляда можно было безошибочно понять, что именно он здесь – главный. Звали его Жорой Лощеным.
Когда мордатый Лекса и его худощавый спутник усадили пленника на стул, мужчина в твидовом френче, обращаясь к худощавому, сказал:
– Саврас, ты меня разочаровываешь: это же не Антип! Я велел вам следить за Бобой Зильберманом и искать Антипа, а это кто? Прежде чем вести его сюда, вы хотя бы поинтересовались, кто это?
Саврас невнятно пролепетал:
– А мы и следили, Жора. Этот тип увязался за Бобой, когда тот разносил свои газеты. Когда он дошел до Щелковской и вошел в подъезд, этот фраер нырнул за ним. Они долго не появлялись, потом вышли уже вместе и о чем-то долго говорили за дворницкой. После этого Боба двинулся в сторону своего дома, а этот пошел в другую сторону. Я решил, что Боба все равно никуда не денется, а этого типа стоит потрясти. Мы настигли его в арке, и Лекса вырубил его своей дубинкой.
Лощеный покачал головой и обратился к Вене:
– Ты кто такой?
В голове у Вени царил кавардак. Она еще сильно болела и отказывалась соображать. Однако он понимал, что от того, что он сейчас скажет, зависит очень многое, и в первую очередь его жизнь.
– Кто я? – изобразив возмущение, фыркнул Веня. – Что значит – кто? Костин моя фамилия. Вениамин Костин, я в речном порту электриком работаю.
– А с Зильберманом у тебя что за дела? – поинтересовался Лощеный.
Веня быстро окинул взглядом сидящих за столом. Очкарик все так же жевал свою курицу, время от времени ковыряясь в зубах зубочисткой. Бородатый и блондинка все так же непринужденно ворковали. Лишь темноволосая и сам Лощеный наблюдали за Веней, видимо, стараясь подметить его реакцию.
Веня наконец собрался с мыслями:
– Так я это… Друзья мне сказали, что это Боба Шекель, и он монеты всякие собирает. Вот я и решил ему продать пару медяков! Деньги срочно понадобились.
– Что за медяки?
– Екатерининские червонцы, они мне от матери покойницы достались. А ей их бабка моя дала. А бабка моя – она же у графьев до революции в услужении работала. Видать, подарили ей эти монетки хозяева, а может, и украла…
Лощеный слушал внимательно и косился на темноволосую. Очкарик доел свою курицу, вытер рот салфеткой и теперь смотрел на пленника, словно только сейчас его заметил. Бородач в очередной раз что-то шепнул блондинке, та хихикнула, Лощеный на них рыкнул:
– А ну цыц! Если вам слишком весело, можете убираться отсюда! Оба! Только потом не думайте, что получите свою долю, после того как я найду Антипа и заставлю его доставить мне коллекцию этого шаха.
– Прости! Мы, конечно же, останемся! – бородач примирительно махнул руками. Блондинка съежилась и плотно сжала губы.
– Что скажешь, Формоза? – обратился Лощеный к темноволосой.
Та отодвинула от себя стоявшую перед ней тарелку и спросила у Вени:
– В какую сторону царица смотрит?
Голос у женщины был густой и насыщенный, как у оперной певицы.
Веня немного растерялся:
– Что? Не понял…
– Ты сказал, что червонцы продавал, на них портрет царицы. Так вот я и спрашиваю, в какую сторону она смотрит?
Веня давно все понял, но тянул время, стараясь обдумывать каждое слово и не болтать лишнего.
– Вправо смотрит. Сама царица с венком на голове, над ней по кругу надпись: «Божьей милостью Екатерина II императрица» и под портретом буковки «СПБ» – Санкт-Петербург, значит. – Веня мысленно похвалил себя за то, что не поленился заглянуть на днях в справочник по истории «Монетного двора».
Темноволосая кивнула Лощеному. Тот задал следующий вопрос:
– И сколько же у тебя таких монет?
– Три.
– Почем продал? Сколько тебе Шекель за них отвалил?
– Так он ничего не отвалил, жидяра! – процедил Веня. – Я к нему в первый раз еще на той неделе заходил. Он мне за каждый червонец по полтиннику предложил, но я-то не дурак. Я знаю, что каждая не меньше сотни стоит. Вот мы и не договорились, а сейчас… – Веня помялся. – Короче, проигрался я малость. Вот и решил с Бобой по новой встретиться, просил, чтобы он мои монеты хотя бы по семьдесят взял. Сговорились на шестидесяти, он сказал к вечеру прийти к нему с монетами, а тут эти… – Веня указал на Савраса и Лексу.
– А во что проигрался? – спросил Лощеный.
– Так в «преф»!
– Так ты у нас игрок? Ну-ну… А деньги на игру откуда берешь? В порту электрикам много ли платят?
Веня тут же оживился:
– Так я фартовый! К тому же играть мастак! А хотите с вами сыграем? Могли бы прямо сейчас пульку расписать! Я могу свои червонцы на кон поставить, по шестьдесят рублей! Хотите?
– А они у тебя с собой?
– Нет, но могу сбегать.
– Ну конечно! Я тебя отпущу, а ты сразу в ментовку сиганешь, – Лощеный презрительно фыркнул. – К тому же я в карты не играю. И уж тем более с такими, как ты.
– А ты давно в порту работаешь? – вступил в беседу очкарик.
Его взгляд был туманным, но Веня рефлекторно почувствовал угрозу.
– Так уж, почитай, второй год, – стараясь говорить уверенно, заявил Веня.
Очкарик шмыгнул носом и процедил:
– Пургу он нам тут гонит, Жора!
– Обоснуй, – потребовал Лощеный.
– Я тут полгода назад у одной ляльки целую неделю кантовался. Она как раз в порту работает. Она мне про свою работу только и лепила. Про всех рассказала: кто, где и сколько. Так вот она говорила, что электрик у них один-единственный – пьянь непробудная, к тому же старый. Рассказывала, что этот электрик прямо на дизельном генераторе как-то по пьяни уснул. Генератор запустили, так он себе всю рожу до мяса прожег, а у этого фраера, как видишь, мордашка целехонькая.