Пора.

Вернувшись в келью, Евпатий подошел к Ладе и легонько тронул ее за плечо. Она сильно вздрогнула, тут же села и, хлопая мутными глазами, затараторила хриплым со сна голосом:

– Тебя ранили. Но рана зажила. Видишь, крови нет. Это было давно. Тринадцать лет назад.

Коловрат усмехнулся, погладил девушку по голове и сказал успокаивающе:

– Я не спал.

Когда все воины были уже на ногах и даже успели выпить по чаше горячего отвара, солнце еще не взошло. Однако командир поторапливал всех и недовольно хмурился. Из-за метели казалось, что на дворе все еще сумерки, но надеяться, что мунгалы собьются со следа, – непозволительная роскошь. Лучше рассчитывать на худшее и встретить врага на своих условиях. А их обеспечит явно не пещера, которая в бою может превратиться из спасительного ночлега в смертельную западню.

Лошади хрипели и артачились, не желая идти сквозь вьюгу, но рязанцы все же покинули гостеприимное пристанище и направились через лес вслед за своим воеводой.

Мороз не унимался и, казалось, крепчал с каждым днем. Теплой одежды у ратников почти не было, только то, что удалось снять с убитых татар, и на переходах они отчаянно мерзли, ежась от порывов ветра. Однако бодрости духа не теряли. Неуемная энергия воеводы – так стали за глаза называть Евпатия почти все, успешные вылазки, из-за которых Батыево войско постоянно несло потери, и память о сожжённой Рязани согревали пуще овчинного тулупа. Русичи шли за Ордой, как волки за оленьим стадом, выжидая удобного момента и грызя врага то здесь, то там. Они собирались обильно полить родную землю кровью поганых, чтобы каждая пядь обходилась захватчикам в самую высокую цену.

Боевой настрой грел сердца ратников, тем не менее Коловрат хорошо понимал, что его малой дружине нужна стоянка, где можно будет перевести дух, собраться с силами и немного согреться… А потом встретить мунгалов лицом к лицу. В том, что они придут, сомнений не было.

В рязанских лесах под корнями вековых деревьев и на сокрытых от досужего глаза полянках пряталось много охотничьих заимок. Ничего особенного – несколько землянок, в которых жили звероловы, уходившие на лесование. Но такой лагерь мог стать спасением для Евпатиева войска.

И Господь был милостив к отчаянным защитникам русской земли.

Охотники жили в лесах два сезона в году, и сейчас как раз было самое время для зимнего промысла, но заимка, на которую вышли Коловрат с дружиной, пустовала. После того как мунгалы пожгли и разорили Рязань, а за нею и все близлежащие поселения, в этом не было ничего странного. И все же «воевода» разочарованно вздохнул. Охотники знали эти леса, как дом родной, и могли бы здорово помочь маленькой дружине… Но заимка – это уже удача, и стоит быть благодарным за такой подарок.

С того дня, как Евпатий с отрядом добровольцев покинул руины родного города и пошел за мунгалским войском, он почти не спал – боялся. Впасть в беспамятство сейчас было никак нельзя, так что боярин позволял себе лишь короткие минуты тревожной дремы. Держаться было непросто, но помогали лютый мороз, от которого временами зуб на зуб не попадал, и нужда постоянно двигаться.

Охотничий стан был прекрасным местом, чтобы встретить погоню, которую выслали степняки вслед за «урусскими собаками», напавшими на обоз.

Спрыгнув с коня, Коловрат обернулся и придирчивым взглядом оглядел свое маленькое воинство, задержавшись взглядом на Ладе. Вот же упрямая девка. Но, может, и к лучшему, что она увязалась за отрядом. Если опять случится приступ, никто из ратников своему командиру не поможет, а девушка уже не раз видела, как он просыпается… в ремнях. Дай сил, Боже, дай сил перебороть проклятую слабость!

Евпатий упрямо тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли, и стал быстро отдавать приказы. Через несколько минут каждый ратник знал, где ему надлежит быть и что делать.

Когда разведчики донесли, что отряд мунгалов уже близко, партизанский «воевода» только кивнул. Он сидел у костра прямо посреди лесной опушки и не моргая смотрел в огонь. Напряжение звенело в теле натянутой до предела струной, хотелось вцепиться в рукояти мечей, вскочить и ринуться в атаку… Но план, который он сам и составил, был другим. Врагов нужно уничтожить наверняка, всех до единого. Чтоб никто не ушел и не привел подмогу. А для этого один человек не годился. Даже если его снова накроет божье безумие.

Сзади хрустнула ветка.

Татары были не дураки и лошадей оставили поодаль, чтоб не выдать свое приближение раньше времени. Но на полянке их ждал всего один человек. Это явственно пахло засадой. Кругом стояла гробовая тишина. Ни веточка не колебалась, ни кустик. Евпатий чувствовал напряжённые взгляды узких недобрых глаз, однако же мунгалы медлили.

Время тянулось липкой патокой, цепляясь за продрогшие пальцы и застывая облаками белого пара, вырывающегося изо рта.

Коловрат потер озябшие ладони, почесал голову под меховой шапкой. Ну, давайте, что же вы? Видите, я здесь совсем один. Сижу, греюсь у костра и даже не подозреваю, что за деревьями и сугробами кто-то прячется. Подходи, бери голыми руками.

Соблазн оказался слишком велик, а тишина – слишком успокаивающей.

Хрустнул снег под остроносым сапогом – татары шли полукругом, стремясь заключить одинокого уруса в тиски, из которых не вырваться. Таиться уже не было смысла, и, с криком вырвав сабли из ножен, они бросились к Евпатию.

Воздух наполнился свистом, а небо над поляной почернело. Со всех сторон полетели стрелы. Мунгалы с хрипом и стонами валились в снег. Боевой клич сменился воплями ужаса. Коловрат встал, повернулся лицом к врагам и достал мечи. Но ударить ему так и не довелось – врагов не осталось. Утыканные стрелами, они все лежали на снегу, походя на уродливые черные сугробы.

Из зарослей на поляну вышли дружинники, все еще сжимая луки. Они оглядели трупы врагов, выискивая случайных выживших, но ни единый враг не ушел от стрел. На бородатых лицах заиграли кривоватые ухмылки – воевода все верно рассудил, и засада сработала даже лучше, чем ожидалось.

На поясе Каркуна болталась пара подстреленных еще до боя глухарей. Он отдал их Ратмиру и кивнул в сторону все еще стоящего на месте Коловрата.

Из ближайшей от костра землянки вышла Лада, со страхом огляделась, но, завидев Евпатия Львовича, с облегчением вздохнула. Слава Тебе, Господи, живой.

– Ну что, воевода, поснедаем? – улыбнулся Ратмир, подходя к бывшему ученику.

Евпатий сумрачно глянул на него и быстро отвел взгляд, будто устыдился чего-то. Ратники уже величали так своего командира, но все больше между собой, и Коловрат старался не обращать на это внимания. Какой воевода кидается на своих людей в мареве кровавого беспамятства?

– Не гожусь я, – прозвучал угрюмый ответ.

– Что?

Улыбка на лице Ратмира поблекла. Он попытался заглянуть другу в глаза, но тот уставился в одну точку где-то перед собой и только часто моргал.