– Давай, полезай, – радостно замахал мне рукой крошка Тарзан.

– Я?! – обалдела я от неожиданности столь заманчивого предложения. – Нет, я не полезу, я лучше на стреме постою.

– Какой еще стрем? Полезай, говорят. Я за тобой.

– Никуда я не полезу, – попятилась я, – я высоты боюсь.

– Хватит дурочку валять. Недавно по балконам как заправский акробат лазила и на деревья прыгала, а тут, пожалуйста, «я высоты боюсь».

Елки-палки, а ведь и правда.

– Ну, тогда я это проделывала под угрозой смерти, в состоянии тяжелейшего шока. А сейчас не могу, – уперлась я.

Но муж был настроен решительно. Он водрузил меня на лестницу и подпихнул в мягкое место, продвигая меня вверх по ступеням.

Добравшись до первой ветки, я кое-как взгромоздилась на нее, обняла ствол руками и двигаться дальше твердо отказалась.

Василий, кряхтя и ругаясь, полез за мной. Преодолев три толстые ветки и оказавшись выше меня, он протянул руку, схватил меня за шиворот, оторвал от ствола и потащил вверх, обдирая моим бренным телом листву.

– Хватит! – тоненько запищала я, зажмуриваясь от страха.

Долго ли, коротко, но мы оказались почти на вершине дерева. Притиснув меня к стволу, муж достал бинокль и приступил к наблюдению.

Я уже говорила, что сегодня – Васин день?

– Ух ты! На-ка, глянь! – сунул он мне бинокль.

Французские окна были открыты настежь. В гостиной на большом белом диване, свесив ноги в тапочках, лежал кудрявый толстячок с пятью подбородками и что-то жевал, глядя в телевизор. Рядом с ним, сидя в кресле, вытянув длинные загорелые ноги, сидела крашеная блондинка и пилила свои коготочки.

– Гуревич?! – недоверчиво спросила я.

– Ага! – счастливо сверкая глазами, подтвердил муж.

– Что будем делать? – охотничий азарт разгорался во мне яростным пламенем.

– Я думаю…

– Слезать с дерева, – закончил за него фразу чей-то незнакомый голос.

Мы посмотрели вниз. Внизу, оперев о дерево передние лапы, стояла немецкая овчарка, ее держал на поводке здоровенный детина в черной футболке.

– И побыстрее, – грозно добавил он. Из темноты появился второй громила, как две капли воды похожий на первого.

– Какое вы имеете право? – поинтересовалась я, стараясь сохранить чувство собственного достоинства. – Мы не на вашей территории находимся. И вообще, это Европа, а не Рублевское шоссе. Не нравится что-то – вызовите полицию.

В этот момент меня кто-то больно укусил в шею, и я свалилась с дерева.

Очнулась я, лежа в мягком кресле в той самой гостиной, которую рассматривала пару минут тому назад. Я огляделась. В соседнем кресле приходил в себя Василий.

– Ну что, довольна, борец за права человека?

– Да я-то тут при чем, мне, что ли, в голову пришло заниматься этой самодеятельностью?

Ответить мне он не успел. Дверь распахнулась, и на пороге появился хозяин дома собственной персоной, в шелковых семейных трусах и коротком халатике нараспашку.

– Ба! Какие люди! – радушно раскинул он руки в стороны. – Василий, друг мой, какими судьбами? Нет, нет, не вставай, – остановил он попытавшегося было вылезти из кресла Ползунова, глаза его светились самодовольной издевкой. – А это, надо полагать, твоя супруга? – обратился он ко мне.

– Да, познакомьтесь, Юлия Павловна, – пробубнил угрюмо Ползунов.

– Очень приятно! – расплылся в широченной улыбке хозяин. – А я – вы, впрочем, об этом знаете, – Борис Михайлович, старинный приятель – или уж неприятель? – вашего мужа. Неприятель – в смысле, его конкурент.

– Понятия не имею, кто вы такой, – гордо подняв голову, заявила я. – И вообще, на каком основании ваши головорезы набросились на нас? По вашей милости я упустила ценнейший экземпляр Sepelekus Argoritus Nosofilus!

– Чего?! – вытаращились на меня оба мужика.

– Редчайший экземпляр ночных мотыльков! Водится только в одном месте, недалеко от Таррагоны. В России он представлен в единственном экземпляре, в Петербургском зоологическом музее, – окончательно рассердилась я, отворачиваясь от протянутой для знакомства руки.

– Вы что там, бабочек ловили?! – обалдел Гуревич.

– Вот именно. Я орнитолог, доктор биологических наук! – Что я несу?!

Кажется, орнитолог – это специалист по птицам, а как же называют любителей насекомых? Серпентолог? Дерматолог? Лезет в голову всякая чепуха!

Но, похоже, Гуревич разбирался в биологии еще хуже меня, потому что, похоже, проглотил эту бредятину и даже восхитился.

– Простите, ради бога! Так вы что, не знали, что это мой дом? – ошарашенно повернулся он к Василию.

Василий быстренько захлопнул рот и постарался сделать умное лицо.

– Да, вообще-то, мы не в курсе. Случайно тут оказались.

– Мы возвращаемся из Барселоны, я была почетным участником международного научного симпозиума, – вякнула я.

– Вот это да! Ну, добро пожаловать! – на сей раз искренне улыбнулся господин Гуревич. – Машка! Вели на стол накрывать и топай сюда! – проорал он куда-то в глубь дома. – Что пить будете? – двинулся Боря к стойке бара. – Такую встречу надо отметить!

– Мне водки, – вытер пот со лба еще не оклемавшийся Ползунов.

– А вам? – уважительно обратился ко мне, стыдливо запахнув халат, Гуревич.

– А как этот препарат взаимодействует с алкоголем? – поинтересовалась я, показывая на свою шею.

– Вот что значит – ученый человек! – восхитился он. – А мы-то с тобой об этом и не подумали! – обернулся он к уже проглотившему свою порцию Василию.

Гуревич взял телефон и, потыкав в кнопки, грозно спросил:

– Петрович, как ваш препарат с алкоголем сочетается? Какой, какой? Какой именно вы моим гостям засандалили! Ну так выясни, и немедленно! – Прошу прощения, мы это сейчас выясним… – Зазвонил телефон. – Да? Понял. Все в порядке, можно смело выпить. Так что вам налить?

– Мартини, пожалуйста.

В комнату вплыла Машка, платье на ней было размером с носовой платок.

– О, познакомьтесь, это моя жена.

Блондинка взглянула на меня сверху вниз.

– Это Юлия Павловна, доктор наук, профессор, – назидательно посмотрел Гуревич на супругу.

Машка жеманно протянула мне вялую ручку и поздоровалась. Я пожала ее, и красотка тут же повернулась к Василию.

– Мария, – сказала она совсем другим тоном, стреляя в моего мужа глазками.

Тот неловко чмокнул протянутую руку и пробубнил: «Василий», она изящно вильнула тощим задом и поплыла в столовую. Мужики потянулись за нею. Я, проходя мимо стеклянных дверей, взглянула на свое отражение – и скисла. На мне все еще была ползуновская футболка, по размеру больше смахивающая на плащ-палатку, и кроссовки, которые он так старательно красил весь вечер. Я обернулась: по светлому ковру за мной тянулись черные следы. Начала слезать краска с подошв.