– Требуй – не требуй, какая разница, если ее все равно не существует? – хмыкнул Зиганшин. – Короче, мужики, сейчас все против Михайловского, поэтому не будет большой беды, если я один выступлю в его защиту.

– Допустим, – остро взглянув на Мстислава, сказал Ян Александрович.

– Вы же хотите настоящего возмездия, а не просто раскатать первого попавшегося человека, чтобы удовлетворить жажду мести? – спросил Зиганшин. – Ну и все! Если это Михайловский, мы должны быть железно, непоколебимо убеждены. Иначе мало того, что пострадает невиновный, так еще настоящий убийца будет жить на свободе и радоваться, как ловко он нас провел.

Ян Александрович задумчиво кивнул, а Руслан почувствовал такую боль оттого, что Инги больше нет, что пришлось крепко, до хруста, сжать кулаки. Так было не в первый раз. В ежедневных заботах он отвлекался, почти забывал о смерти подруги, а потом вдруг, внезапно, сознание утраты словно раскаленным прутом пронизывало его сердце.

– Я подумал вот о чем, – сказал Зиганшин мягко, и Руслану показалось, будто он специально отводит от него взгляд, – если мы предположим, что убийца не Михайловский, то это должен быть кто-то из его окружения. Пока рано утверждать, целенаправленно ли наш неизвестный подставлял беднягу Ярослава или просто решил воспользоваться его беспечностью и одолжить автомобиль без ведома хозяина, но в любом случае он должен был знать, что у парня есть машина – раз, он редко ею пользуется – два, где стоит тачка – три и откуда взять ключи – четыре. Это минимум. А если он завершил свою серию и решил подсунуть нам Михайловского в качестве убийцы, чтобы закрыть таким образом вопрос и жить спокойно, то он тоже наверняка выбрал не первого попавшегося человека. Должен был знать об особенностях характера Ярослава и о том, какую улику нам подкинуть, чтобы это не выглядело откровенной подставой. Мне кажется, выбор флешки с фотографиями научных экспериментов – это изящный ход, который мог сделать только человек с медицинским образованием.

Зиганшин сделал паузу, и Руслан с Яном Александровичем энергично закивали.

– Возьмем меня, – продолжал Мстислав, несколько заваливаясь в лекторский тон, – если бы я решил подставить Михайловского, то моя мысль работала бы в совсем другом направлении. Я взял бы у него какую-нибудь эксклюзивную вещь, которую он привез из Праги, желательно такую, на которой можно было бы найти ДНК, или клочок бумаги с записями, сделанными рукой Ярослава, но выводить следствие на человека через его научную работу…

Мстислав развел руками.

– Такое впечатление, что его устраивали оба варианта развития событий, – сказал Руслан, – он же флешку положил не на видное место, а бросил в траву по принципу прокатит – не прокатит. И ведь сначала не прокатило! Флешку Мстислав нашел уже после того, как место… – Руслан запнулся, – как эксперты все осмотрели. Если бы он сильно хотел подставить Михайловского, положил бы улику на видное место. Зачем только ему эта игра?

– Вникать в ход мысли психопата – дело пустое. Может, сомневался, продолжать ему убивать женщин, или нет, и решил: если закроют Михайловского, то я остановлюсь, а если нет, можно еще покуражиться. Или Ярослав его обидел незаметно для себя, и убийца рассудил подкинуть улику, а дальше предоставить действовать судьбе. Если Михайловский виноват, то высшие силы позаботятся, чтобы его взяли, а нет, так флешка останется незамеченной. Можно выдать еще с десяток примеров ущербной логики, но мне кажется, разумнее будет вычислить убийцу и потом спросить его, зачем да почему.

– Если он существует, – заметил Колдунов.

– Согласен. Но давайте примем это как «дано», пока не доказано обратное. Я говорил с Михайловским в СИЗО, и он признался, что вне работы у него знакомых нет. Школьные и университетские друзья остались в Праге, а здесь он не знакомился ни с кем, кроме коллег. Знает, что какие-то люди проживают с ним на одной лестничной клетке, но ни как их зовут, ни кто они такие, понятия не имеет. Насколько помнит, в гости к себе он никого не приглашал, только один раз Галину Ивановну, и то давно. Ярослав – человек замкнутый, но не скрытный, и если спрашивали, какие блага ему достались от папы-академика, честно отвечал, так что про машину и гараж знали все, по крайней мере мужская половина, но кто именно проявлял интерес к автомобильной теме, он, конечно, не помнит. В общем, мне надо потолкаться у него на рабочем месте, жалом поводить. Вдруг появится какая-нибудь зацепка?

– Как я понимаю, не в качестве мент… Полицейского? – спросил Колдунов.

– Ну естественно!

– Можем сказать, что ты новый аспирант, – фыркнул Ян Александрович, – бывают такие тупые, прости господи, что ты никого не удивишь своим низким уровнем подготовки.

– А если будешь прилежно работать, может, еще и защититься успеешь.

– Мужики, давайте серьезно.

– Журналистом можно. Якобы ты пишешь статью…

– Лучше книгу, – перебил Колдунов.

– Книгу о старейшей кафедре.

– Она не старейшая.

– О наилучшейшей кафедре. Я тебя официально представлю, и ходи себе, собирай материал. Главное, чтобы твоя спасительница не проболталась, кто ты такой.

Мстислав обещал поговорить с Галиной Ивановной, предложил Руслану подбросить его до дома, а когда тот отказался, энергично пожал друзьям руки и ушел.

Оставшись вдвоем, приятели переглянулись и заказали коньяка. Волчеткин тосковал по Инге, а Ян Александрович сегодня оперировал тяжелого больного, не смог удалить опухоль из-за ее распространенности, терзался от своего бессилия и не хотел нести эти тягостные переживания домой, к жене и детям.

Все же врач – особая профессия, подумал Руслан мрачно, болтая перед глазами пузатым бокалом с тягучим янтарным содержимым. От наших действий, как ни крути, зависит, жить человеку или умереть, и чем старше и опытнее становишься, тем тяжелее этот груз ответственности. Даже после банального аппендицита мы не можем успокоиться, пока не станет ясно, что осложнений нет, а уж если они возникают, очень долго ломаем голову над тем, почему это произошло, можно ли было предотвратить и чьей вины больше: врача, организма пациента или просто судьбы? Мы остаемся после работы, иногда проводим ночи у операционного стола, иногда – за книгами и статьями, чтобы поймать единственный шанс человека на выздоровление, а порой просто дать ему надежду. Мы подвергаем себя риску заражения всякими «приятными заболеваниями», потому что это наш долг. Словом, делаем много разных вещей, от которых освобожден обычный человек. Но большинство ничего этого не видит, и когда с пафосным закатыванием глаз восклицает: «Врач – особая профессия», совершенно искренне считает, что главная особенность нашей профессии – работать бесплатно. Почему понятие о святом врачебном долге и служении трансформировалось в головах обывателей в «вы обязаны нам помощь оказать!»?

Народ видит в медиках обслуживающий персонал, а не подвижников, и действительно, подвижников становится все меньше. Наверное, когда уйдет Колдунов, канет в прошлое целая плеяда ответственных, самоотверженных и талантливых докторов, видевших свое призвание в том, чтобы помогать людям.