геометрический узор. Девять трепанаций затронули лобную кость, 10 – правую теменную, 16 – левую теменную, одна – затылочную. Минимальный диаметр равен 3 мм, максимальный – 33,1 мм; глубина – от 0,4 до 2,4 мм.

Весьма вероятно, что палеоантропологи и палеопатологи недооценили феномен символического трепанирования: они либо вообще не обращали внимания на эти повреждения, либо относили их к общей группе травм черепа. Многие коллекции нуждаются теперь в пересмотре, а выводы о черепном травматизме у древних народов – в переосмыслении.

Впрочем, иногда результаты такого переосмысления прямо противоположны.

Так, А. П. Бужиловой и Н. Я. Березиной было предпринято исследование свыше 500 черепов из фондов НИИ и Музея антропологии МГУ из раскопок погребений салтово-маяцкой археологической культуры. По предположению археолога С. И. Плетневой, эти люди были потомками мигрантов из предгорий Северо-Западного Кавказа, участников арабо-хазарского конфликта, затронувшего северокавказских алан. Авторы не отвергают присутствие символических трепанаций у носителей салтово-маяцкой культуры, но после тщательной дифференциальной диагностики приходят к заключению: большинство заживших повреждений на своде черепа – это тупые травмы от ударов кистенем.

Если говорить о возможно широком распространении символического трепанирования в средневековой Европе, нельзя игнорировать сообщение Д. Бротвелла о необычных поверхностных «кратерах», обнаруженных на ряде средневековых черепов из Винчестера. Сам Бротвелл также интерпретирует следы хирургического вмешательства на винчестерских черепах как псевдо- или символические трепанации. Итальянские ученые сообщают о символической трепанации у булгарского воина VIII в. из раскопок некрополя Кампокиаро.

Иногда о символических трепанациях сообщают средневековые летописцы. Их свидетельства особенно ценны для современных историков, потому что помогают понять, что в той или иной ситуации побуждало хирургов прошлого производить подобные операции.

Например, около 900 г. Адам Бременский сделал запись о том, что священника Оддара скальпировали центральноевропейские славяне-язычники, причем скальп был вырезан в виде креста.

Это можно расценить и как надругательство над миссионером, и как ритуальное действие.

В некоторых частях Европы языческие традиции благополучно перекочевали к христианам. С этой точки зрения любопытно свидетельство, которое оставил весьма просвещенный человек, шейх Шайзара, Уссама ибн Мункидх (1095–1188), о невежественных, по его мнению, действиях франкского врача в стане крестоносцев.

Господин аль-Мунаит-Ира написал дяде Уссамы письмо, где просил прислать ему лекаря, способного вылечить его людей, среди которых была женщина, страдавшая лихорадкой. Сперва больная находилась на попечении местного христианского доктора, которого звали Табит (?). По его мнению, она страдала чахоткой. Табит запретил женщине есть острую пищу, что, по его словам, резко улучшило ее состояние. Но спустя какое-то время несчастная женщина попала на излечение к франкскому доктору, пришедшему освобождать Святую землю с войском крестоносцев.

«Он осмотрел ее и сказал: „В голове у этой женщины дьявол, который овладел ею. Обрейте ей голову! Приказание это было исполнено, [а прочие назначения – забыты]. Состояние больной ухудшилось. Тогда доктор сказал: „Это потому, что дьявол вошел в ее голову”. Бритвой доктор разрезал ее голову в виде креста так глубоко, что показалась кость. Затем он посыпал ее голову солью… Женщина немедленно скончалась».

В XII в. арабы были намного образованнее европейцев. Тем забавнее читать заметки наблюдательной путешественницы Агаты Кристи, сопровождавшей мужа-археолога на раскопки в Сирию: «В эти дни мы раздаем огромное количество аспирина – у всех болит голова. Очень жарко и душно, как перед грозой. Наши пациенты успешно совмещают достижения западной и восточной медицины. Проглотив полпачки аспирина, они бегут к шейху, который прикладывает к их лбам раскаленные металлические кружочки, дабы „изгнать злого духа“. Не знаю, чье лекарство помогает лучше» (Рис. 46).

Рис. 46. Методы лечения различных заболеваний описаны в трактате Шарафеддина Сабоджи-оглу, жившего в Малой Азии (1465). Этот целитель предлагал лечить нервные и душевные расстройства, кожные и глазные болезни, травмы головы методами, напоминавшими символическое трепанирование.

Черепа с символическими трепанациями, обнаруженные на территории бывшего Советского Союза, изучал болгарский антрополог Петр Боев, он обследовал коллекции Московского университета и Кунсткамеры. Открытые им трепанированные черепа принадлежали раннесредневековым кочевникам Поволжья и Северного Кавказа, потомки которых позднее переселились в Центральную и Западную Европу.

Итак, в I – начале II тысячелетия трепанирование в Восточной и Центральной Европе часто носило символический характер.

Иногда поверхностная операция «перетекала» в сквозную, но при этом сохранялась геометрическая привязка к черепным швам и области брегмы, значительно реже – к центру лобной кости. Травмы черепа не были редкостью в эту эпоху массовых миграций и повышенной военной активности, но установить прямую связь между символическими трепанациями и военным травматизмом не удается. Точно так же символически трепанированные люди не выделяются от прочих погребенных каким-либо особенным погребальным инвентарем. Представления о том, что эти манипуляции производили только тюрки или болгары, не подтверждаются. Ведь следы такой активности встречены и в Латвии, и в Чехии, и на Британских островах. На территории нашей страны символическому трепанированию подвергались племена, испытавшие политическое влияние Хазарского каганата. Они же делали «настоящие», сквозные трепанации, причем теперь известны случаи операций у детей, к сожалению, они не сопровождались заживлением (Рис. 47). Недавно было открыто погребение VII в. в Бесланском могильнике. Ребенок 4–5 лет, похороненный с бронзовой цепью на шее, перенес обширное хирургическое вмешательство на лобной кости. Примечательно, что еще раньше его череп был деформирован благодаря тугому пеленанию головы. Удалось установить, что этот маленький человек на протяжении своей короткой жизни испытывал неоднократные физиологические стрессы и подвергался значительным физическим нагрузкам и по размерам тела отставал от современных детей почти в 2 раза (Коробов, Чечеткина, Медникова, 2021).

Рис. 47. Трепанированный череп мальчика-подростка из Таганского могильника. Обрамленное ровиком погребение № 5, по предварительной оценке исследователей, относится к VI–VIII вв., времени существования Хазарского каганата. В могиле находился человеческий скелет хорошей сохранности и останки взнузданного и оседланного коня. В области головы умершего справа обнаружены раковины каури и серебряное кольцо. Покойный был облачен в пояс с серебряными накладками. На лобной кости по центру и слева примерно в 3 см от верхнего края глазницы расположено сквозное отверстие правильной овальной формы 31 мм в длину и 19 мм в ширину. Губчатый слой открыт на всем протяжении. Несмотря на частичную эрозию костных краев можно судить о том, что перфорация сделана прорезанием. На стыке лобной, височной и теменной костей слева локализовано еще одно сквозное отверстие неправильной формы. В обоих случаях не прослеживаются симптомы образования костной мозоли.

Возможно, распространение феномена связано с миграциями в западном направлении центральноазиатских кочевников, тем более что в эпоху раннего железа среди многообразных форм трепанаций черепа в Центральной Азии наблюдаются сквозные округлые или овальные отверстия в верхней части свода. Однако не менее древняя традиция вскрытия черепа