что у нас иногда слишком молодой состав. У нас зачастую управляют целыми уездами, обнимающими довольно значительную территорию, совсем молодые товарищи. То же бывает и в губерниях»[457][458].

Зиновьев также привел данные Учраспреда ЦК РКП(б). На учете этого отдела, который подвергся «особой бомбардировке»[459] со стороны Левой оппозиции, состояло 8014 руководящих всероссийских областных, губернских и частично уездных работников. Так вот из них «подпольников»[460] до 1917 г. насчитывалось 1906 человек (21 %), а остальные «вошли в партию после 1917 года»[461]. Григорий Евсеевич, дискутируя с Левой оппозицией, не сказал только одного: распределял эти кадры сталинский Секретариат ЦК РКП(б).

В 1924–1925 гг. оба претендента на единоличную власть – и Сталин, и Зиновьев – целенаправленно и методично ставили свои кадры на руководство местными партийными организациями. Однако возможности Секретариата ЦК РКП(б), с одной стороны, и Северо-Западного бюро РКП(б) и бюро Ленинградского губкома РКП(б), в которых большинство было у Зиновьева и членов его группы – с другой, были отнюдь не равны[462][463]: последний не мог направлять своих людей по городам и весям Советского Союза и «перетасовывал» секретарей лишь подконтрольных районных и уездных комитетов. Секретариат ЦК РКП(б), напротив, активно участвовал в подборе и расстановке кадров в колыбели революции. В этом плане наиболее показательно снятие осенью 1925 г. с поста секретаря Северо-Западного областного бюро ЦК и поста секретаря Ленинградского губернского комитета РКП(б) члена ЦК РКП(б) П.А. Залуцкого. В советской историографии говорилось о том, что ЦК РКП(б) стало известно, что Залуцкий заявил в частной беседе с одним из советских работников, что ЦК стоит перед опасностью термидорианского перерождения[464]. Если Залуцкий действительно говорил с «советским работником», это был по-настоящему серьезный проступок, который следовало бы покарать на основании Уголовного кодекса того времени, приравнивавшего подобные разговоры к «контрреволюционной агитации».

На заседании Оргбюро, состоявшемся 21 сентября, П.А. Залуцкого сняли с ответственного поста секретаря Северо-Западного бюро, по выражению И.В. Сталина, «за его резко антипартийное поведение и за клеветническое обвинение ЦК партии в оппортунизме и термидорианстве»[465], а также по итогам вполне объективной критики его доклада. Впоследствии М.П. Томский говорил: «Дело в том, что у Ленинградской организации по отношению к ЦК существовало уже в то время такое предубеждение: во-первых, мы не какая-нибудь Калуга или Тула, чтобы в общем порядке доклады делать, а во-вторых, чего ни расскажи в ЦК, – все ладно»[466].

В принятом Оргбюро постановлении были отмечены существенные недостатки в работе парторганизации: чрезмерное увлечение количественным ростом ее рядов, недостаточное внимание к приему в партию крестьян, слабое выдвижение на руководящие посты в партии рабочих, игнорирование отдельных указаний ЦК[467]. Таким образом, сталинскому Секретариату ЦК удалось серьезно ослабить позиции Зиновьева в Северо-Западном бюро; бюро фактически раскололось: пятеро из 12 его членов вскоре выступили против зиновьевцев[468].

Зиновьевцы сделали все, чтобы позволить Залуцкому уйти с занимаемого поста без ненужной огласки. Снятие Петра Антоновича с ответственного партийного поста оформили постановлением Бюро Ленинградского губернского комитета от 27 сентября 1925 г.: «Слушали: О работе т. Залуцкого. Постановили: Ввиду ухудшившихся отношений между т. Залуцким и ЦК РКП войти на пленум губкома от имени Бюро ЛК с предложением признать необходимым [т. Залуцкому] перейти на другую работу»[469]. 4 октября на пленарном заседании губкома предложение Бюро было утверждено[470]. Естественно, на пленарном заседании «просил» о переводе на другую работу «сам т. Залуцкий»[471], что подчеркнул позднее Г.Е. Зиновьев.

Вопрос о Петре Антоновиче, не иначе, как «по счастливой случайности», вновь был поставлен в полном объеме в ходе работы Октябрьского 1925 г. Пленума ЦК РКП(б). 3 октября большевик Ф. Леонов, которому «на днях довелось быть в Ленинграде», куда он ездил переговорить с Петром Залуцким, Александром Куклиным, Николаем Комаровым и другими товарищами, сделал ряд важных для него открытий из беседы с Петром Антоновичем. Залуцкий прямо заявил Леонову, что Ленинградская организация находилась «в оппозиции к политике ЦК партии»[472]. Леонов столкнулся «с такой оценкой внутрипартийного положения»[473], которая была неприемлема.

Следует заметить, что советологи, которые ввели письмо Леонова в научный оборот, вполне объективно указывают в своих работах на тот факт, что вообще-то Петр Антонович разоткровенничался не с рядовым советским работником, а большевиком Ф. Леоновым – эмиссаром Вячеслава Михайловича Молотова[474], с которым Залуцкий входил в годы Первой мировой войны в Русское бюро ЦК РСДРП.

Залуцкий и Муштаков, с которыми говорили Леонов, заявили примерно следующее:

«Один исторический пример должен быть у нас сейчас в центре внимания: это – [термидорианский] путь развития Великой Французской революции. Не надо забывать, что “устранение” эбертистов было началом пути к Термидору. Три социальные силы в данный момент занимаются изучением этого периода: сменовеховская и милюковская буржуазия, эсеры и меньшевики и пролетариат. Первые две силы в своей политике исходят из того, что русская революция уже вступила на этот путь развития и, конечно, всячески этому содействуют. Пролетариат в целом еще не видит этой опасности, хотя она очень реальна. Тем более опасна политика, которой придерживаются наши “вожди”. […]

В погоне за развитием производительных сил во что бы то ни стало они (то есть ЦК) развязывают рост частнокапиталистических отношений, ничего этому росту не противопоставляя. Бухарин выбрасывает лозунг “Крестьяне, обогащайтесь!”. Кулачество растет, крепнет, а они этого не видят или даже скрывают, затушевывают. Строют мещанское государство, то, что Ленин назвал “царством крестьянской ограниченности”, а они называют строительством социализма. Умные сменовеховцы, вроде Устрялова, лучше, чем наши “вожди” и “теоретики”, учитывают обстановку. Они видят слабость наших верхов и, оказывая давление на госаппарат и некоторые слои партии, помогают им, толкая революцию к Термидору.

В Москве громадный слой государственных чиновников, масса новой и старой буржуазии. Все это давит на нашу партию, создает в ней общественное мнение. Не мы ведем за собой чиновничество, а оно вместе с буржуазией определяет наше сознание – служит проводником в партию устряловской идеологии и политики.

В такой обстановке ЦК не в силах управлять госаппаратом. Госаппарат пленил ЦК, давит на него и диктует ему свою политику. Мелкобуржуазная Москва не может предохранить партию от этого напора, и пролетарская Ленинградская организация изолируется от партии. На нас нажимают и притесняют по всем линиям – и по партийной, и по хозяйственной, и по комсомольской. С Ленинградом не считаются, превращают его в провинцию»[475].

Леонов тут же спросил:

– Но разве руководители партии не видят опасностей, вытекающих из обрисованного положения?[476]

Петр Антонович в ответ заявил: «В том-то и дело, что не видят»[477], – и нелестно отозвался о Сталине, Бухарине и Молотове. В случае с первым Залуцкий, правда, уточнил, что генсек, «конечно, большой человек, большой ум» и «хороший организатор», однако тут же свел на нет свою положительную характеристику уточнением: сталинский «ум не аналитический, а схематический. Вопросы прошлого он разберет великолепно, так что всем ясно станет. Но перспективы