П.А. Залуцкому на «недопустимость»[429] прикрытия комсомольских раскольников; предложить Ленинградскому губернскому комитету партии освободить Г.И. Сафарова от курирования комсомольской работы в колыбели революции; немедленно снять с комсомольской работы Цейтлина, Гессена, Касименко и Файвиловича, обязав остальных членов ЦК РЛКСМ «прекратить всякую групповую борьбу»[430], созвать 10 марта «экстренный Пленум ЦК РЛКСМ […] для переизбрания бюро на началах, обеспечивающих нормальную работу ЦК РЛКСМ и всего Союза молодежи»[431]. 5 марта Политбюро приняло постановление «О комсомоле», в котором утвердило доклад Комиссии о положении в Бюро ЦК РЛКСМ и Ленинградской конференции РЛКСМ. Примечательно, что «весь доклад и выводы» Политбюро решило «разослать членам и кандидатам ЦК и ЦКК»[432].

Дискредитация Сафарова и Залуцкого нанесла очутимый удар по авторитету Зиновьева. В местных парторганизациях начали распространяться слухи о разногласиях внутри руководящего ядра ЦК РКП(б). Еще до окончательного решения «комсомольской проблемы» в Северной столице, не позднее 23 февраля, члены Политбюро и Президиума ЦКК КП(б) Украины направили членам РКП(б) письмо, в котором констатировали расширение «трещины» в сталинско-зиновьевском руководящем ядре ЦК и ЦКК РКП(б). В числе прочего старые большевики Г.И. Петровский, Э.И. Квиринг, В.П. Затонский, Д.З. Лебедь и другие написали: «Мы считаем, что конфликт в комсомоле, который привел к попытке отрыва от руководства партии, должен явиться серьезным предостережением тт. Зиновьеву и Каменеву, которые после решения [Январского] Пленума [ЦК] не оказали влияния на большинство ЦК РЛКСМ в пользу прекращения групповых настроений, созданных при голосовании по вопросу о Троцком. Этот случай подводит нас вплотную к вопросу о руководстве партией. Нам сообщают, что тт. Зиновьев и Каменев снова поставили вопрос о сформировании тройки для предварительного решения основных вопросов (кто посеял этот слух? – С.В.). Мы считаем это предложение в корне неправильным и неприемлемым. […] После Ленина нет вождей, которым партия единолично доверяла бы полное руководство, поэтому всякие попытки отдельных товарищей стать по существу единоличными руководителями должны быть отвергнуты. […] Мы не знаем всех подробностей отношений, но мы заявляем (слышали звон, да не знали, где он. – С.В.), что все расширяющие слухи вокруг этого конфликта грозят для партии весьма серьезными потрясениями. Мы не видим никаких причин, которые побуждали бы тт. Каменева и Зиновьева будировать против Сталина и остальных товарищей руководящей группы»[433].

24 февраля Г.Е. Зиновьев и Л.Б. Каменев, получив письмо «украинских товарищей», пришли в «величайшее изумление»[434]. Зиновьев с Каменевым написали «членам семерки»: «Мы готовы в любой момент дать товарищам украинцам (как и каждому товарищу) возможность удостовериться [в том], что сообщенные им сведения не верны, частью прямо злостно измышлены. Зная прекрасно, что троцкисты ловят каждый слух и усиленно разжигают малейшие слухи, мы считаем вредным разводить “письменность” на эти темы. Мы уверены, что товарищи сами скоро убедятся, что их письмо было опрометчиво. Нет нужды тратить хотя бы одно слово на подтверждение того, что решения ЦК и его органов (разумеется, и семерки) мы считали, считаем и будет считать для себя абсолютно обязательными. Копию (в одном экз[емпляре]) настоящего письма просим послать с нарочным украинским товарищам, подписавшим письмо»[435]. Однако, и на это следует обратить особое внимание, генсек никакой копии «украинским товарищам» не направил. Он распорядился: «Копии не снимать. По прочтении обязательно возвратить в особо секретном порядке»[436]. При этом 27 февраля И.В. Сталин направил четырем авторам (из двадцати одного) послания в ЦК РКП(б) от имени Политбюро ЦК и Президиума ЦКК КП(б) Украины: Г.И. Петровскому, В.Я. Чубарю, Э.И. Квирингу и Д.З. Лебедю – записку, в которой генсек информировал товарищей: «Вы, должно быть, уже получили сообщение тт. Каменева и Зиновьева в ответ на декларацию членов ЦК КПУ. Сообщаю, что заявление это не обсуждалось в семерке и оно послано Вам от лица подписавших товарищей. Пишу это для того, чтобы Вы знали, что семерка тут ни при чем, то есть она ни в какой мере не присоединялась к этому заявлению. Возможно, что дело этим и ограничится»[437].

Следует признать, что на данном этапе сталинско-бухаринское руководство ЦК и ЦКК решило окончательно разделаться с группой поддержки Зиновьева и Каменева в комсомоле. На экстренном Мартовском 1925 г. Пленуме ЦК РЛКСМ с докладом от имени Политбюро ЦК РКП(б) выступили Н.И. Бухарин и А.А. Андреев. 7 марта Пленум ЦК РЛКСМ решительно осудил Бюро ЦК РЛКСМ и Бюро Ленинградского губкомола, внесших своими выступлениями «дезорганизацию в комсомольскую среду и трещину в отношения между партией и комсомолом»[438]. Пленум ЦК РЛКСМ «незначительным»[439] большинством голосов осудил поведение Бюро ЦК старого состава и переизбрал Бюро[440], что нанесло удар по позициям Зиновьева в комсомольском руководстве страны.

2 и 3 апреля об очередной порции слухов, связанной с деятельностью Зиновьева, которая была направлена на раскол руководящей группы ЦК и ЦКК РКП(б), информировали, что характерно, персонально И.В. Сталина секретарь Гомельского губкома А.Л. Гилинский и председатель Тульской контрольной комиссии В.Н. Григорьев.

Гилинский написал «уважаемому т. Сталину»: «Последнее время из Москвы просачивается в провинцию большое количество слухов, очевидно, и кривотолков. Разговоры идут о разногласиях по линии “сталинцы” – “зиновьевцы”, причем эти разногласия будто бы существуют по всем основным вопросам партполитики (не только по вопросу об отношении в дальнейшем к т. Троцкому). Я прошу подумать и изыскать способ правильной информации хотя бы секретарей губкома, к которым обычно направляются все недоумения мест. Может быть, на союзной конференции удалось бы так или иначе информировать [товарищей]. Извиняюсь, что обращаюсь к Вам прямо, другого способа не мог придумать»[441].

Григорьев направил «В ЦК РКП(б) т. Сталину» копию полученного им заявления: «Примерно три-четыре недели тому назад, будучи в Москве, я говорил со своим старым товарищем – С. Садомской. Во время беседы т. Садомская, работающая в Хамовническом райкоме, сказала мне о том, что очень тяжело ей было узнать, будто бы между Зиновьевым и Сталиным существуют расхождения по некоторым вопросам работы. В связи с разногласиями в ЦК РЛКСМ тт. Тетерин, Губарев, Сухотин, работающие в ЦК Союза […] говорили мне […] о том, что однажды Тарасов в задорном духе сказал, что […] “Зиновьев с Каменевым нас поддерживают. […] Если бы Сталин был с нами, тогда мы бы победили”»[442]. Григорьев, как и положено председателю губернской КК, провел расследование, о чем, правда, пожалел, поскольку тем самым только поспособствовал сеянью слухов.

7 апреля А.Л. Гилинскому и В.Н. Григорьеву направил «с товарищеским приветом» ответные записки И.В. Сталин. Тексты записок совпадали, различались только адресаты. Генсек, который своими действиями (или своим бездействием, что в данном случае одно и то же) весьма поспособствовал распространению сплетен, фарисейски заявил: «Никаких разногласий в Политбюро, кроме вопроса о мерах обуздания т. Троцкого, не было и нет, я, по крайней мере, их не вижу. Охотников фабриковать слухи в Москве много, многие из этих “фабрикантов” стараются строить свою карьеру на распространении таких слухов, забегая то и дело к отдельным членам Политбюро и демонстрируя свою “лояльность” и “преданность”, причем таких я обычно гоню от себя, ибо это люди, по-моему, непутевые. То же самое надо сказать в вопросах коминтерновского характера, [так как] никаких разногласий по этим вопросам как в Политбюро, так и в делегации РКП не было и не предвидится»