– Может, несчастье с Гаврилиным не в вашусмену стряслось?

– Все равно я узнал бы, – замоталголовой Сергей Петрович. – Напутала ты! Кино снимали, отсюда и слухпокатил. Теперь фильмы без убийства не делают, народ смотреть не пойдет.

– Не слышали, о чем беседовали вчераприехавшие люди?

– Мне на них только издалека глядетьможно, – надулся охранник, – белая кость, не чета простым людям.

– Ни словечка из бесед не разобрали?

Охранник поднял указательный палец.

– О! Когда они уезжать собрались, шоферихнего главного тряпку взял и хотел порог у джипа протереть. За хозяйские брюкиволновался, изгваздалась машина, пока сюда доехала. Взял он ветошь, а другойводила и говорит: «Испачкаешься, Серега, пусть чмо протрет». Ну и приказал мне:«Иди, вымой приступку». Обидно, конечно, но что ж делать? Их много, молодые,здоровенные, насуют еще в грызло… Вот я и принялся драить железку. И тут вдругслышу из-за джипа голос мужской: «Как с занавесом проблему решим?»«Ерунда, – отвечает другой, – нашел о чем беспокоиться! Подумают, подмашину она попала. Вон сколько отморозков по шоссе носится! Сбил какой-нибудь исмылся!

– Занавес? – переспросила я. –Ну и ну! Они волновались о драпировках?

– Сам удивился, – хмыкнул СергейПетрович. – С одной стороны, похоже, не простая бабка в ящик сыграла. Кобычному человеку столько народу не припрет, двух ментов пришлют, и все!А тут – целая делегация! Ежели с другого боку глянуть – никто о ней неплакал и про тряпки на окнах болтали!

В моей голове зашевелились смутныевоспоминания. Кто еще совсем недавно говорил о занавесках? Юная уборщица Каринаиз лавки «Эгоп»! Рассказывая о старухе, торопившейся в Рокот с тремя пакетами,набитыми косметикой, она припомнила, как та предложила таксисту: «За пятьсотрублей меня еще и за занавесками отвезешь!» А потом сказала про театр сзанавесом.

Странное совпадение. После смерти АнныМихайловны – а я почти на сто процентов уверена, что в «Эгоп» приезжалаона, – опять всплывают какие-то драпировки. При чем здесь они?

Сев в машину, я медленно поехала в сторонушоссе. В голове не было никаких конструктивных мыслей.

– Милый, – раздалось израдиоприемника, – исполни последнюю просьбу несчастной Полины.

Я бросила взгляд на панель. Ну-ка, что слушаетмоя подруга Валя? В последнее время развелось огромное количество станций, икаждая считает своим долгом запустить шоу, причем чем глупее, тем лучше.Кстати, и теледеятели озабочены схожей задачей, каналы прямо-таки соревнуются всоздании развлекательных программ: отправляют звезд в глухие уголки земногошара, заставляют балерин петь, художников танцевать, спортсменов печь пироги.

– Говори, дорогая, – ответилвкрадчивый голосок.

– Нет! Не хочу! – взвизгнулатетка. – Конец!

Послышался резкий хлопок, потом заунывнаямелодия, а затем вежливый баритон равнодушно произнес:

– На волнах радио «Не со всеми»транслировался спектакль театра «Занавес».

Я чуть не въехала в столб. Театр «Занавес»!

Когда я изучала телефон в рекламном агентстве«Панда», то выяснила, что кто-то обращался в этот театр. А перед смертью АннаМихайловна еле слышно произнесла: «Занавес…» Я решила, что она выразиласьаллегорически. Мол, занавес, в смысле все, конец, умираю. Но сейчас мне вголову пришла иная идея. Вдруг несчастная старуха намекала на театр? И страннаябеседа о драпировках, которую вели люди, спешно прибывшие к месту гибелиВикторовой… И слова ее таксисту…

Я хотела схватить мобильный, висящий на шее,нащупала кофту и больше ничего. Сначала я испугалась: ну вот, опять порвалсяшнурок, аппарат потерян безвозвратно, вместе с телефонной книжкой. Затем явспомнила, что езжу по городу в облике Вали Спиркиной, мой сотовый осталсядома, на тумбочке у кровати. Ну и как выяснить адрес «Занавеса» без справочнойслужбы? Кстати, телефон может понадобиться мне и для других целей. Делатьнечего, придется купить еще один аппарат, самый дешевый, а к нему симку снезатейливым тарифом.

Торговый центр нашелся сразу. Стоило мне лишьподумать о необходимости сделать покупку – и пожалуйста, громада из стекла ибетона уже рядом.

Я оставила машину на парковке, вышла наружу,увидела, что туфли безобразно испачканы, и полезла в багажник за щеткой илигубкой.

– И где твоя тачка? – спросилраздраженный басок.

Я выглянула из-под крышки багажника. Недалекоот меня стояла парочка, парень лет двадцати и темноволосая девушка того жевозраста.

– Куда, спрашиваю, колесаприткнула? – более сердито продолжил парень.

– Вон там, у входа, где дурыстоят, – колокольчиком зазвенела спутница и указала рукой влево, –около них бросила.

Я невольно посмотрела в ту сторону и увиделадве большие круглые чугунные тумбы, соединенные цепью, и рядом крохотную«букашку» ярко-красного цвета.

– Дуры? – в полном негодованиивоскликнул юноша. – Ты с подругами, что ли, приперлась?

Я опустила взор в багажник. Интересно, какотреагирует девица. Мужчинам свойственно порой делать глупости, зря в идиотскихпоступках обвиняют лишь блондинок. Несколько недель назад я собственными ушамислышала, как вполне взрослый мужик (между прочим, жгучий брюнет) на полномсерьезе спрашивал продавца в магазине строительных материалов: «Скажите,плинтус кладут на линолеум или под него?»

Когда я работала в журнале, у нас заведовалотделом культуры Костя Маслеев, очень милый, интеллигентный, женатый человек. Вжизни Маслеева была одна большая беда – теща, Анна Ивановна, капитальноотравлявшая существование зятю. Ругаться с вредной бабой Костик не мог, он былс ней предельно вежлив, но за глаза звал ее Годзиллой.

Сотрудники жалели его, давали советы поукрощению распоясавшейся нахалки и, если Годзилла звонила Маслееву на работу,прикрывали трубку ладонью и шептали:

– Кость! Дыши глубоко! Годзилла напроводе!

Восьмого марта Костя позабыл про тещу. Мысль отом, что он не поздравил Годзиллу, осенила его лишь в середине дня.Перепугавшись, Костик дал нашему стажеру Юре деньги и приказал:

– Сходи в цветочный магазин, а потомотнеси букет вот по этому адресу.

– Йес! – кивнул стажер,студент-второкурсник, которого в редакции все считали мальчиком на побегушках,и полетел ветром.