– Из полиуретана, – ответила Аня.

Бабища оперлась о прилавок.

– Ясненько, – удовлетворенно сказалаона, – экзотическое животное. Не, не хочу!

– Почему? – не выдержала я.

Тетка перевела на меня тяжелый взгляд, потом слегким презрением протянула:

– Объясню, коли сама не догоняешь.Полимуэртан в тропиках живет, при первом морозе этой обувке трендец придет.

Мы с Аней замерли, а баба, подхвативмногочисленные пакеты, покинула магазин.

– Сколько стою за прилавком, –первой пришла в себя Аня, – столько балдею. Народ обезумел! Зверьполимуэртан! Надо же придумать такое!

– Идея про мороз и босоножки тоженеплоха, – хмыкнула я, – с голыми пятками по снегу в самый разбегать.

Театр «Занавес» занимал крохотный домик междудвумя серыми зданиями, явно построенными еще в конце девятнадцатого века.

Я подергала дверь раз, другой, третий.

– Эй, – высунулся из стоящего рядомгазетного ларька продавец, – куда лезешь?

– Хочу войти внутрь!

– Сегодня спектакля нет.

– Театр работает не каждый день?

– Вообще-то, они без выходныхпашут, – пояснил мужчина, – только у них кто-то помер.

– Да ну?

– Хочешь подробности узнать, заверни варку, там служебный вход, – посоветовал газетчик и скрылся в ларьке.

Я поспешила в арку и легко попала в небольшойхолл, где стоял стол с лампой под зеленым абажуром.

– Вам кого? – спросил пожилоймужчина, отрываясь от мятого журнала.

Я открыла рот и замерла. На стене прямо заохранником висел наспех сделанный плакат. Белый лист ватмана украшалафотография молодой симпатичной женщины. Коротко остриженные светлые волосыторчали ежиком, круглые карие глаза походили на крупные сливы, а на шее, врайоне отсутствующего у женщин адамового яблока, была большая черная родинка.«Прощай, Леночка, – гласили ярко-синие буквы, – ты навсегдаостанешься в наших сердцах!» Угол плаката украшал пышный траурный бант, внизу втрехлитровой банке стояли цветы.

– Кто это? – показала я на снимок.

Дед обернулся.

– Лена Напалкова, – ответилон, – актриса.

– Она умерла?

– Про живого поминальник делать нестанут, – резонно ответил он.

– Такая молодая и скончалась. Наверное,безнадежно заболела?

– Под машину попала, – охотнообъяснил охранник. – Говорят, дорогу в неправильном месте переходила, вотее и сшибло. Шофера не нашли, удрал!

– Михаил Степанович, – послышалосьиз коридора, – опять по телефону болтаете?

– Вот зараза! – прошепталдедок. – Дался ей аппарат… Нет, Римма Сергеевна, не трогаю я ваш телефон,с человеком беседую! О деле!

В холл быстрым шагом вышла женщина лет сорокапяти.

– Почему цветы в банке? – с ходузавозмущалась она. – Это неэстетично! Надо было вазу взять.

– Букет Лариса ставила, – ответилМихаил Степанович.

– Ничего людям поручить нельзя! –взвилась Римма Сергеевна и только сейчас заметила меня. – Здравствуйте, вык кому?

– Газета «Город М», – бойкозатараторила я, – узнали о вашем несчастье и хотим сделать статью опогибшей актрисе.

– Никогда не слышала о подобномиздании! – с долей удивления произнесла дама.

– Мы бесплатно распространяемся только водном районе, – не меняясь в лице, пояснила я.

– Даром – это хорошо, – оживиласьРимма Сергеевна, – люди непременно возьмут и прочитают, а нам рекламанужна. Пошли. Осторожней, пригните голову, тут балка. Сколько народу о нее лбырасквасило – и не сосчитать. Степаныч! Никого к телефону не подпускай! Взялимоду трезвонить, потом счета километровые…

– Не беспокойтесь, – прогудело нам вспину, – грудью лягу!

Но Римма Сергеевна уже не слушала деда. Онараспахнула дверь и втолкнула «корреспондентку» в крохотную комнатушку, стеныкоторой были сплошь заклеены плакатами.

– Устраивайся, – по-свойскизаговорила хозяйка и засуетилась: – Кофе хочешь? Нам свои журналисты нужны. Теммного, планов навалом. Если будешь хорошо писать, бесплатные билеты гарантирую.Ну и подарочки к праздникам. По рукам?

– Можно попробовать, – закивалая. – Начнем с Лены Напалковой. Расскажите о ней.

Римма Сергеевна включила чайник и протиснуласьв щель между подоконником и письменным столом.

– Чего говорить?

– Биографические данные.

– Возраст она скрывала, – бойкозавела дама. – Так большинство актрис поступает, хотя это глупо. Думаю, ненадо дату рождения в некрологе указывать.

– Ладно, – согласилась я, – ибез уточнения, по фото видно, что она молодая.

– Тридцатку справила, – фыркнулаРимма Сергеевна, – но под девочку косила: юбочка до колена, кофточки вобтяг, стрижечка смешная. Играла в «Занавесе» много ролей, хотела пробиться вкино, но ее как-то не приглашали. Это все.

– Маловато для хорошей статьи. Давайтепобольше деталей.

– Каких?

– Личных.

Хозяйка кабинета прикусила губу.

– Любовники у нее, наверное, были. Билетыона иногда брала.

– А муж?

– Не удалось ей ни одного парня до загсадотянуть.

– Дети?

– Нет.

– Совсем одинокая?

– Ну уж интимных подробностей незнаю, – осторожно ответила Римма Сергеевна, – мы не дружили.

– Как к ней в театре относились?

– Нормально, – пожала плечамисобеседница. – Давай лучше о наших премьерах побалакаем, реклама позарезнужна!

– Главный редактор велел мне очерк оНапалковой сдать, – напомнила я, – а задания шефа выполняютсямгновенно.