если ты сильнее — ещё и подло. Да, кучи трупов, реки слёз, крови и дерьма — наш мир видал и такое. А у твоего мира это, судя по всему, ещё впереди. Или уже? Вот, видишь, детка! У всех свои особенности. На-райе, например, могут есть мясо только с тех ферм, где забоем скота занимаются ординары. Животное берут на взгляд, оно умирает счастливым, и в мясе не остаётся «вкуса страха», так они это называют. Людям всё равно, а на-райе его чувствуют. Потому что они тоже другие. Мы все разные, но все связаны. Не появились бы в Мире вампиры — и остались бы на-райе травогрызами, как Перворождённые! Нам, вампирам, не выжить без людей, а люди без пригляда на-райе, пусть и минимального, мгновенно превращают Мир в помойку и начинают за эту помойку воевать, превращая её уже в кладбище, это всё уже проверено! Двух тысячелетий вполне хватило. Не потому, что люди плохие, а потому, что так уж вы устроены, и что будет твориться в твоём мире лет через тысячу, мне и представить страшно! Но это понимание нам всем нужно было выстрадать, понимаешь, детка? Должно было пролиться много, очень много крови прежде, чем до всех всё это дошло. Лучше бы уж ординаров кормили, чем зазря кровь проливать! А тогда… Мы питались только фруктами, и нам было не понять, что Саймону мясо необходимо для жизни. Мы были ещё дети, понимаешь? Испуганные дети. И мы сбежали от него. Со временем его образ оброс домыслами, а мы не сочли нужным это как-то изменить. И для потомков он стал Жнецом Великим. Мы назвали его «Жнец», — пропел он, — что значит в переводе «Жизнь, распоряжающаяся смертью». Но если изменить тон и акцент, получится уже «Жар смертельный», поэтому некоторые умники ассоциируют Жнеца с Солнцем. В общем-то, не удивляет, я работал как-то раз в пустыне вместе с магами военного корпуса. Да, в пустыне, я не рассказывал? — заметил он удивлённый взгляд Дона. — Две тысячи лет назад мне и ещё нескольким из наших это ещё было интересно. Там с тех пор находится то, что ты знаешь, как «Тысяча озёр», красиво получилось, да? А была пустыня. Мы делали барханы выше раз в пять, в шесть, маги сплавляли их в камень, а вода в углубления между ними собралась потом сама. Так вот. Глядя на то, как несладко приходится под палящим зноем даже магам огня, я понял, почему Жнеца часто связывают со светилом, особенно в южных областях. Но мы помним. Двадцать семь Старейшин ле Скайн, наши жёны и сорок семь пар Перворождённых в Квалинести. Никто не знает, зачем ему потребовалось создавать нас — а он нас создал, я это знаю, я был первым и сам помогал ему выращивать Перворождённых. Никто не знает, куда он делся — пожив какое-то время в джунглях, мы поднялись однажды по лестнице, которую он выплавил для нас в скале. Боялись страшно, долго спорили, надо ли это делать, но поднялись — стыдно стало, что бросили его одного, даже не попытавшись поговорить. А он был люто, чудовищно одинок, но понять это, опять же, потребовалось время. Пока мы жили кучей, мы и представить не могли, что это за зверь — одиночество. А потом поняли — и пошли к нему. И никого не нашли. Даже пещера его исчезла. А лестница цела до сих пор, если хочешь — можем сходить и посмотреть. Правда, ничего интересного она из себя не представляет, на редкость уродливое сооружение — только что древнее. Ею, конечно, не пользуются, но иногда приходят посмотреть. Хочешь? Правда? Да что ты? Ай, молодец! Ты хороший любознательный мальчик! Приходи ещё как-нибудь, я тебе ещё многое рассказать могу!

Конечно, Берт хотел! И они сходили порталом к лестнице Жнеца, и Берт сам, своими глазами увидел это странное сооружение, своими ногами потоптал древние ступени, а оттуда Йэльф открыл им портал в Храм, на площадку перед общежитием. Без маяка точнее не мог даже он.

— Пойдёмте, райн Берт, я вас провожу, и пойду уже домой, а то жена заругает, — улыбнулся Дон.

— Жена? — изумился Берт. Даже остановился.

— А то! — задрал нос Донни.

— А-а-а вы тоже… Чтобы она не погасла? — осенило Берта.

— Нет, ну, что вы, она человек! — развеял недоумение Дон. — И так на меня ругается! — он закатил глаза. — Шляешься, говорит, незнамо где, домой, как в гости заходишь! Надоело! Вот возьму и выгоню! И ведь выгонит, что ж вы думаете?

— Вас? — вампир покивал, весело вытаращив глаза.

— Она такая, она может! — усмехнулся он. У Берта перед глазами встало видение: роскошная комната, на полу пышный ковёр, на стенах гобелены и картины, на мебели позолота и бархат; величественная, неземной красоты женщина (другой он представить рядом с Доном не мог) указывает вампиру на дверь, и он, сгорбившись и уныло оглядываясь, идёт вон. Берт потряс головой, но они уже пришли.

— Я вижу, у вас ещё есть вопросы? — Дон сразу оккупировал единственный стул и умудрился вольготно развалиться даже на нём: сел верхом и растёкся грудью по его спинке, уперев подбородок в сложенные руки. — Спрашивайте, райн Берт, ещё полчаса у меня есть.

— А-а… — попытался сообразить Берт, какой бы вопрос задать. Мысли разбегались. Присел на край кровати. — Да. Вот. Этот Йэльф. Он ваш дед?

— Во Жнеце, райн Берт, только во Жнеце. Тот, кто поднял, считается отцом во Жнеце — или матерью. Дэйл, отец моей матери во Жнеце — внук Йэльфа. А Йэльф, таким образом, мой прапрадедушка.

— Но… А первый? Кто-то же был первым?

— Да. Человеческая женщина Мангерита. Её поднял, как говорят, последний дракон, но это предание, а как было дело по-настоящему — никто не знает. Или молчит. Она была ординаром, с неё и возник наш род. Пробыла она недолго, около пятисот лет, потом её упокоили в одной из стычек с недовольными. Это сейчас у нас тихо, некоторым даже скучно, а тогда времена были кровавые, нервные. Да вы почитайте. Вон, я смотрю, у вас хроники КРК лежат — там всё довольно подробно описано. Ещё что-нибудь?

— Э-э-э, да! Скажите, райн Донни, а вот… глаза? — Дон непонимающе задрал брови. — Я знаю, что не следует смотреть вампиру в глаза, и знаю, почему, — заторопился Берт. — Но здесь, у вас — всё наоборот! Не люди глаза отводят, а вы их прячете. Почему? — Дон поморщился, у Берта упало сердце. Кажется,