– Что – слишком?

– Ну, ты – и коровник! И все эти подружки твои… Ну, наверное, им это привычно, они и так из деревни, у них там коровы, свиньи, туалет на улице. А тебе-то это все зачем? Серьезно, о чем ты там с ними разговариваешь? О коровах? Кать, тебе надо уходить оттуда, это же деградация!

– В каком смысле – деградация? – Катя со стуком поставила бокал на стол. – Где здесь деградация?

– Кать… – Ирка смутилась: наверное, не ожидала такой реакции. – Кать, ты меня неправильно поняла. Я не имею в виду, что ты деградировала, но ведь в такой компании это рано или поздно может случиться. Ну вот какие ты книги прочитала за последнее время? Какие фильмы посмотрела? Что смогла обсудить с этими своими подругами? Я правильно помню, что одна из них какая-то сумасшедшая сектантка, другая – малолетняя мать-одиночка, а третья…

Катя с грохотом отодвинула деревянный стул и встала.

Ирка растерянно захлопала глазами:

– Кать, я не…

– Девочки, привет! – К ним направлялся высокий парень лет двадцати на вид. Одет он был, на Катин взгляд, довольно нелепо: узкие джинсы, тесная рубашка бутылочного цвета с какими-то мелкими узорчиками, клетчатый шарф. Жидкие белесые волосы коротко подстрижены, на носу очки в тонкой оправе. Он приобнял Ирку за талию и чмокнул в щеку. – Вы что, уже расходитесь?

– Привет, Антош! – Иркин голос неожиданно подскочил на октаву и зазвучал как-то по-детски. – Да нет, мы разговариваем… Катя, вот, познакомься, это Антон. А это Катя, мы вместе учились, я тебе рассказывала.

– Очень приятно, – сухо сказала Катя, не обращая внимания на протянутую для пожатия руку.

Антон помедлил секунду, убрал ее и снова обратился к Ирке:

– Ирунь, нам пора, ты забыла? Ребята нас в клубе в восемь ждут, а еще ехать. – Он демонстративно приподнял рукав – блеснул металл часового браслета. – Давай, проси счет, я оплачу.

– Но мы даже поболтать не успели, – надула губы Ирка. – Может… – Она вопросительно посмотрела на парня: наверное, хотела пригласить Катю в клуб к неведомым «ребятам». Тот нахмурил брови, окинул Катю оценивающим взглядом и еле заметно покачал головой. Ясное дело, она для клуба выглядит неподходяще: джинсы, толстовка и косичка, как у школьницы. Кате совсем не хотелось ни в какой клуб, но щеки все равно обожгло обидой.

– Ничего, мне тоже как раз пора, – соврала она. – Мама просила не задерживаться.

Пока они сидели в ресторане, снаружи стемнело и похолодало. Зажглись фонари. Катя не хотела так скоро возвращаться домой, поэтому просто шла и шла по улице, то и дело ненароком зачерпывая невысокими ботинками мокрую подмерзающую снежную кашу. Зачем она вообще пошла на эту дурацкую встречу? Ну, не знала же она, что Ирка так сильно изменилась. Да и изменилась ли вообще? Она и раньше мечтала найти богатого жениха, ходить с ним по клубам, летать на острова. А Катя? О чем она мечтала раньше?

Ноги сами несли ее в сторону бабушкиного дома. Рука в кармане нащупала ключ: вчера Катя сама закрыла дверь, пока мама искала во дворе такси, подъехавшее не к тому дому. У подъезда Катя привычно набрала цифры на домофоне, но после первого же гудка спохватилась, что никто не ответит. Устыдившись своей забывчивости, принялась отчаянно давить на все кнопки сразу, пытаясь отменить вызов. Домофон недовольно пиликнул, щелкнул замок, и навстречу Кате из подъезда вышел мужчина с маленькой собачкой на поводке. Катя прошмыгнула мимо него и взбежала по лестнице на пятый этаж. Сердце стучало, выпрыгивая из груди, на глаза навернулись слезы. Господи, как же все это глупо!

Она зашла в квартиру, закрыла за собой дверь, включила свет. Разом нахлынули знакомые запахи: бабушкины чуть горьковатые духи, пыль с бесчисленных книжных полок в коридоре, въевшийся в стены запах кофе…

Катя села на пол и разревелась. Мама, бабушка, брат, Ирка, их любимая пиццерия, «Маленькая Италия», промокшие и замерзшие ноги, это дурацкое наследство – ну почему все так сложно? Да, она никогда не мечтала кидать навоз в коровнике, не хотела изучать виды швов и отличать мясную породу от молочной. Она мечтала стать певицей, но об этом теперь и вспоминать было стыдно. «Связки не смыкаются», «зачем гоняли за сто верст»… Тогда, в общаге, после бокала вина ей казалось, что она поет неплохо. Но сейчас при воспоминании об этом щеки мучительно горели. Даже Надя пела лучше! Катя теперь и сама слышала, как жалко, тихо и беспомощно звучит ее голос. Что это еще за связки, которые не смыкаются? Как их сомкнуть?

Катя встала с пола, ухватившись за дверную ручку. Бабушка, наверное, ругалась бы: отвалится! «Не отвалилась, – мысленно возразила Катя. – Видишь, я аккуратненько. Было бы из-за чего шум поднимать».

Она прошла на кухню и поставила чайник. Зачем-то достала бабушкину чашку, насыпала в нее две ложечки кофе с горкой, добавила кубик сахара из коробочки. Чайник закипел, Катя налила кипяток в чашку и разбелила молоком. Села на бабушкин стул с мягкой расшитой подушечкой, которой всегда немножко завидовала. Надо же, не так уж и удобно, нечему завидовать было. Катя помешала кофе, положила ложечку на блюдце и поднесла чашку к губам. Фу-у-у-у, горько…

Зазвонил телефон, прервав странный Катин ритуал. Это была Ирка.

– Кать! – Она перекрикивала громкую танцевальную музыку на фоне. – Кать, ты где сейчас? Дома? Мы тут подумали, что тебе развеяться надо! Давай мы за тобой заедем! В этом клубе как-то тухло, мы решили поехать в другой, заодно и тебя подхватим! Давай, переодевайся! Щас потанцуем, выпьем чего-нибудь, поболтаем? А, Кать?

– Спасибо, Ир, – грустно сказала Катя, разглядывая липкую чайную ложку, – но я сегодня не очень хорошо себя чувствую. Может быть, в другой раз.

– Ну… Кать, ты не обиделась? – Иркин голос показался Кате каким-то несчастным. – Я правда не хотела…

– Нет, не обиделась. – Катя постаралась звучать как можно искреннее. – Просто голова болит. В другой раз обязательно, окей?

– Ну хорошо! – снова развеселилась Ирка. – Тогда пиши! И я тебе буду писать! Не закисай там, котик!

– Пока-пока! – Катя повесила трубку и медленно погрузила ложечку обратно в чашку. Пусть стоит. Вдруг бабушка еще где-то здесь? И не может сама сделать себе кофе, но хотя бы запах ее порадует?

Если не ветеринаром, то кем?

Катя вспомнила соседок по комнате. Сумасшедшая сектантка, малолетняя мать-одиночка… Звучит жестоко, но, если подумать, все выглядит именно так. Значит, Ирка права, и она скоро… деградирует? Да ну, чушь какая-то. Вон Елена Алексеевна же не деградировала. Она тоже из деревни и тоже, наверное, училась в этом колледже, а уж для нее даже Ирка со своим дурацким Антоном не нашла бы обидного ярлыка. Катя станет хорошим ветеринаром, ее будут любить животные и их хозяева, она начнет много зарабатывать и полетит в Таиланд вместе с мамой…

«Наших выпускников ждут на фермах, в хозяйствах», – вспомнились ей слова Елены Алексеевны при поступлении. Ну да, звучит не очень-то похоже на Таиланд.

Катя уныло посмотрела на свои руки. Мозоли, цыпки, заусенцы. Хорошо, что она не стала жать руку этому прилизанному Антону, а то у них с Иркой был бы еще один повод пообсуждать ее деградацию.

Она встала, достала с полки еще одну кружку, плеснула туда кипятка, бросила чайный пакетик. Прошлепала мокрыми носками в комнату, плюхнулась в кресло у выключенного телевизора, взяла с тумбочки открытую коробку конфет. Съела одну, вторую… «Прошлого не вернешь…» – уныло подумалось ей. Вот и бабушкины конфеты кончаются, а новые она разве что сама себе купит.

Снова зазвонил телефон.

– Катька, ты где бродишь? – Голос мамы был все таким же надтреснутым и взволнованным. – Максюша там не с тобой?

– Нет, конечно. – Кате почему-то не хотелось говорить, что она в бабушкиной квартире. – Я с Иркой встречалась, сейчас домой пойду.

– Ну хорошо. – Мама вздохнула, и Кате совсем расхотелось возвращаться домой. – Давай скорее, а то я беспокоюсь. Купи там молока по дороге, у тебя денег хватит?

– Хватит.

– Тогда жду. С Богом!

Новая мамина присказка покоробила Катю. Все у нее теперь с Богом – только почему тогда так паршиво?

Она поставила коробку с оставшимися конфетами обратно на тумбочку, поправила покрывало на кресле, вылила недопитый чай в раковину, помыла за собой кружку. Повернулась к бабушкиной чашке… Подумала с минуту – и оставила все как есть. Снова влезла в мокрые ботинки, застегнула пуховик.