— У каждого свои методы, — философски заметилГабуния, — ты думаешь, он тоже выполняет чей-то заказ?

— Конечно. Он же не станет платить свои деньги. Этопросто не тот человек. Иногда бывает обидно. Я думал, что мои статьи будутпереводить на основные языки, перепечатывать в американских и европейскихгазетах. А приходится работать на такую гниду. Вот что я тебе скажу. Сегодняникому и ничего не нужно. И все журналисты никому не нужны. Вокруг одна муть,все пишут на заказ и как требует хозяин.

Габуния согласно кивнул. Он узнал все, что ему было нужно, ипочти сразу потерял интерес и к этому ужину, и к своему собеседнику. К тому жеон был диабетиком и не мог злоупотреблять спиртным и обильной пищей.

На следующий день было установлено наблюдение за АркадиемЯковлевичем Холмским. Все его телефоны были взяты на прослушивание — в егоофисе, в трех квартирах и на даче была установлена специальная аппаратура.

Праздник бывшей Красной Армии, ставший затем праздникомСоветской Армии, плавно перешел в новое время, став праздником РоссийскойАрмии. В обществе по традиции отмечали этот день, называвшийся теперь Днемзащитников Отечества. Предполагалось, что цветы к монументу в Александровскомсаду возложит делегация Государственной Думы во главе с ее председателем. Уже кдесяти часам утра, когда должны были прибыть важные чиновники, парк былперекрыт, и в него никого не пускали.

Лугаев узнал пожилую женщину, которая терпеливо дожидалась уворот парка, чтобы возложить свой скромный букетик. Он подошел к ней, взглянулна часы. До приезда делегации оставалось минут десять или пятнадцать. По рациидолжны были сообщить, когда они выйдут из Государственной Думы. Отсюда доздания Думы было не более пяти минут хода, а если они подъедут на машинах, то итого меньше.

— Ваши документы, — строго сказал он, надеясь, чтоона его не узнает.

Но женщина тоже его узнала и улыбнулась. Потом протянулапаспорт.

— Самойлова, — сразу вспомнил Лугаев, мелькомвзглянув на фамилию. И вернул документы женщине. Затем посмотрел в сторонумонумента. — Проходите быстрее, — неожиданно разрешил он, —только положите цветы и проходите дальше. Не задерживайтесь, иначе у меня будутнеприятности.

— Спасибо вам.

На ней было то же самое светлое пальто, в котором онаприходила несколько дней назад. Наверное, этому пальто лет было не меньше, чемсамому капитану. Ему опять стало стыдно, что он задерживает пожилую женщину,ветерана войны, в угоду политикам, которые должны вот-вот здесь появиться.

— Стрельнев, — подозвал он своегозаместителя, — проводи женщину.

В руке она держала традиционный букетик. Стрельнев привычноподнял металлоискатель, провел им по одежде старушки. Лугаев нахмурился.Старший лейтенант поступил абсолютно правильно, но все равно в этом действиибыло что-то оскорбительное. Что могла сделать эта несчастная пожилая женщина,едва передвигающая ногами. Лугаев забрал букетик и ощупал проволоку. Всенормально.

— Идите, Лидия Алексеевна. — Он успел прочитать впаспорте ее имя, но не был уверен, что правильно назвал отчество.

— Лидия Андреевна, — поправила она и снова досталасвой паспорт.

— Проходите, проходите, — разрешил Лугаев, махнуврукой.

Стрельнев довел ее до монумента. Она положила свой скромныйбукетик на край постамента и, поклонившись, отошла. Затем засеменила к выходуиз сада.

Именно в этот момент Лугаеву сообщили, что делегация воглаве со спикером уже находится рядом.

— Стрельнев, — крикнул он, поднимая рацию, —задержи женщину, там сейчас будет делегация.

— Хорошо. — Стрельнев остановил Самойлову,придержав за локоть, и она застыла рядом с ним. — Подождите,пожалуйста, — попросил он.

Большая делегация политиков во главе со спикеромГосударственной Думы вошла в сад. Члены делегации толпой прошли мимо замершихна месте Стрельнева и пожилой женщины, направляясь к могиле Неизвестногосолдата для возложения цветов. Среди них было много узнаваемых лиц — самспикер, его заместители, руководители постоянных комитетов, известные депутаты.Лугаев с ужасом подумал, что сейчас несчастная женщина обратится к кому-нибудьиз них с жалобой или с просьбой. И тогда ему не избежать наказания за то, чтоон пропустил в сад постороннего человека во время возложения цветовруководством парламента. Но Самойлова стояла не двигаясь. Когда все прошлимимо, она тяжело вздохнула и направилась к выходу. Лугаев был готов еерасцеловать и опять устыдился, что мог так плохо о ней подумать. Эти ветеранычестно сражались во время войны и достойно жили после нее. Такая женщина нестанет ничего просить, даже увидев перед собой толпу известных политиков. ЛидияАндреевна доковыляла до него и мягко поблагодарила:

— Спасибо вам, капитан.

— Удачи! — отозвался он на прощание, поворачиваяськ делегации Государственной Думы.

Они уже возлагали цветы.

Стрельнев подошел к нему.

— Вот такие у нас ветераны, — с восхищениемпроизнес он. — Я думал, что она не удержится и кого-нибудь из нихостановит, чтобы высказать свои претензии. А она даже не посмотрела в ихсторону.

— Это люди старой закалки, — объяснил подчиненномуЛугаев, — сейчас таких уже нет.

Рано утром Карл Гельван приехал в Махачкалу. В обычном купескорого поезда ему пришлось провести долгую ночь с семьей даргинцев,направлявшихся в Дагестан. На три места их было пять человек вместе с отцом семействаи его дородной супругой. Дети беспрестанно галдели, и Гельван почти все времяпути простоял в коридоре, избегая их шумного общества.

Утром он вышел на перрон вокзала невыспавшийся и злой.Проведя рукой по щетине, вспомнил, что у него с собой электрическая бритва.Взять ее посоветовал Гейтлер, почему-то считая, что на Кавказе небритый человекобязательно обратит на себя внимание и вызовет подозрение, хотя именно здесьбыло полно бородатых и усатых мужчин. Карл направился в вокзальный туалет, неухоженностькоторого вызвала у него отвращение.

В его дорожной сумке кроме бритвы лежали небольшой диктофони два мобильных телефона. Дзевоньский специально отправлял одного из своихработников в Ростов за этими сотовыми аппаратами.

Гельван побрился, благо электрическая розетка в этом грязномтуалете, как ни странно, оказалась в исправности. И через десять минут ужеснова вышел на привокзальную площадь. Его зазывали частники, предлагая подвезтикуда угодно, но Карл прошел мимо них. Сегодня у него был другой маршрут. Онобошел площадь, огляделся и вернулся на вокзал, где приобрел билет в спальныйвагон — «СВ». Внезапно его осенила идея купить и второй билет в это жедвухместное купе, чтобы наконец выспаться, но кассир лишь развела руками —больше билетов не было. Поезд на Москву отправлялся через три часа.