— Какой альтруизм, моя милая? — удивилсяХолмский. — Только бизнес, и ничего кроме бизнеса. Мне заказывают музыку иплатят, а я плачу вам. Все на взаиморасчете, никаких чувств.

— Не сомневаюсь. Но зачем вам за него платят? Хотят ещераз уколоть власть? Так мелко и глупо? Для чего?

— Не знаю. Лучше не думать об этом. И вам не советую.Мне дают деньги — я выполняю заказ. Не больше и не меньше. Если начну выяснятьподробности, то могу потерять голову. Любопытство — один из самых страшныхпороков. И самых глупых.

— Тогда не буду любопытничать, — она с шумомподнялась, — статью сделаю к понедельнику. Что-нибудь еще?

— Позвоните мне после того, как выйдет статья.Возможно, будет новый заказ.

— Договорились. Сама не понимаю, почему я работаю свами за такие деньги? Наверное, слишком хорошо к вам отношусь.

Лиховцева вышла из кабинета Аркадия Яковлевича, а текст ихбеседы уже через час лег на стол объединенной комиссии.

— Ты был прав, — прочитав его, обратился Машков кДронго. — Обе эти рекламные кампании провела контора Холмского. Теперьнадо постараться узнать, кто именно ему платит.

— Нужно все тщательно продумать, — отозвалсяДронго. — Гейтлер опытный специалист. Его люди могут быть рядом. Я неудивлюсь, если узнаю, что Лиховцева или Горбунков работают одновременно и наХолмского, и на самого Гейтлера. Может, лучше подождать, когда на Холмскоговыйдет заказчик или человек, который передает ему деньги? Судя по тому, что онпосоветовал Лиховцевой позвонить ему на следующей неделе, этот деятель долженскоро появиться.

— Я бы подождал, — вставил Полухин.

— Мне кажется, ты его демонизируешь. — Машков ужене скрывал своей давней дружбы с Дронго, обращаясь к нему при всех на «ты». Илипытался таким образом отчасти загладить свою вину.

Но Дронго держался с ним сухо и не торопился восстанавливатьпрежние отношения.

— Насколько я сумел понять, Гейтлер — лучший специалиств области подготовки террористов и осуществления террористических актов вмире, — продолжил он. — А это значит, его нельзя недооценивать. Ктому же он много раз бывал в России, родился здесь, хорошо знает местныепривычки и обычаи. В общем, идеальная машина для убийства.

— Не перехвали, — мрачно посоветовалМашков, — хотя, похоже, ты прав. Надо подождать, когда они выйдут на связьс этим Холмским. Хотя бы несколько дней. Пока не нашли Абрамова, у нас еще естьвремя, если наш эксперт правильно все просчитал.

— Утром на телевидение звонили из Махачкалы, —напомнила Чаговец. — Они требуют пять миллионов долларов, которые нужнопередать через два дня в Таллине. Мы проследили звонок. Телефон был куплен вРостове, а звонили из Махачкалы. Аппарат был отключен ровно через минуту послеразговора и, очевидно, уничтожен.

— Махачкала и Ростов, — победно произнесБогемский, — ваша теория, Дронго, рассыпается в прах. Они купили аппаратне в Москве.

— Это лишь доказывает, что они учатся на собственныхошибках, — парировал тот.

— Абрамова похитили чеченцы, — убежденно заявилБогемский, с ненавистью глядя на эксперта. У генерала были глубоко посаженныеглаза, покатый череп, тонкие губы.

— Почему обязательно чеченцы? — поинтересовалсяДронго.

— Или другие кавказцы, — отозвался генерал, —они не простили ему объективной позиции в вопросе о войне в Чечне.

— Звонивший говорил с характерным кавказскимакцентом, — поддакнула Чаговец.

— У вас есть доказательства? — спокойнопоинтересовался Дронго.

— А у вас? — разозлился Богемский. — Вся вашатеория «газетных заговоров» построена на одних предположениях.

— Не совсем, — решил, что пора вмешаться,Машков, — вы ведь прочли беседу Холмского с журналисткой. И давайте небудем высказывать друг другу необоснованных обвинений. Мы делаем общее дело.

Нащекина подошла к Дронго.

— Мне иногда бывает стыдно за наших коллег, —призналась она. — Надеюсь, вы не обижаетесь?

— Если бы обижался, то не вернулся бы обратно вМоскву, — откликнулся тот. — А вообще я некоторым образом считаю себядолжником вашего президента.

— В каком смысле? — не поняла она.

— Несколько лет назад в Баку на него готовилосьпокушение, — пояснил Дронго. — Азербайджанские спецслужбы узнали обэтом, когда взяли террористов, но предупредили российскую сторону о том, чтоопасность террористического акта остается. Президент не отменил своего визита.Просто по согласованию со службами охраны перенес его на более ранний утреннийчас. И прилетел в Баку. Можете себе представить, как он рисковал? Однако визитсостоялся. Я думаю, что возвращаю ему часть того долга. Он мужественныйчеловек.

— Я об этом не слышала, — призналасьНащекина. — Как вы думаете, что лучше сделать в Таллине? Отдать деньги илизадержать посредника?

— Не знаю. Решение принимаю не я. Но, полагаю, будетидеально — выплатить им часть суммы и потянуть время.

— Я тоже так считаю, — согласиласьНащекина. — Предложите этот план генералу Машкову.

— Нет. Лучше вы сами. Вас послушают быстрее, чем меня.Вы же видите, с каким трудом меня здесь терпят.

— Ладно, — согласилась она, — сделаю.Посмотрим, как он отреагирует.

— Хотя нет, — неожиданно остановил ееДронго. — Это может быть опасно для Абрамова. Если позвонил человек скавказским акцентом, значит, они решили провести эту игру до конца. Чтобыпротивная сторона поверила в их решимость и звериную жестокость, они могут неостановиться ни перед чем. Например, отрезать ему палец, создавая себеопределенный имидж. Я думаю, мы не имеем больше права ждать — необходимосегодня же допросить Холмского.

— Вы говорили, что это очень опасно…

— И продолжаю так считать. Но ждать нельзя. Радибезопасности несчастного журналиста, который стал невольной пешкой в большойигре.

Холмский закончил свои дела поздно вечером и поехал домой.Сегодня он решил отправиться на Кутузовский проспект, где у него была квартира,купленная на имя матери. Мать умерла два года назад, и квартира перешла к нему.Здесь была просторная тихая спальня, выходящая окнами во двор. В многокомнатнойквартире Холмского на Ленинском проспекте всегда было многолюдно: там вестихозяйство его супруге помогали горничная, кухарка, домработница. К тому жепостоянно приходили какие-то монтеры, наладчики антенн, различные мастера,маляры. В общем, всегда было полно чужих людей непонятных профессий. Третьяквартира, находившаяся на улице Усиевича, была предназначена для деловых и неочень деловых встреч.

Отпустив водителя и охранника, Холмский поднялся начетвертый этаж, открыл ключом дверь и вошел в квартиру. В квартире было тихо инемного пыльно, как бывает в пустующих жилищах, несмотря на любую, самуютщательную уборку. Сняв пальто в прихожей, он сразу же прошел в ванную комнату,где долго мыл руки. Затем разделся в гардеробной, повесил одежду в шкаф иотправился в спальню, предвкушая, как уляжется на такую удобную, просторную имягкую, двуспальную кровать, оставшуюся еще от родителей. Телевизор он невключал, радио в квартире не было. Однако, открыв дверь в спальню, он визумлении увидел сидящих там двух незнакомых мужчин и замер на пороге. Егопоразило не только их непонятное появление в квартире, но и их долгое терпение— с того времени как он пришел, они не выдали своего присутствия ни звуком.Мужчины продолжали молчать и тогда, когда Холмский появился перед ними.