На их свадьбе Валери сидела с кислым лицом, словно аршин проглотила, в светло-лиловом костюме и подходящей шляпе, то и дело бросая косые взгляды на родных Алисы. Валери ожидала лучшего для единственного сына. Она так высоко установила планку, что Алиса вряд ли достигла бы ее, несмотря на безупречный уход за собой, выверенные манеры и поставленное произношение, поэтому она уже и не пыталась.

Разумеется, Макс ничего этого не замечал. В его глазах мать не могла ошибаться.

После двух часов лихорадочной активности кухня приобрела пристойный вид, ланч готовился. Он мог немного опоздать ко времени, но часам к трем был бы готов. Алиса, однако, была еще совершенно не готова. Немытые волосы, собранные на макушке в неопрятный пучок, несвежее после выпитого вина, съеденного шоколада и недосыпа лицо и послеродовой живот, увеличенный из-за ее пристрастия к печенью «Яффа» и нависающий над поясом штанов для йоги.

Не постучав, она вошла в кабинет Макса и заметила, что он быстро захлопнул ноутбук. Что он от нее скрывает? Она бесцеремонно усадила Банти ему на колени и отправилась в душ.

Прежде Алиса предполагала, что ребенок сблизит ее с Максом. У них будет новая цель и совместные переживания. Но в действительности появление Банти, казалось, отдалило их еще больше.

Она вновь вспомнила о захлопнутой крышке ноутбука, вечерних совещаниях и частых молчаливых паузах между ними. Нет ли у него интрижки на стороне? А если и есть, так ли уж это ужасно? По крайней мере, ей не придется чувствовать себя виноватой всякий раз, когда она симулирует сон или мигрень, чтобы избежать секса. Но сама мысль о подобном предательстве заставила ее задохнуться от волнения. Она и так чувствовала себя немного неполноценной, непривлекательной и нелюбимой. Если Макс подтвердит ее подозрения, это добьет ее. А что, если он попросит развод? Мысль о том, чтобы отказаться от своей идеальной жизни, за которую она так упорно боролась и которая заставляла тысячи других, менее удачливых женщин, дважды жать на ее снимки в Instagram, казалась ей невыносимой.

«Перестань, Алиса. Это всего лишь гормоны. Все будет хорошо», – говорила она себе, подставляя уставшее тело под мощную водяную струю.

Только немного погодя Алиса осознала, что, тревожась о том, как бы Макс ее не бросил, она ни разу не подумала, что стала бы скучать по нему. Конечно, так оно и было бы.

Поскольку это был особый день, Джулиан одевался с особой тщательностью. Он выбрал наряд из коллекции своей старой приятельницы Вивьен Вествуд (может быть, ему стоило снова поискать ее, – возможно, она думает, что он умер) – красивый килт и пиджак из шотландки контрастирующих цветов с асимметричной каймой. Если вы не в состоянии надеть наряд от Вествуд на Рождество, то когда еще? Радио у него было настроено на музыкальную станцию, передававшую «Fairytale of New York», и он подпевал песне, в которой говорилось о том, как он мог бы стать кем-то.

Джулиан действительно был кем-то, а потом стал никем. Теперь он снова ощущал себя кем-то. По крайней мере, кем-то, кого пригласили на рождественский ланч. С друзьями. Они ведь его друзья, так? Настоящие друзья. Моника пригласила его не просто из жалости или чувства долга – он был в этом уверен.

Он вспомнил первое Рождество после Мэри, когда даже не знал, что это за день, пока вечером не включил телевизор. Вся эта телевизионная праздничная суета загнала его обратно в постель с холодной жестянкой тушеной фасоли, вилкой и кучей сожалений.

Джулиан попробовал проделать перед стоящим в гардеробной зеркалом в полный рост одно из движений тайцзи. Ему показалось, он похож на свихнувшегося шотландского горца. Потом он пошел в гостиную, где на кофейном столике, ожидая упаковки, лежали подарки для Моники, Райли, Бенджи, База и миссис Ву. Неловкие пальцы плохо слушались и в конце концов прилипли к скотчу. Джулиан пытался отодрать их, вцепившись зубами в скотч, и в результате его губы прилипли к ладоням.

Выйдя на Фулхэм-роуд, Джулиан заметил идущего навстречу Райли. Вероятно, тот срезал путь, пройдя через кладбище от Эрлс-Корта. Значит, он не остался у Моники. Как же это старомодно. Джулиан никогда не был таким старомодным, даже во времена, когда полагалось таким быть. Райли был явно ошарашен его нарядом.

Дверь кафе открыла Моника, которая выглядела очаровательно. На ней было красное платье, а поверх него – простой белый фартук шеф-повара. По ее виду можно было понять, что она работала у горячей плиты: щеки у нее горели, а из привычного конского хвоста выбивались влажные пряди волос. В руке она держала деревянную ложку, которой размахивала, говоря:

– Входите!

В центре кафе был накрыт длинный стол. На столе лежала белая полотняная скатерть, усыпанная лепестками роз с распыленной на них золотой краской. Каждый прибор отмечался золотым конусом с укрепленной на нем карточкой с именем. На столе были также красные хлопушки, красные с золотом свечи, а в центре – композиция из падуба и плюща. Даже на строгий взгляд Джулиана, все выглядело потрясающе.

– Вы не спали всю ночь, Моника? – спросил он. – Это выглядит великолепно. Как и вы. Это мнение профессионала.

Щеки Моники зарделись пуще прежнего.

– Я действительно встала довольно рано. Вы оба можете присоединиться к Бенджи в Библиотеке, но сначала положите эти подарки под елку.

На одном из кофейных столиков в ведерке со льдом стояла бутылка шампанского, а рядом – большое блюдо блинов с копченой семгой. Воздух наполнялся ароматом жареной индейки и звуками рождественских гимнов в исполнении хора Королевского колледжа. Это был один из тех дней, когда все замыслы собираются воедино.

К ним подошла Моника и, сняв фартук, села:

– У нас остается час, пока я поставлю готовиться последние овощи. Может быть, откроем подарки? Некоторые можем открыть сейчас, остальные – после ланча.

Джулиан, который, в отличие от Моники, не любил откладывать удовольствия, сказал:

– Прошу вас, можно сначала открыть мои?

Не дав им времени на возражения, он вытащил из-под елки свою кучу подарков, завернутых в подходящую бумагу, и вручил присутствующим.

– Боюсь, на самом деле я ничего не покупал, – объяснил Джулиан. – Просто порылся у себя дома.

Бенджи, первым снявший бумагу со своего свертка, с открытым ртом смотрел на подарок, лежащий у него на коленях.

– Альбом с «Sergeant Pepper». На виниле. Нельзя это отдавать, Джулиан. Он будет стоить состояние, – запротестовал Бенджи, продолжая сжимать в руках пластинку, с которой не в силах был расстаться.

– Я бы предпочел подарить это тому, кто должным образом оценит, дорогой мой мальчик, а я знаю, как сильно ты любишь Битлз. Они никогда не были по-настоящему моей фишкой. Этакие пай-мальчики. Sex Pistols. Вот это было мое. – Джулиан повернулся к Райли, с благоговением державшему подлинную футболку Роллинг Стоунз. – Что ж, ты уже давно мечтаешь наложить лапу на мои шмотки, юный Райли. Если хочешь, можешь это продать, но, полагаю, на тебе это будет здорово смотреться.