Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Царевна набралась смелости и попробовала найти работу в портовых тавернах, но хозяйка первой же из них честно сказала, что служанки должны быть готовы «приголубить клиента».
Усталая, голодная и до слез расстроенная, царевна вернулась обратно к ресторану «Морская звезда». Охранник у двери издали узнал ее, улыбнулся с сочувствием. От его доброты у Нади сжалось сердце.
— Не раскисай, девонька! Обойдется!
Надя покорно кивнула.
Должно обойтись! Сама Мокошь назначила ей быть проклятием и спасением для этого мира, так что вряд ли она умрет на пристани от голода. Но вот как жить до свершения пророчеств, никто не упоминал. Голодать или торговать собой в тавернах Морин-Дениза? Может, именно это определит, будет она спасительницей или проклятием?
— Давай знакомиться, — предложил мужчина. — Я Станислав Крут, зови дядя Стас.
— Настя, — краснея, солгала царевна.
Пан Станислав жил на северо-западной окраине города, в Слободе — районе переселенцев. Они долго ехали в трамвае через город. Несмотря на тесноту и тряску, царевна наслаждалась теплом, ветром, запахом водорослей и соли, влетающим в окна.
Наученная горьким опытом, Надя прокручивала в голове план побега на случай, если пан Крут попробует обмануть ее, но в этот раз ей повезло — человек оказался порядочный.
Они вышли на конечной станции. Дальше улица карабкалась вверх по склону, постепенно обрастая маленькими домиками под соломенными крышами. Наде здесь понравилось. Несмотря на очевидную бедность Слободы, деревянные изгороди и обмазанные сырой глиной стены, здесь было чисто и зелено. Дома тонули в вишневых садах, заборы были обсажены синим барвинком и оранжевыми бархатцами.
Жена пана Крута — пани Ирина — сначала удивилась, потом улыбнулась, совершенно не рассердившись, что муж привел домой незнакомку.
— Давно приехала, Настасья? Синяки под глазами… Где спала прошлой ночью?
— Я не спала, пани.
Женщина обменялась с мужем взглядами.
— На вокзале сидела?
— Как вы узнали?
— Сами такими были! Тебе повезло, что полиция не схватила. Нынче всех, кто больше двух ночей на вокзале живет, в тюрьму бросают, а оттуда на пристань гонят, камни для крепостной стены таскать. Повезло тебе, вот что. Ладно, пойдем в дом!
Они зашли в сени. Слева была отгороженная пыльной занавеской кладовка, справа — маленькая кухня. Дверь прямо вела в комнаты, но пани Ирина сразу увлекла девушку на кухню, усадила, а сама принялась накрывать на стол.
Надя тихо сидела на стуле, смущенная неожиданной добротой.
— У нас гости, мама?
Дочка пана Стаса была на год младше Нади, но выглядела старше. Морское солнце и ветер загрубили кожу, опалили до бронзы. Юлия была невысокой и крепкой, как отец, но черты лица были мягкими, как у матери. У нее были очаровательные ямочки на щеках, полные губы и ярко-синие глаза.
— Юленька, это — Настя!
Девушка посмотрела на царевну с любопытством, но расспрашивать не стала. Пани Ирина накрывала на стол, пан Станислав ушел в дом, Юленька помогала матери. Надя, сжавшись, сидела за столом.
Странное было ощущение.
Непосредственность хозяев, домашняя спокойная обстановка, словно она бывает у этих людей каждый день. Она видела их впервые, но чувствовала себя здесь дома и была до слез благодарна.
Надя не представляла, как сложится ее дальнейшая жизнь в городе, но это короткое мгновение — кипит на печи суп, Юленька нарезает крупными ломтями ржаной хлеб, пани Ирина расставляет глиняные тарелки, расписанные алыми жар-птицами и вишнями, — она будет нести в сердце и памяти как великую драгоценность.
Надя сглотнула, потерла нос.
Вернулся пан Станислав, сел на стул напротив девушки. На улице сгустились ранние осенние сумерки. Мужчина посмотрел под потолок, где висел стеклянный шар. Прочел молитву, и шар наполнился тусклым светом.
— Слабо светят кровавки в последний год, девонька. Устал Ярок.
Пан Станислав постучал по лампе, снова прошептал молитву одними губами. Света стало больше. Он тяжело вздохнул и сел.
— Как там Варта? Я слыхал, дела у вас совсем плохи?
Надя кивнула, опустив взгляд.
— Только здесь нам тоже не рады, девонька, — сказала пани Ирина. — Мы за местных самую тяжелую работу делаем, а на нас смотрят, как на грязь. Ни в лечебницу не обратиться, ни в полицию. Мы тут всегда виноваты.
Она замолчала, горько сжала губы.
— Но ведь и местным нелегко? Страшно жить, когда в любую минуту на берег может выползти какая-нибудь нечисть из моря.
— И то правда, — нехотя согласилась пани Ирина. — Да только первые, кого на штыки бросают, — такие, как мы.
— А солдаты в алых мундирах? Они из приезжих?
— Солдаты — да, а офицеры — местные.
Помолчали. Пан Станислав, Юлия и пани Ирина молча ели. Надя не выдержала, спросила несмело:
— Почему же не попросить помощи у Черной царевны?
— Типун тебе на язык, девонька! — сказал пан Станислав, сплевывая через плечо.
— Она ведь царской крови, невеста первого бога и чародейка! Она может попросить о помощи у королевских особ и у первых богов, и сама, наверное, что-то может… Ей ведь просто не сказали, как здесь всем тяжело!
— Чародейка, говоришь? Не знаю. Не слыхал. Но если так, то спасите нас боги!
— Почему?
— Да неужто не поймешь, глупая? — сердито вмешалась пани Ирина. — Что бы она ни делала, все ее поступки приведут к злу. А если она еще и чародейка, то Краю точно конец. Дай боги, чтобы ее смогли удержать в Черной башне, а то всем смерть.
— Все говорят, что она зло и проклятие, но почему? Потому что обещана в невесты Анку? Это ведь не делает ее чудовищем.
Пани Ирина не выдержала, со стуком положила ложку на стол.
— Мать ее душу ребенка продала за власть. Отец вконец город извел ради нее. А суженый? Сама Смерть! Ничего хорошего этот ребенок в мир не принесет. О чем бы она ни думала, как бы ни пыталась, все ее поступки, вольные и невольные, приведут лишь к беде. Тебе, возможно единственной в Крае, жаль ее. Не надо! Такова ее судьба. Кто-то живет тихо, детей растит, а кому-то назначено быть очищающим пламенем. От судьбы не уйдешь.
Надя склонилась над тарелкой и начала есть, не чувствуя вкуса.
— Тварей из-за Завесы не мучает совесть, когда они жрут людей, — добавил пан Станислав. — Анку не плачет над младенцами, которых забирает на тот свет. И Черная царевна из того же теста. Не жалей ее!
— Хочешь добавки, Настенька? — смягчилась пани Ирина.
Вот они: хорошие добрые люди, не глупые, не жестокие, но готовые ненавидеть незнакомку из Черной башни лишь потому, что все ждут от нее беды. Как объяснить им, что она не виновата? Как заслужить их расположение, если они даже в мыслях не допускают, что Надя хороший человек?