— А как же то хорошее, что ей предсказано совершить? — тихо спросила царевна, не поднимая глаз. — Она вернет память, свет и тени тем, кто их потерял…

— К добру ли? — отмахнулась пани Ирина. — Все, что сделала или сделает Проклятая, приведет к беде. Все это знают.

Разговор оставил тяжелое впечатление у всех. Спать легли рано.

Надя очень устала за последние дни. Это была та усталость, когда при виде подушки она должна была мгновенно уснуть, но сон не шел. Надя думала над словами пана Станислава.

Может, она и вправду Зло? Именно так, с большой буквы? Наверное, чародеи древности, те, что уничтожили половину Края, загнали людей за стены городов, чьи имена вычеркнуты из книг, тоже не думали, что творят зло? Им всем когда-то было шестнадцать, и они мечтали сделать мир лучше…

Надя, не мигая, смотрела в темный потолок.

«Если все говорят, что я плохой человек, то, может, так оно и есть? Может, я обманываю себя? Лишь думаю, что я лучше? Со стороны людям виднее… Так зачем что-то доказывать? Проще поступать, как от меня ждут. Они говорят, что я ужасная. Так, может, не спорить? Даже папа верил в это, поэтому и держал меня взаперти в башне».

Царевна села на постели, поджала ноги.

Сонно дышали Юлия и пани Ирина. Царапалась за шкафом мышь. Пахло сыростью от земляного пола и человеческим дыханием. Надя сжала висящий на шее клык. Теплая кость впилась в ладонь.

Длинношейка сказал, что она хороший человек. Грустно, что во всем мире в это верит лишь он. Так как быть? Чьим ожиданиям соответствовать?

Надя зажмурилась.

«Что думаешь, Роджер?»

Наверное, бог мертвых тоже останавливался перед подобным выбором. Никто в мире не ждет от него доброты или благородства. Его именем пугают детей, но Роджер не зло, значит, и она не должна быть злом!

Надя прижала колени к груди, свернулась котенком.

«Я просто хочу быть хорошим человеком. Хочу жить так, чтобы не стыдиться себя. Что бы обо мне ни говорили, чего бы от меня ни ждали — я не черная, я не проклятая!»

Пусть говорят, она не будет слушать.

На окраине Морин-Дениза, почти на самой вершине холмов, окружающих гавань, вытянулась улица Цикория.

Каштановые аллеи, хорошие булыжные дороги, не искореженные шрамами трамвайных рельсов. Заборы здесь были каменные и высокие, но у Нади не возникало ощущения, что живущие за ними хотят отгородиться от окружающих. По улице плыл запах готовящегося обеда, на веранде одного из домов кто-то играл на пианино, и музыка стелилась по улице, как аромат супа.

Кое-где на воротах висели аккуратно отшлифованные доски с объявлениями. В двух домах требовались горничные. Надя решила попробовать устроиться здесь, но привратники, поняв по ее произношению, что она эмигрантка, не стали даже слушать. Громко хлопали дверью прямо перед носом. Еще в одном доме искали помощницу кухарки. Надя очень плохо разбиралась в готовке, но выбор был не велик. Но и здесь с ней не стали разговаривать. Привратник больно схватил за руку и швырнул на дорогу, хотя необходимости в этом не было — Надя вела себя очень вежливо. В самом конце улицы, в доме с зеленой крышей, требовался садовник. Надя позвонила в двери без особой надежды, мысленно готовясь снова искать работу в порту.

Открыл привратник, пожилой, но еще крепкий мужчина, похожий на солдата. Он посмотрел на нее свысока, нахмурился и быстро что-то проговорил. Надя поняла, что и здесь ей не рады.

— Господин, я на место садовника! Я отличная садовница! — попробовала она объяснить на гроенском.

Привратник задумался. Затем позвал кого-то со двора.

К ним вышла молодая женщина. Она вытирала о передник мокрые красные руки, пока привратник что-то объяснял про Надю. Затем женщина жестом пригласила царевну следовать за собой.

Сразу за забором начинался низкий яблоневый сад. Трава была старательно скошена, но под деревьями скопились опавшие яблоки, желтые, пропитанные солнечным светом. Пахло кисло-сладким яблочным соком.

Большой белый особняк под синей крышей стоял в самой глубине сада. Под окнами росли кусты роз. Белые, бледно-розовые и желтые. Надя сразу прониклась к ним сочувствием и любовью. На лужайке между садом и домом были растянуты веревки с сохнущим бельем. Пейзаж был очень домашним, и Наде очень-очень захотелось остаться здесь.

По мраморному крыльцу они поднялись в дом.

В темной прихожей пахло розами. Окна были открыты, впуская прохладный утренний воздух. Женщина провела царевну на второй этаж. Надя с любопытством рассматривала по дороге стены, увешанные картинами в старых рамах. Здесь не было ни одного семейного портрета, только морские пейзажи. Горничная постучала в дверь в конце коридора, а когда за дверью ответили, подтолкнула девушку в спину.

Комната была кабинетом и библиотекой. Все четыре стены до потолка заставлены стеллажами с книгами, оставляя свободными лишь дверной проем и окна. В центре стоял тяжелый стол из темного дерева, а перед ним два кресла. За столом работала с бумагами пожилая женщина. Она подняла на девушку вопросительный взгляд.

Надя смущенно подошла к столу и неловко присела в реверансе.

— Я на должность садовницы, госпожа.

Женщина смерила царевну взглядом, задумалась ненадолго.

— Меня зовут госпожа Алид Ван Варенберг. А тебя? Из какого ты города?

Говорила женщина на гроенском, но выговор у нее был четкий, с хорошей артикуляцией и понятными паузами. Именно так учила говорить пани Ожина. Царевна облегченно вздохнула.

— Из Северной Варты, госпожа. Зовут Настасья, — ответила она, старательно выговаривая слова.

— Ищешь работу? Приезжая?

Надя решила обойтись малой ложью. Утвердительно кивнула.

— Где выучила язык? Ты хорошо говоришь, — заметила женщина.

— Я всегда мечтала переехать жить на острова.

— Там говорят на кало.

— Его я тоже учила.

Женщина подняла брови.

— И почему девушка с таким прекрасным образованием ищет работу садовницы? — уже на островном наречии спросила она.

— Даже такую работу тяжело найти в Морин-Денизе. Как я могу желать чего-то большего? — честно призналась Надя, тоже переходя на кало.

Женщина отложила в сторону механическое перо и сцепила руки на столе.

— Ты умеешь грамотно писать на аринском и гроенском? Читать?

— Да, госпожа.

— Ты приехала в город одна или с семьей?

— Одна, госпожа.

— Садись.

Женщина, не вставая, подвинула ей чернильницу, перо и лист бумаги.

— Пиши.

Следующие полчаса Надя неожиданно для себя сдавала экзамен по языкам. Госпожа Ван Варенберг заставила исписать несколько листов текстами под диктовку и перечитать несколько глав из разных книг.