Борис усмехнулся:

– Аль ты, боярин Семен, позабыл, как сам замыслил жениться? По палатам дворцовым ровно потерянный бродил.

Дворецкий обиделся:

– Поклеп, княже, не неси, я дело свое исправно нес.

– Признаю, боярин Семен, но ты в летах был и мудро обо всем судил, а Василий в молодые лета жену в хоромы великокняжеские вводит.

Покидая думную палату, Борис добавил:

– А ведь и мне, боярин, в свадебном обряде великого князя Василия участие принимать.

Удалился дворецкий, задумался тверской князь. Господи, как же скоротечны годы, прошлым летом в Литве побывал, в Луцке, Витовт звал. Да не его, Бориса, только. Приехали московский великий князь Василий, рязанец Иван, явились государи и короли европейские. Заметил Борис, как равнодушен был Витовт к своему внуку московскому Василию. Да оно и раньше было видно, литовский великий князь и голоса не подал в его защиту от Юрия Дмитриевича. Витовта свои заботы одолевали.

Увидел тверской князь в Луцке и нунция папского. Католики Витовта со всех сторон окружили, вера их главная по всей Литве. Даже наместники в землях, Литвой отторгнутых от Руси, Виленской, Брестской, Киевской, Жмудской, Луцкой – все католики.

Замышлял Витовт отделить Литву от Польши. А было ему в ту пору восемьдесят лет, когда он о королевском венце задумался.

Широко замыслил великий князь литовский свое венчание на королевство, да болезнь и смерть планы нарушили…

Вздохнул Борис, прошептал:

– Все в руце твоей, Господи, все мы под Богом ходим…

* * *

Два года минуло от смерти великого князя Витовта и Речь Посполитая лишилась короля Ягайло.

Со всей Речи Посполитой, из Польши и Литвы съехались паны вельможные. Древний Краков напоминал потревоженный муравейник. Именитая шляхта наводнила город своими слугами и оружными людьми, воинственными, драчливыми.

На Сейме бряцали саблями, задирали друг друга, кричали:

– Не хотим Ставицкого!

– К черту пана Адама!

– Владислава хотим!

– Молод Владислав!

– Молод не стар!

И кто за Владислава ратовал, те всех перекричали. Избрали на Сейме королем Речи Посполитой молодого Владислава Ягайловича.

Не успели с одной бедой управиться, великий князь литовский Свидригайло исчез. Обратились литовские вельможи к Владиславу, и он послал в Литву наместником своего младшего брата Казимира27.

Однако литовцы на наместника не согласились, и пока прибывшие в Литву поляки пировали, литовцы, собравшись в собор, венчали Казимира на великое княжение, надев на него шапку Гедимина, подали ему меч и покрыли великокняжеским покрывалом. Так юный Казимир Ягайлович стал великим князем литовским.

Чем бы все это окончилось, не избери венгры короля Речи Посполитой Владислава и своим королем Венгрии?..

А над Европой нависала турецкая опасность. Турки двигались по Балканам…

На волжском правобережье у впадении Суры-реки копилась казанская орда. Пять туменов стягивались под зеленые знамена. Пятьдесят тысяч сабель готовились в поход на Русь.

Колебались на ветру хвостатые бунчуки, пять темников сидели в юрте старшего сына Улу-Магомета Надыра, пили кумыс и вырабатывали совместный план вторжения.

Первоначально они задумывали одним ударом, одним клином врезаться в Москву, сжечь ее, разграбить, чтоб было это местью за набег новгородцев на Казань. Но Надыр-хан сказал:

– Пятьдесят тысяч сабель – это много на Москву. Новгород далеко, Тверь близко. Ко всему конязь Борис посылал на Казань свои корабли, и мы должны прийти к тверскому конязю и наказать его.

И темники согласились.

– Как урусы новгородские ходили на Казань, – сказали они, – так и мы пойдем на Москву и Тверь. Пусть сгорят эти города и заплачут урусские бабы над порубленными мужиками.

– Пусть будет так, – кивнул мулла, соглашаясь с Надыр-ханом и темниками. – Мы загородим урусским кораблям дорогу к Казан-городу, а копыта урусских коней не будут бить нашу землю…

Сотник заградотряда, седой, бородатый Митрофан, узнав о скоплении казанцев, позвал десятника:

– Наряди гонцов в Москву и Тверь, чтоб не замедлили выставить дружины, ино запылают наши города и кровь прольется немалая…

Стучали топоры и чадила смола в котлах. Мастеровые подгоняли бортовые доски, конопатили ладьи. Молодой плотник увидел, как из-за леса выехали два гридня и поскакали к городу. Мастеровой вогнал топор в бревно, сказал:

– Торопятся, коней гонят.

Старый мастер на воинов поглядел:

– Издалека. Кони уморенные. По всему, с вестью какой. – И прикрикнул на молодого плотника: – Чего зазевался, время не ждет…

Набатно ударил соборный колокол. Съехались бояре на Думу. Князь Борис сообщил, орда на Тверь двинулась, а частью на Москву.

– Вам, полковые воеводы, ратников изготовить к утру. – И обвел взглядом палату. – Полки на казанцев поведу сам. В Твери оставляю боярина Семена. На тебя, дворецкий, возлагаю Тверь беречь, да коли орда прорвется, ты, боярин Кныш, семью мою и владыку Вассиана увози в Вышний Волочек. А то и в Яжелбицы, под защиту Великого Новгорода.

Дума была совсем недолгой. Гавря укараулил, когда разошлись бояре. Заступил князю Борису дорогу. Удивился тот:

– Чего хочешь, отрок?

Гавря взмолился:

– Княже, возьми меня с собой на рать. Больно зол я на ордынцев.

Борис строго взглянул на отрока:

– Нет, Гавря, молод ты еще, и твой час не настал. А пока, ежели повезут княгиню с детьми в Волочек, те их сопровождать. Береги княгиню.

Утро только занялось и солнце еще осветило город, как из распахнувшихся ворот Кремника выехал князь с воеводами. Поблескивая броней, они направились к городским укреплениям, где уже тронулись передовые полки…

А тумены, какие на Москву двинулись, уже Владимир обогнули, ринулись на московские просторы, грабили их, жгли. Подступили, ворвались в Земляной и Белый город. От каменного Кремля откатились. Горело все вокруг.

Конные тверские полки шли казанцам навстречу. Воевода Холмский предложил идти на Троице-Сергиеву лавру.

– Это, – говорил он, – для казанцев ближняя дорога на Тверь.

Репнин настаивал на Москву свернуть. Князь Борис Холмского поддержал:

– Москва уже горит, а Тверь прикроем.

Стали тверские полки, перекрыли путь казанцам. Двое суток выжидали. И увидели тверичи, как стеной двигались ордынцы.

Не торопились, подошли к ним тумены, какие Москву жгли.

Полезли тумены, ровно саранча, на тверские полки. Сшиблись, сначала с правым крылом, затем и левое придавили. Опомнился полк тверичей, что в челе стоял, ринулся в сечу.